Страх (часть 2 из 3)

 

Несколько часов он смог убить, занимаясь привычной и понятной работой. Иногда, он даже забывал, что уже мертв. Шла обычная рабочая рутина — сновали техники, проходили степенные офицеры, путались под ногами боты-уборщики. Всё как обычно, словно ничего и не случилось. Пару раз видел даже Смолицкого в сопровождении все того же солдата, с напряженным лицом носящегося по коридорам.
Но вот прошло еще два часа. И шепотки: «почему стоим», «куда пропал капитан?» и другие «а вы слышали...» потихоньку зазвучали во всех уголках корабля. Начались первые ссоры — люди чувствовали, что что-то не так, и отвечали резче, чем ответили в обычное время. А может звезда так влияла. Но ни одного из двух безопасников, пресекающих беспорядки или конвоирующих смутьянов, видно не было. Как не было видно и офицеров. Люди видя это осмелели. В коридорах появились праздно шатающиеся члены экипажа. Тут и там мелькали курительные палочки. Звучала музыка из распахнутых настежь кают. Из других же, закрытых, не раздавалось ни единого звука.

Егор упрямо продолжал работать, несмотря на то, что смысл в этом окончательно пропал. Он сам назначал себе в работу наряды, сам их закрывал и шел дальше. Но он такой, похоже, был один. Даже непогрешимый Иван Иваныч сидел у себя и играл в шахматы с незнакомым мужчиной в форме пустотника.

— Егор, ты ел? — окликнул начальник вернувшегося за расходниками парня.

— Я не хочу, спасибо.

— Тебе надо, — наставительно сказал он, — ты должен расти, чтобы стать сильным и красивым. Иди и поешь — это при.. ик... каз.

Егор с удивлением понял, что Иван Иваныч пьян до изумления.

— И Глебушке отнести. Ему тоже нужно расти сильным и красивым. Бери, там много. Хоть все.

— Слушаюсь, — на всякий случай ответил Егор, беря сразу три контейнера с красными отметками — для младшего командного состава, из горы высящихся на раздаточном столе. — А где остальные?

— Не знаю, Егорушка. Ефим, заснул что ли? Ходи давай, а то доиграть не успеем.

Начальник потерял к нему всякий интерес, не мигая уставившись в шахматную доску.

Ага. Значит уже знают. Ефим не шевелился и вообще не подавал признаков жизни, привалившись к стене. В руке его была зажата никотиновая палочка и еще десятки таких же, израсходованных, валялись вокруг. Даже так?

Егор видел смерть в своей жизни, но вот так, на расстоянии руки... Раньше... Да что раньше — шесть часов назад... Сейчас ему было все равно.

 

Мимо него пронесли незнакомого изысканно одетого мужчину с торчащим из живота ножом — в медотсек тащат. Мужчина ныл и просил нести аккуратнее. И тогда Егор вспомнил еще один свой страх...

***

— Ровно сиди, — грозно посмотрела лейб-медик, поддергивая к себе культю, оставшуюся от левой руки, — ты же мужик! А скулишь как маленький щеночек. Я тебе такую дозу обезболивающего вкатила — ты сейчас бесчувственнее камня должен быть.

Егор до крови прикусил губу и попытался не дергаться. Больно было до безумия — что уж куда ему там вкатила эта высокая женщина в белоснежном брючном костюме, но оно явно не подействовало.

И он терпел, проклиная тот шлюз, того, кто придумал автоматические створки, а еще — свою беспечность, которая стоила ему кисти с половиной предплечья.

— Сейчас немного поколет, — женщина отошла от бокса репликации и стала колдовать с консолью.

Ага, немного. Слезы брызнули из глаз, рука непроизвольно дернулась, а из сжатых губ вырвался стон.

Рука росла на глазах, распечатываемая наноботами.

— Иван Иванович, у вас все подчиненные такие неженки?

— Анна Германовна, сам удивляюсь — не похоже на него. Егорка, ты чего?

— Больно, — просипел парень. — Но, если надо, я потерплю. И я не щенок.

— Утыбосемой, — потрепала за щеку парня врач, — радуйся, что ты на фельдегерьской яхте служишь и у нас оборудование лучшее на флоте — так бы ходил с протезом.

— Радуюсь, — сквозь зубы, чувствуя медный вкус на губах, процедил Егор, — спасибо вам. По гроб жизни обязан.

— Еще и дерзит, — всплеснула она руками. Заметила искусанные в кровь губы и нахмурилась.

— Что, вправду больно?

— Я потерплю — я же сказал.

— Не нужно терпеть, — она озабоченно посмотрела на инъектор — Ну вот же — на капсуле написа... Ой.

Егор наблюдал как белоснежное, как халат, холеное породистое лицо женщины стремительно пунцовеет.

— Бедненький, — она стремительно выбросила ампулу, вставила новую и вновь прижала к плечу. — Как сейчас?

Егора затопило покоем и теплом. Боль исчезла, а его душу будто вознесло на пушистом облаке на небеса.

— Тетя Аня немного перепутала, — он почувствовал аккуратные касания влажного тампона, который ему промокнули кровь. — Но ты молодец. Я бы, наверное, орала, как резанная. А ты... Мужик!

— Ну вот, я ж говорил, — влез Иван Иваныч. — Далеко пойдет.

 

Егор осматривал новую руку — свежая кожа, еще выцветшая от космической радиации и искусственного освещения, была поросяче-розового цвета. Но в остальном — отличий не было.

— Руку пока побереги, — Анна Германовна еще раз осмотрела руку, потыкала в подушечки каким-то инструментом, вызывая подергивания пальцев, — пару дней. Вы уж его не ставьте на сложные работы, хорошо, Иван Иванович?

— Конечно.

— И ты это, прости тетю Аню, — она прижала парня к обтянутой тканью груди и поцеловала в лоб. — Виновата. Буду должна.

— Да че уж, — пробормотал Егор, ощущая какие-то совсем новые ощущения от такого тесного контакта с красивой, даже очень красивой женщиной.

— Чувствую, уже и чувствительно вернулась, — рассмеялась она, отпуская из объятий покрасневшего парня.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он и, вслед за начальником вышел из медотсека. Напоследок не удержался и обернулся — она так и стояла, прекрасная и сияющая словно снежная королева в своем обтягивающем идеальную фигуру брючном костюме.

Такой она с тех пор и являлась в беспокойных снах.

Иногда, он встречал ее в коридорах. Она всегда ему приветливо махала, пыталась заговорить. Но он тут же начинал паниковать, мямлил что-то невнятное и под любым предлогом сбегал. Но никогда он не отказывал себе в удовольствии, когда она его не замечала, смотреть на нее во все глаза и молится, чтобы она сейчас подняла голову или обернулась, и встретилась с ним взглядом. И одновременно, боялся этого до жути.

 

Может сходить и признаться ей? Теперь то, наверное, уже не страшно? Егор задумался, остановившись посреди коридора. Вальяжно прогуливающийся мужик с сорванными знаками различия скосил глаза на замершего истуканом парня и, сориентировавшись, сцапал контейнер с едой.

— Руки убери, — окрысился Егор, отбирая контейнер и злясь, что ему помешали в его очень важных размышлениях.

— А те не жирно одному, малявка? — мужик набычился и хрустнул пальцами. — Я ж могу и все забрать.

— Это Глебу, — сказал Егор.

— А... — тут же скис мужик, — тогда ладно, я пойду.

«Боятся его. А я с ним разговариваю спокойно».

Мысль заставила улыбнуться, и он, напевая, отправился в отсек безопасников.

 

— Думал про меня забыли. О, командный рацион! Где взял? Впрочем, и так понятно. Узнали?

— Угу, — пробормотал с набитым ртом Егор, хотя ответ не требовался.

— Ну так что ты у меня собирался спросить, кормилец? — отложил пустой контейнер Глеб, обсасывая пальцы.

— Я? — дернулся Егор, — да ничего... Еды принес.

— Давай, спрашивай. Вижу же, тебе это важно.

— Ам. Ничего от вас не скроешь... А вы любили?

Старшина рассмеялся.

— Ну о чем еще может спросить вьюнош. Давай сперва выясним, что ты понимаешь под любовью?

— Чувства. Которые поэты... Возвышенные.

— Не знаю. Наверное, все же нет. Если страсть не считать чувством. Но если отвечать на твой вопрос: то да, конечно признаться ей. А что ты сейчас теряешь? Ну максимум последние три часа твоей жизни она будет тебя сторониться. Не велика потеря. А кто у нас избранница?

— Да так...

— Всех горничных и работниц камбуза отбрасываем — они и так залюбленные и новые любви на них не цепляются. Антонова? Так тоже нет — ей уж под сорок. Хотя классная баба, скажу я тебе... Бодрая, задорная, изобретательная... Отвлекся. Крапивина? Тоже нет — она «чувства» не вызывает, особенно как налысо побрилась. А кто еще... Ммм... Да неужели? — Глеб довольно растянулся в улыбке. — Ну ты, брат, даешь. А ты в курсе, что она жена лейб-медика его превосходительства Горчакова?

— Нет. А есть разница?

— Нету. Но выбор твой одобряю — умна, талантлива, красива и относительно молода. Ну, допустим, ты поборол свою застенчивость и признался ей. Что дальше?

— Не знаю. Поэтому и спрашиваю у вас.

— В общем случае — ничего, в том числе, хорошего. А конкретно сейчас... Сложный вопрос... Дай минутку подумать. А пока — попробуй камеру открыть.

— Не смогу — тут защита стоит на извлечение и размыкание — могут двери заблокироваться. А блок только на Прее снять смогут.

— Делай.

Егор честно попытался вскрыть замок. Разобрал пол стены, не стесняясь кромсать переборки мультитулом, добрался до всех модулей и только потом признал, что вскрыть это ему не под силу.

— Ну хоть часик делом позанимался. Итак, ответ на твой вопрос: иди расскажи ей всё, что мне рассказал. А потом признайся и попроси об исполнении твоей мечты. Дави на жалость, говори, что так и умрешь, не ставь мужчиной, говори, как ты ее любишь и тому подобное. И как размякнет — пользуйся.

— С ума сошли, — похолодел Егор. — Я же ее люблю! А вы...

— Егорушка, ты еще любить не умеешь — не дорос духовно. Это только с возрастом приходит. Ты пока просто, прости меня за грубость, её хочешь. Страстно, горячо, самозабвенно, но к чувствам, воспетым поэтами, это все отношения не имеет. Поэтому, иди и сделай как я сказал. И хватит всего боятся! Тебе жить осталось три часа или два?

— Два.

— А еще лучше, знаешь что. Не надо ничего просить, — вдруг подался вперед Глеб, — просто зайди к ней, заблокируй дверь и сам возьми. По праву сильного. Ты же мужик! Любой самый слабый мужчина сильнее самой сильной женщины — это закон природы. Так что иди и бери твое по праву. Если конечно другие еще не взяли.

Последнюю фразу он пробормотал себе под нос, и Егор ее не услышал, хоть и мялся в нерешительности.

— Кыш! Это приказ старшего по званию! И инструменты мне дай свои — может с этой стороны чего сделаю.

— Есть! — откозырял парень. Сунул в передаточный бокс пояс с инструментами и убежал.

— К пустой голове руку не прикладывают, бестолочь! — крикнул в спину парня Глеб. — Мультитул дай!

Но Егор уже унесся.

 

Вот и медотсек. У входа валялись несколько человек с разными ранами и травмами. Некоторые еще стонали, а остальные уже отмучались. Выделялся среди них валяющийся на спине пилот с почерневшей дырой в животе. Очевидно — прием был окончен и вооруженный бластером врач, видеть никого не хотела.

Егор приложил свой пропуск-вездеход, но дверь даже не дернулась. Он пожал плечами, прошел вдоль по стене несколько метров, снял одну из панелей и юркнул в лаз.

Через пару минут, он тихонько выскользнул уже внутри отсека. Старался действовать максимально тихо, но она услышала.

— Кто здесь? — послышались быстрые шаги и в лицо ему уставился ствол бластера.

— Это я, Анна Германовна.

— А, Егор, — женщина тут же успокоилась, — а то там все с ума все посходили. Что творится, что творится... Гордость Императорского флота и такое поведение... Все под трибунал пойдут, как нас спасут.

— Нас не спасут, Анна Германовна.

И Егор все рассказал.

Окончание следует...

(с)2023

#ярило