Они заботятся о нас (часть 1)

1.

— Теперь только один путь — на Завод, — эльф в оранжевой водолазке смял лист с результатом и выбросил в корзину. — Хотя лично я в армию попробую по контракту попасть. Всяко лучше.

Коридор приёмной комиссии разделился пополам. Справа от широких дубовых дверей радовались и обнимали друг друга те, кто прошёл тест. Их ждало прекрасное будущее, похожее на разбегающиеся по весне ручейки - свободное и  полное надежд. Солнечный свет бил сквозь окна университета и бликами отражался в глазах счастливчиков. 

Вторая часть коридора тонула в тени. Два угрюмых орка по очереди возмущались тем, что в их случае система тестов дала сбой и они провалили экзамен. Человеческая девушка в бирюзовом платье сидела прямо на полу, обхватив колени и вперившись взглядом в стену. Остальные стояли потерянные, смотрели в листы с приговором в виде баллов, не в силах поверить в то, что случилось.

— Вам, пацанам, хоть в армию можно, — всхлипнула девушка в бирюзовом платье. — А нам что? Даже родить теперь не дадут.

Я стояла в стороне, в самом углу. Мне тоже не повезло. Во мне тоже не было способностей к управлению магией — так утверждал результат теста. Красный штамп поставили не на бумаге — на жизни. Как теперь родителям сказать.

— На Заводе тоже жить можно, что уж теперь, — сказал один из орков, тот, который был пониже.

— Жизнь - жизни рознь. Надо придумывать что-то! Жалобу писать! — на повышенных тонах проговорил второй орк. 

— Не помогут никакие жалобы, — пожал плечами эльф. — Всё.

— Мы можем собраться, — не унимался второй орк. — Коллективный иск подать. Требовать повторной экзаменации. Вы вообще знаете, какая на Заводе выживаемость? Там, говорят, один из пяти в первый год — того. 

— Ну, один из пяти — это ты загнул. Зато у заводских жильё бесплатное. Плюс — льготы, — проговорил низенький орк. 

— Трупам жилплощадь не требуется, — парировал эльф.

— Валить надо, вот что, — сказал человеческий парень, которого тоже заклеймили.

Я не знала, что сказать. Ещё не до конца поверила, что всё это — со мной.

Дубовые двери открылись. Из приёмной комиссии вышла женщина в тёмных очках с широкой оправой. 

— Через пять минут вы все будете на пути к Заводу, — сказала она, оглядев тёмную часть помещения. — Бежать не советую. Охрана предупреждена. В прошлом году один пробовал, остался калекой.

Девушка в бирюзовом платье опустила голову. Ее била нервная дрожь. 

Мне вспомнилось, как мама предупреждала — учись прилежно, не пропускай ни лекций, ни практикумов тем более, иначе окажешься на Заводе, а там, на Заводе этом — настоящий ад на земле, ни орки, ни гномы, ни люди, ни эльфы там не выживают, всех ломают, крошат в труху, позвоночник перемалывают в пепел. И позвоночник она имела в виду, конечно, не физический, совсем не его. 

— Брат твой троюродный попал на завод, — рассказывала она, листая ленту и попивая чай, даже глаз на меня не поднимая. — Видела, что с ним теперь?

Я видела Марка однажды. На похоронах дедушки. Он был бледен и сутул. Дёргался от любого громкого звука, как будто рядом не топнули ногой, а разорвали снаряд. Когда на опущенный в могилу гроб бросали горсть земли, я видела, как ходят ходуном его руки. Точно у пьяницы после недельного запоя. Но главное — глаза. Они казались обесцвеченными, почти прозрачными, белесыми. Пустота в них была, вот что главное. Как будто его разучили думать, высосав все мысли.

— Да сдам этот экзамен, все сдают же, — сказала я тогда маме. 

А теперь что? Стою тут — в тёмном коридоре посреди будущих рабочих муравьев, у которых только одна жизненная задача - суетиться в муравейнике до самой смерти. Неужели меня ждёт то же самое, что и Марка? Как сохранить достоинство и как унять дрожь в руках?

Вторая часть помещения опустела. Счастливчики поздравили друг друга и ушли праздновать.

— И что там теперь? — потерянно спросил низенький орк.

— Распределять по цехам будут, наверное, — сказал второй орк странно спокойным голосом.

— Куда же лучше там? — спросил один из людей. — Мне говорили, что в магнитном не так плохо, там магии по-минимуму, не облучаешься сильно...

— На Заводе нельзя не облучиться, друг, — вздохнул эльф. — Думаешь, почему он от города так далеко? Там фон такой...

— Лучше — сдохнуть, — заявила девушка в бирюзовом платье, не поднимая головы. — Прямо сейчас. У меня мамин брат на Заводе шесть лет был. Овощ — теперь двигаться не может, только слюни роняет. Лучше — сдохнуть, — повторила она.

— У меня отец друга в диспетчерской до сих пор, — эльф присел рядом с ней, попытался приобнять, но она лишь дёрнулась, отгоняя его от себя. — Да ладно. Ничего. Говорит плохо, медленно, но соображает даже. Некоторых вон, я слышал, комиссуют. Или типа того.

— Да, у нас дальних родственников отпустили через два года, — сказала одна из двух близняшек, стоявших у аварийного входа. — Выплатили компенсации, на госслужбу отправили. Очень хорошо теперь, как ветераны идут. За заслуги.

— Что же они сделали? — недоверчиво хмыкнул эльф.

— Магии не обучены, но умные очень были, — подхватила вторая сестра. — Открытие какое-то что ли сделали о том, как лавовые осадки влияют на магический заряд устройств. Уважаемыми людьми стали. Работать просто надо. Хорошо работать, а не сдаваться.

— Мозговитые, — выдохнул высокий орк. — Нам не светит. 

Я выходила одной из последних. Девушка в бирюзовом платье поднялась с пола и встала рядом со мной. Отряхнулась неловко и спросила:

— Ну что, эльфийка, прорвёмся?

— Не прорвемся, так просочимся куда-нибудь в место получше, — я улыбнулась ей.

Девушка взяла меня за руку и крепко сжала ладонь. Мы вошли, и двери за нами глухо захлопнулись.

2.

Если честно, то Завод ненавидеть было сложно. Больше всего мне не хотелось стать частью хохочущей щебечущей толпы, которая по утрам текла от общежития к корпусам Завода, а вечером, ровно в шесть, тем же маршрутом возвращалась обратно. 

Мама всегда говорила, что в нашей семье только один репейник — и это я. Вечно за все цепляюсь. 

Вот и сейчас мой взгляд цеплялся за все, что могло выдать изнанку Завода. Только, как я уже сказала, теневая сторона не спешила показываться. 

Корпуса казались светлыми и солнечными. На первых этажах были оранжереи и зоны отдыха. Кормили нас прекрасно. Тут, конечно, просится шутка, что кормили на убой, но за три первых месяца работы никто из работников не исчез и не усох. 

Комнаты в общежитиях напоминали номера отелей средней руки, а вместо аниматоров у нас были бригадиры и начальники цехов. 

— Многие из вас слышали всякие дурацкие слухи про Завод, — в первый день сказал нам начальник сборочного цеха, в который меня распределили. — А я скажу вам так. Я проработал здесь двадцать лет. Начал, как вы — рядовым сотрудником, а теперь... 

Начальник цеха, низенький эльф с глубокими залысинами на голове, ткнул пальцем в свою нашивку с должностью и скромно улыбнулся. 

— Теперь я вот речи произношу напутственные. И вам рекомендую не тушеваться, не ставить на себе крест — от каждого, как говорится, по способностям. 

Он и дальше говорил что-то одобряющее. Про то, что мы все — никакие не отбросы, а делаем важнейшее дело. Что общество нас любит и ценит. Что без нас тот уровень жизни, который сейчас царит на всей нашей благословенной земле, был бы невозможен. 

Я тогда сильно напряглась, уж слишком это все напоминало эльфийские колыбельные, в которых, в отличие от человеческих, никто не приходит кусать за бочок. 

Конечно, мне хотелось верить, только характер у меня всегда был скверный. Потому, наверное, и магия во мне не распустилась чудесным цветком. 

В тот первый день, кстати, официально сложилась наша дружеская мультирасовая ячейка. 

Я растерянно стояла с подносом в руках, высматривая свободное место за забитыми столиками на пятерых, когда меня похлопали по плечу. 

— Здорово, — сказал мне тот самый эльф, который хотел уйти в армию. — Пошли к нам. 

Он двинулся мимо меня, не дожидаясь моего ответа, и это мне понравилось. Меньше разговоров, больше еды. 

— Кормят тут по-королевски, — довольно прочавкал орк, призывавший всех нас подписать коллективный иск против результатов теста. 

— Знаем мы ваших орочьих королей, — проворчал эльф. — Что они только не жрали. Эльфятину так точно. 

Орк замер с набитым ртом, демонстрируя во всей красе кривоватые впечатляющие зубы. 

Потом он захохотал, одобрительно двинув эльфа в бедро. 

Эльф поморщился, но не отодвинулся. 

— План с армией провалился? — спросила я, закидывая в рот цветок кабачка в кляре. 

Цветок был большой, похожий на жареного осьминога, рот был маленький, но у эльфов есть свои секреты. 

Орк опять замер, провожая взглядом кабачкового осьминога, а заметив, что я смотрю на него, вспыхнул и отвел глаза. 

— План провалился, — ответил эльф без всякого выражения на лице. — Хиловат я для армии. Бегаю быстро, но сразу выдыхаюсь. 

За что я все-таки иногда люблю своих соплеменников, так это за слабо развитые мимические мышцы. Можно нести всякую пургу, а выглядеть ты все равно при этом будешь царственно. 

— Поняла, — сказала я. — Добро пожаловать на Завод, мой хилый сородич. 

Аккуратно промокнув рот салфеткой, я повернулась к орку. 

— А ты... — начала я. — Смирился, смотрю, со своей незавидной судьбой? 

Орк вздохнул так, что синяя форменная футболка на могучей груди натянулась. 

— Тут и в самом деле не так уж и плохо, — протянул орк. — Бригадир у нас в погрузочном цехе сказал, что возьмет меня в их команду по регби. 

— Спорт — это жизнь, — добавил эльф. — Так держать, здоровяк! 

— Одно плохо, — выдохнул орк. — Умный я больно. Мозг у меня уж так устроен. Когда все видят хорошую жратву и удобные кровати, я вижу то же самое, только еще кучу странных правил в придачу. 

Лицо его заострилось, мышцы затвердели, и я впервые разглядела в нем нечто очень интересное. 

— Наконец-то я вас нашла! — раздался за моей спиной звонкий голос. 

На свободный стул рядом со мной плюхнулась девушка. Бирюзовое платье сменилось на форму, зато добрые глаза и робкая улыбка были все те же. 

Сородич мой просиял так, что мне захотелось взять свои слова о слабых мимических мышцах эльфов.

— Давайте посчитаемся, — сказал орк, возвращаясь к роли добродушного увальня. — Раз. Погрузочный цех. 

— Два. Сборочный цех, — продолжила я. 

— Три. Цех отладки, — сказал эльф, продолжая дебильно лыбиться. 

— Четыре. Логистический отдел, — закончила счет девушка. 

3.

Умелые пальцы освобождают голову. Так говорила моя бабушка, которая лет пять назад ушла в авалонские яблоневые сады. Эльфы живут долго. Дольше всех остальных рас, но при этом так же страдают и мучаются от болезней. Бабушке достался плохой расклад — ее боли не могли унять ни лекарства, ни магическое вмешательство, ни безумная любовь близких. Она отправилась в центр Благостной Эвтаназии, даже в машине не прекращая плести коврики из разноцветных ниток, потому что, отвлекаясь на подобную ерунду, ей становилось чуть легче. 

Так вот, возвращаясь к умелым пальцам. За четыре месяца я освоила свою нехитрую работу до полного автоматизма. Пальцы вкладывали один блок в другой, скручивали тончайшие проводки и зажимали клеммы без всякого участия моей головы. Теперь я могла думать о чем угодно и о ком угодно без всякой потери производительности. 

Когда на той встрече в столовой орк, которого неожиданно мило звали Лугом, сказал про странные правила, я не обратила на это большого внимания. Сложное производство, дорогое оборудование, конечно, должны быть строгие правила. Так тогда подумала я, и была неправа. 

Таблички с предупреждающими надписями висели везде - даже между картин с пасторальными видами. Наклейки с грозными предупреждениями украшали стекла и зеркала в туалетах. Даже столовские подносы покрывали лозунгами и предупреждениями. 

«Нет переработкам! Мы заботимся о вас! Работник обязан покинуть рабочее место в 18.00!» 

«Всегда отмечайтесь в контрольном пункте при входе и выходе! Мы заботимся о вас!» 

«Рабочая форма — это не только аккуратный внешний вид, но и требование безопасности, ведь мы заботимся о вас!»

«Почувствовали даже легкое недомогание? Немедленно проследуйте в лечебный кабинет! Мы заботимся о вас!»

Имин, мой сородич, в один из дней чуть не довел нас до истерики в столовой, добавляя фразу про заботу к любым своим словам. 

— Луг, дружище, не жри так быстро, ведь мы заботимся о вас! 

— Тома, душа моя, позволь мне положить тебе немного салата для хорошего пищеварения, ведь мы заботимся о вас! 

Когда он положил себе в кофе ложку сахара и сам себя поблагодарил за заботу о нас, Луг уже не мог есть и тихонечко хрюкал от сдерживаемого смеха. 

Я еще не знала, что некоторые моменты нужно переживать сполна и радоваться им тоже сполна, а тогда только раздраженно шипела на Имина и просила Тому, человеческую девушку из логистического цеха, как-то на него повлиять. 

Первым перестал смеяться Луг. Я до сих пор поражалась тому, как он в одно мгновение мог превратиться из клыкастого придурка в задумчивого мыслителя. 

— Имин, — тихо обратился Луг к эльфу, — я сегодня попробую спрятаться в туалете, а ты активируй мою карточку при входе. Хочу походить-побродить по ночному Заводу, заглянуть в другие цехи. Я вам уже говорил, что я не только страшно умный, но и невероятно любопытный? Если мне так настойчиво рекомендуют покидать Завод в шесть, то хотелось бы знать почему.

Его рука с черными роговыми ногтями нырнула под стол. Рука Имина тоже медленно сползла со стола. 

— А если Имина поймают, когда он будет активировать твою карточку? — чуть побледнев, спросила Тома. — А если тебя поймают? 

— Имина не поймают, — уверенно сказал Луг. — Ты что, не в курсе, какие эльфы мастера отводить глаза и манипулировать мелкими предметами? Наша Эль уже в передовики выбилась. Говорят, что она дневную норму за три часа делает. Правда, Эль? 

Я фыркнула. 

— Я могла бы и за два часа это все делать, просто вспотеть боюсь. Мы, эльфийки, этого страсть как не любим. 

Луг улыбнулся. 

— За меня не бойся, — сказал он Томе. — Если что, я сразу начну орать, что они плохо заботятся обо мне, потому что у меня приключилось самое жуткое в жизни дристалово от их столовской жрачки. Что даже железный орочий желудок не сдюжил! 

Это был дерзкий план, но ему не суждено было реализоваться в задуманном виде. Буквально через минуту через три столика от нас погибла девушка-гном, перед смертью превратившая своих соседок в каменные изваяния. 

Сначала раздался крик. Он заполнил собой все огромное пространство столовой и длился, казалось, вечность. 

Мне повезло. Мой стул был расположен так, что я сквозь просвет между столиками видела все происходящее. 

Кричавшая девушка-гном отбросила в сторону ложку странной грубоватой формы. Потом она схватилась за стол, как будто ей было трудно стоять, и стол из белого пластика и стекла превратился в свое собственное каменное подобие. Это случилось не в одну секунду — я еще успела заметить что-то вроде бесцветной искрящейся волны, бежавшей по поверхности ножек и столешницы. Волна пошла с той стороны стола, где была девушка, превращая все на своем пути в камень. 

Потом к крику девушки присоединились крики тех, кто сидел вместе с ней за уже каменным столом. Я искренне надеюсь, что они кричали не от боли, а от ужаса. Хотя кто его знает, как чувствует себя живое существо, становясь камнем. 

Завыла сирена. Столовая наводнилась охранниками, отдающие нам короткие и четкие команды. 

Больше трехсот существ всех рас было выведено из столовой буквально за несколько минут. Ничего не могу сказать, эвакуационных выходов из столовой оказалось предостаточно, а охранники были прекрасно обучены, словно их часто тренировали на предмет таких вот происшествий. 

— Нам нужно вечером поговорить, — шепнул мне Луг. — Я приду к тебе, а потом мы пойдем к ребятам. Наверняка они уже будут вместе, утешая друг друга после пережитого. 

Я опять фыркнула. То, что Имин с Томой были безнадежно и трогательно влюблены друг в друга, я догадывалась, чай, не дура. Другой вопрос — почему слова Луга о том, что он придет ко мне вечером, заставили меня задышать чуть чаще? На моих глазах у гномихи, которая по умолчанию не обладала никакими способностями, случился спонтанный выброс магии. На моих глазах четверо людей превратились в камни. Но вместо того, чтобы думать об этом, я размышляла о том, что Луг придет — и мы на какое-то время останемся совсем одни. Все-таки я немного дура.