Из записок. Алтай. Чуйский тракт

Чем отличается любовь от влюбленности, дружба от приятельства, призвание от ремесла? Вот тем же самым Чуйский тракт отличается от других дорог, что судьба когда-либо раскатывала передо мной, словно выплетенные из косы ленты. От любых других.

Трасса федерального значения Р-256, бывшая М-52; точнее, ее участок от Бийска до границы с Монголией, шестьсот без малого километров. Единственный сквозной автомобильный путь через Горный Алтай. Одна из красивейших дорог мира. Уникальный туристический маршрут. Все верно — и все немного не о том. Говоря о Чуйском тракте, я бы оставила только слово «уникальный» в его подлинном и нынче намертво забытом значении: «единственный в своем роде».

Не раз думала, что если бы кто-то специально задался целью проложить идеальную туристическую автотрассу, собрав на ней, как на нитке, плотное ожерелье из гор и рек, степей и перевалов, головокружительных обрывов и пасторальных лугов, древних святилищ и сумрачных курганов, то ничего грандиозней Чуйского тракта и не вышло бы.

Чистая нота восторга

Первый раз — он всегда первый. Будь то публикация в газете, поцелуй или поездка в горы. Запоминается на всю жизнь.

...После очередного поворота мне резко хочется протереть глаза: дорога заканчивается! Долина маленькой речки наглухо перегорожена лесистой горой, и — все, полоска асфальта обрывается; сколько я ни вглядываюсь, увидеть ее продолжения не могу.

— И куда мы дальше поедем? — дрогнувшим голосом спрашиваю у водителя. Час назад возле девчонки с рюкзаком больше себя, голосующей на обочине, притормозил видавший виды ЗИЛ-бензовоз с двумя бочками. Из кабины высунулся парень лет тридцати: карие глаза, темные волосы, сглаженный каплей европейской крови резкий абрис азиатских скул. «Куда?» — «До Курая!» — «Поехали, я в Монголию!»

Водитель сбрасывает и без того небольшую скорость, показывает рукой вбок и вверх, в отрытое окно. Пригибаюсь почти к рулю, поднимаю взгляд от подножия склона и чувствую, как сердце валится в обратном направлении, к пяткам. Гора, вблизи выглядящая нереально громадной, обвита серпантином дороги. Видимо, все эмоции написаны на лице, потому что водитель смеется:

— Не бойся, только снизу круто кажется, а так в два счета заедем. — И с гордостью, словно сам все это так здорово устроил, добавляет: — Перевал Чике-Таман!

Ну, «в два счета» явное преувеличение, в перевал старый «зилок» ползет медленно, упорно и долго. Зато вниз, по прихотливым извилинам поворотов, буквально летит; по крайней мере, мне со страху так кажется. Вцепившись в край сиденья, пытаюсь перекричать шум мотора:

— Зачем так быстро-то?!

— А тормоза только на кабине, если медленней, бочки догонят!

Конечно, как не попугать попутчицу, у которой и без того глаза по восемь копеек. Но страх первого испытания горной дорогой быстро сменяется веселым азартом, я щурюсь от бьющего в окно ветра, откидываю челку и пытаюсь вертеть головой во все стороны одновременно.

Мир сливается в единую пеструю ленту: крышесносные вертикали Катунских бомов, огромные песчаные террасы-ступени, как в разрушенном великанском городе. Великолепная Чуя, то яростная до клочьев пены на каменных клыках в русле, то лениво-спокойная. Словно ножом срезанный утес Белого Бома, крахмальный ажур водопада на отвесных антрацитовых скалах. Поток впечатлений подхватывает и кружит меня, лишь изредка позволяя вынырнуть и судорожно глотнуть воздуха — и снова затягивает в водоворот невиданных пейзажей.

Но вот фантастический калейдоскоп на мгновение замирает, вздрагивает и раскалывается такой вспышкой, что впору ослепнуть.

Стою у распахнутой дверцы кабины ЗИЛа, притершегося к обочине тракта в Курайской степи, цепляюсь за облезшую ручку и не могу шевельнуться: там, впереди, ликующе и монументально расчерчивают синеву белые вершины Северо-Чуйского хребта.

Слова банальны и недостаточны. Об этом не рассказать. Самые яркие описания, сделанные за минувшие годы для путеводителей и журнальных статей, не передают и половины эмоций. Все, что мне теперь доступно — снова и снова привозить сюда экскурсионные группы или друзей-приятелей, попросивших показать Горный Алтай. И жадно смотреть, как распахиваются в изумлении чужие глаза, и отчаянно пытаться хотя бы так, отголоском, отражением, но снова поймать ту запредельно чистую ноту восторга, что звучит только раз в жизни.

Лестница в небо, неизбывная любовь, парящая над миром белоснежная сказка о сбывшемся чуде. Не знаю, за что, за какие заслуги, чьими молитвами дана нам эта красота — всем нам без разбора и сортировки, не избранным, не лучшим, не наградой за испытания, не заслуженным сокровищем в конце тяжкого пути. Просто так, ни за что. Всем. Всем, кто имеет глаза, кто может сесть в автомобиль и провести несколько часов на удобном сиденье. А потом выходи и смотри, сколько захочешь, на сияющие вершины, режущие небеса, глаза и сердце.

Время, которого нет

Неумолимо-линейное движение времени неизменно. Оно идет ни быстрей, ни медленней, не останавливается и не поворачивает вспять. Да ну! Значит, Чуйский тракт — особая зона, где время чихает с высокой горы на все правила мироздания и ведет себя так, как ему хочется.

В нижнем течении Катуни оно несется со скоростью хорошего автомобиля по ровной асфальтированной трассе, закручивает разноцветные смерчи из туристских толп, жадных до развлечений, вытягивает вверх от земли, как невиданные грибы за шляпки, все новые турбазы и отели. Утро, день, вечер. Понедельник — пятница, май — август, высокий сезон, быстрей, больше!

И даже когда вырываешься за границы перенаселенной туристической зоны, на сожженный солнцем Семинский перевал и забитую любопытствующими экскурсантами смотровую площадку Чике-Тамана, время летит, подстегивает, торопит... Чтобы опомниться на рыжей террасе над Чуей и лениво развалиться на плоском горячем камне, грызя стебелек травинки.

Ребята из моей группы, что полчаса назад залетели в придорожное кафе, тревожно поглядывая на часы, и даже слегка подергались от нерасторопности черноглазо-смуглых официанток, выходят из дверей, усаживаются на деревянную скамью и уже никуда не торопятся. Как те самые местные девочки, от природы более мудрые, чем экзальтированные жители городов.

Воздух золотится и густеет, время скользит медленно-медленно, льется медовым расплавом с запахами цветущих трав и терпким привкусом степной полыни. Минута, час, вечность? Нет разницы здесь и сейчас, в окружении гор, что косятся укоризненно и сочувственно на двуногих бабочек-однодневок.

Время грызет травинку, и мы застываем в медово-прозрачном полдне, как бабочки в янтаре.

А чуть дальше время делится надвое, натрое, закладывает прихотливые петли, возвращается по собственным следам, смешивает эпохи.

Гладкая асфальтовая полоска Чуйского тракта, бело-серебристый автомобиль на обочине — XXI век, третье тысячелетие.

Серый обтесанный камень, поставленный вертикально, со схематично высеченным мужским лицом и четко прорисованным коротким мечом на боку — каменный воин тюркских времен, минус тысячу лет в прошлое.

Силуэты оленей, горных козлов и баранов, процарапанные на скале за спиной изваяния — минус четыре-пять, а то и все десять тысяч лет.

Расстояния между автомобилем, каменным воином и черной стеной с петроглифами едва хватает, чтобы выкурить на ходу сигарету.