22. «Эх, яблочко, куда ж ты котишься?» (начало)

– Вить, а что там за история с яблочной лихорадкой была?

            – Забавная вышла история, прикольная.

 

– Страна живет в эпоху великих перемен, – самозабвенно токовал папаша, успевший в субботнее утро разбавить молдавский коньяк чаем, – хозрасчет, перестройка, гласность. Вам понятно? – посмотрел на нас.

– Угу, – отозвался я.

Виталик зевнул.

– Гога, тебе не интересно? Ты как Фридолин, нахальный барсучонок?

– Почему не интересно? – испугался брат. – Очень интересно! Очень! – выхватил ежедневник за 1986 год и приготовил карандаш. – Не нахальный я!

– Почему ты тогда зеваешь?

– Спать хочу.

– А ночью чем занимался?

– Заборы воровали.

– И как улов?

– Четыре пролета унесли, – доложил я.

– Молодцы, все в меня. Так вот, продолжим. Гласность, ускорение, хозрасчет. Хозрасчет, это когда деньги сами зарабатывают. Записал?

– Нет еще, – пропыхтел брат.

– Ты поторопись, умные мысли ждать не станут. Ты это, того, поспешай. Потом издашь мои речи, – папаша приосанился, как породистый голубь перед голубкой с сельской помойки, – денежку заработаешь. Так говорил Либерман, – показал рукой, будто вынимает слова из воздуха. – Золотое тиснение, коричневая кожа, обрез…

– Володь, у тебя язык без костей, – ехидно сказала из кухни мать. – Если б хоть часть твоих высказываний сбывалась, ты бы давно уже был министром.

– Дай срок – стану министром, – он задорно подмигнул нам.

– Ты же брешешь как сивый мерин, какой из тебя министр?

– Я может это, – покрутил пальцем, – даже выше стану. Членом Политбюро стану! – хлопнул по столу ладонью.

– Нет уже Политбюро! Трепло.

– Сама ты трепло! – обидевшись, вскочил, схватил с лосиных рогов любимую коричневую шляпу. – Я на работу! – хлопнул дверью.

Мы с Виталиком вышли следом.

– Нам бы тоже хорошо какой-нибудь, – брат заглянул в книжку, – хузучет провести.

– Зачем?

– Денег заработаем, – мечтательно вздохнул брат.

– Ты уже хотел простыни продавать и что?..

– То простыни, а то хозучет. Понимать надо, – совсем по-отцовски принял важную позу, – текущий момент.

– Ты тоже трепло, вроде бати.

– Сам ты трепло! Вот ты ничего придумать не можешь, а я могу!

– Могу я придумать, – без особой уверенности возразил я.

– Не можешь!

– Мы с Пятачком почки продавали.

– Это давно было. Ты что-нибудь новое придумай.

Я молчал.

– Не можешь, не можешь!!! – брат, размахивая руками, начал скакать по двору, распугивая разомлевших от жары кур. – Не можешь, не можешь!!!

Пестрый петух, посмотрев, начал прыгать рядом, так же вскидывая крылья. Белый петух, молодой, вздохнув, нехотя присоединился к пляскам. Индюки, выстроились в ряд вдоль забора и осуждающе кричали, возмущенные падением нравов. На шум выглянула мать.

– Виталий! – рявкнула она. – Хватит пыль по двору гонять!

Петухи сделали вид, будто их тут не было, и прыснули в стороны, Виталик замер посреди прыжка, индюки смущенно замолкли и степенно отошли.

– Не следишь ты за братом, падла, – укорила меня мать, – совсем не следишь.

– Я слежу.

– Чего он тогда скачет, как козел? Чего он от рук отбился?

– Не знаю, – я пожал плечами.

– Виталий, ты чего зикаешь, как козлина безрогая?

– Я это… – глаза брата судорожно заметались за стеклами очков, – для здоровья.

– Для здоровья надо яблоки есть, а вы не едите, – мать осуждающе покачала головой. – Все нам с батькой приходится да коровам есть, а вам яблоки и в нос не влипают.

– Я уже не могу их есть, – мрачно признался я.

Яблоки уже не лезли в рот, от них надувался и бурчал живот, но экономная мать, волнуясь, что столько яблок пропадает, заставляла есть их едва ли не силой. И вообще, яблоки последнее время были для нас больной темой. Незадолго до этого я нанес яблоком повреждение нашей двоюродной сестре Лиоре. Ну как нанес? Будучи на полгода старше меня, истинное «дитя асфальта» Лиорка имела привычку проводить лето у нас в деревне. Хотя это не спасло её, в последствие, от ряда дурных привычек и аморальных поступков ею совершенных. Видимо, слишком кратким было погружение в простую чистоту деревенской культуры. Не могло короткое лето, проведенное в деревне, выбить из человека всю неисчерпаемую внутреннюю гниль, обусловленную проживанием в нечестивом городе. Лукавое дитя асфальта за наш счет питалось и, радуясь жизни, загорая и купаясь на озере, крутя романы с деревенскими патрубками, готовясь к карьере валютной проститутки. «Нелепая вертихвостка на каблуках», как величал ее наш папаша. Еще она развлекалась телефонным хулиганством: обзванивала деревню и на слова «Алло» дико орала: «Жопе ноги подвело». Учитывая, что ее мамашу прозвали Жопа – баряня, фраза была неоднозначной.

– Горбатый! – подражая нашей матери, она стала дразнить меня. – Килатый! Дальтоник касантой!

– Замолчи, – вежливо попросил я.

– Протухлик! – отбежав и кривляясь, не унималась сестра. – Тупой протухлик! Витек, ты тупой как пробка!

– Замолчи.

– Дегенерат конченый! Чтоб тебя кофейная фея ночью обосрала!

– Лиор, чего ты обзываешься? – попытался защитить меня Виталик.

– А ты вообще засерлик! – накинулась на него сестра. – Виталик! У нас в городе дурачков Виталиками называют! Ты немец Лохни, а по-русски просто лох!

– Не немец я!

– А ты – Громозека проклятый! Ты енот – трупоед! Ты енот – трупоед! – верещала она, тыча в мою сторону наманикюренным пальцем. – Ты деградировавший деревенщина! Соломонович!

Меня обуял вполне понятный праведный гнев, который искал выхода. Не долго думая, дабы прервать поток нечестивых оскорблений, как горох из рваного мешка, сыпавшихся из уст изуродованного городом ребенка, был вынужден броситься в нее подвернувшимся под руку яблоком. Поразил городскую ехидну и мелкую пакостницу в самую макушку белобрысой головенки и она от удара яблоком потеряла сознание . По простому, по-деревенски, как говорится: «погнали наши городских как сыроквашу».

– Лиор, ты чего? – Виталька подбежал к ней и начал трясти. – Витя, она умерла!

– Да чего ей сделается? Прикидывается, небось. Сейчас вскочит и как заорет на тебя!

– Нет. Не дышит!

Пришлось бегать вокруг нее и пытаться привести в чувство с помощью подручных средств. Законов подобно Ньютону она после этого не открыла, хотя и пробыла полчаса без сознания. Придя в себя, она ничего не помнила.

– Откуда у меня на голове шишка взялась?

– Это ты с дерева упала, – переглянувшись с Виталиком, заявил я.

– Да? А чего меня туда понесло?

            – А я откуда знаю? Полезла на яблоню и головой с нее упала. Не веришь – спроси у Витальки.

– Да, все так и было, – подтвердил брат, воровато поблескивая очками.

Надо заметить, что определенные странности в поведении были присущи ей и до этого инцидента, так что, скорее всего, он никак не сказался на ее мозге. Яблоко бесславно пало в этой битве, не причинив мозгу Лиоры ни малейшего ущерба. Вот такая история, на тот момент еще не забытая.

 

– Надо, Федя, надо. – Мать укоризненно покачала головой. – Ты думаешь, партизаны – подпольщики хотели есть хлеб из мякины? Ты думаешь, бабушка ваша, покойница, хотела лебеду есть? А ведь ела! Еще и нас кормила, земля ей пухом! И вы будете жрать, иначе удавлю, дармоеды! Выше Бога нет никого! – потрясла внушительным кулаком перед моим носом.

– Будем, – понурился я, – куда мы денемся?

– Он еще пререкается! – не глядя, нащупала на полочке для обуви старый ботинок и швырнула в меня.

Я был научен горьким опытом – ловко увернулся и проскочил в калитку – под защиту забора. И не зря. Второй ботинок заставил забор вздрогнуть.

– Только попробуй яблоки не поесть! – прокричала мать. – И ботинки на место положи, скотина, – скрылась в доме.

– А по мне не кинулась, – дурашливо высунул язык Виталик.

– Невелика заслуга. Хорош кривляться, слушай, что я придумал.

– Что? – брат подбежал. – Деньги будут?

– Не знаю насчет денег, но что яблок придется есть меньше – это я тебе гарантирую.

– Яблоки не надо есть? – заинтересовался он. – Как? – выхватил свой ежедневник, готовясь записывать.

– Слушай, – я вкратце пересказал рассказ Джека Лондона с «яичной аферой».

– А мы тут при чем? У нас же яиц нет?..

– У нас есть яблоки, а сделаем мы вот что: ты расскажешь своим друзьям – шалопаям…

– Кому? – перебил Виталик.

– Шурику, Рашпилю и Башкиру, можешь Пепе, что кто-то покупает яблоки.

– Дорого?

– Само собой. Вот ты им расскажешь, что кто-то дорого покупает яблоки, они начнут искать яблоки на продажу. А мы будем продавать им яблоки дешево.

– Ты что, дурак? – брательник покрутил пальцем у виска. – Зачем нам продавать им дешево, если мы можем продать дорого?

– Затем, – терпеливо начал я, – что никто их не покупает, а мы продадим.

– А если мне не поверят?

– Скажешь, что видел объявление.

– Где?

– На заготконторе, – на ходу придумывал я.

– Там есть объявление?

– Будет! – план обретал все более четкие очертания. – Объявление я беру на себя. Только ты не в лоб говори, а деликатно, вроде как невзначай. Понял?

Мы разошлись. Виталик отправился на поиски приятелей, а я устремил кормящие ноги в правление. Папаша мирно сидел в кабинете, закинув ноги на стол и полулежа в кресле и был занят важным делом: плевал из трубочки жеванной бумагой по мухам, лениво ползающим по потолку. Я вспомнил про висевшего здесь предыдущего директора и поежился…

– Почему без стука? – вскинулся папаша. – А, это ты… Чего приперся? Не видишь что ли, что я работаю?

– Вижу.

– Чего тогда пришел? Мешать? Я тут, между прочим, не груши околачиваю, как некоторые, а глобальные проблемы решаю. Мирового, можно сказать, уровня. Так что тебе?

– Я хотел…

– Погоди, хотел ты. Рано тебе еще хотеть.

– Можно?..

– Можно Машку за ляжку и козу на возу. Так чего тебе?

– Я…

– Заткнись, я работаю!

– Где? – не понял я.

– В цирке!

– Чего?

– Вот же баран. Я на боевом посту! А ты меня отрываешь от дела!

– Какого дела?

– Сшибаю мух на лету! Круто? Внушает?

– Еще как… – Растерянно отозвался я.

– Чего тебе надо?

– Я на машинке попечатаю?..

В предбаннике перед кабинетом было что-то вроде каморки секретаря. За столом стояла старенькая печатная машинка.

– Так бы сразу и сказал… Зачем тебе?

– Интересно же.

– Интересно ему, – с осуждением покачал головой, – мне вот интересны фильмы про кишлаки. Есть в них что-то, понимаешь, доброе…

– Так я попробую?..

– Долби, только дверь закрой, дабы не мешать мне думать.

Я закрыл дверь в кабинет, уселся на секретарское место. В машинку были заправлены три листа бумаги с проложенной между ними копиркой. Быстро настучал двумя пальцами текст: «Объявление. В ближайшие дни будет производиться закупка яблок у населения. Дорого» Подумал и добавил: «Потребсоюз» – так солиднее выглядело. Прокрутил лист и ниже набрал точно такое же. Вытащил листы, по линейке разорвал пополам. Вот и шесть объявлений. Прихватил из стола коробку кнопок. Первое прикнопил на двери правления, втрое на двери почты. Третье украсило дверь АТС. Четвертое – дверь клуба. Пятое закрепил на двери дощатого здания: старого магазина и заготовительной конторы. Последнее оказалось на двери нового магазина. Довольный и с гудящими от бега ногами вернулся домой. Брат с вороватым видом сидел на лавке напротив веранды.

– Ты где ходишь? – кинулся ко мне. – Там правда яблоки покупают.

– Ты откуда знаешь?

– Батя Рашпиля объявление видел.

– Где?

– На почте.

– Хорошо, – я довольно потер руки, – все идет по плану.

– По какому плану? – брат по-матерински всплеснул руками. – Надо успеть продать яблоки, а то купят сколько им надо и уедут.

– Кому продать?

– По объявлению.

– Никто ничего не покупает.

– А объявление?

– Это я написал.

– Ты?! – глаза за стеклами очков широко распахнулись. – Ты?!

– Ну я, – я скромно потупился.

– Ничего себе, – брат пораженно покачал головой. – И что теперь?

– Теперь надо только подождать.

Ждать пришлось недолго. Из дома выскочила мать:

– Вы чего тут ждете?

– Стоим…

– Вы стоите, – всплеснула руками, как только что Виталик, – а умные люди не стоят! Умные люди яблоки продают!

– Какие яблоки? – спросил я.

– Зиночка звонила: на магазине объявление висит, что яблоки покупают. Понятно?

– Угу.

– Что ты как болотная сова тут угукаешь? Вы их бесплатно жрете, дармоеды, а можно денежку неплохую заработать! Ясно?!

– Ясно.

– Что тебе ясно? Не стойте, а идите яблоки собирать, дармоеды.

– У нас на веранде два мешка целых, – возразил Виталик.

– Два мешка – это на один зуб! Идите собирать!

Вооружившись ведрами и мешками, мы пошли в сад. Потрясли приглянувшуюся яблоню, стали собирать яблоки. Минут через двадцать подбежал Шурик:

– Привет с большого бодуна. Я Робин Гуд, в чем скоро убедится твой презренный труп! Кола – као, чемпион среди какао! Куку-руку уже с нами путешествует по свету! Вилариба и Вилобаджа еще моют! И Сережа тоже! Тысяча чертей! Судьбе не раз шепнем мерси в боку! Пецики, а вы слышали, что Цой жив?

– Нам плевать! – отрезал Виталик. – Он нам не родственник и рубль не должен, нам хоть жив, хоть мертв – без разницы!

– Цой Шредингера. – Подарил я им определение, но мой гениальный физический каламбур эти неучи совершенно не оценили.

– Пэцики, а вы видели, как рулевой «Обоза» Иван Демидов со стула свалился? – Сделал Шурик попытку зайти с другой стороны. – Ржака, да?

– Нам – насрать! – Отрезал Виталик, известный грубиян, когда дело касалось зависимых от него людей.

– А слышали, Рашпиль в наперстки в райцентре проиграл? Вот же умора. – Моргуненок расплылся в довольной щербатой улыбке. – Так ему и надо, а то зажуливает, скотина! Законное дело.

Передний зуб ему вышиб Виталик на игре в футбол – залитой свинцом консервной банкой, использовавшейся вместо мяча.

– Нам плевать!

– Хоккей! – Слегка надулся Моргуненок. – Что это вы делаете?

– Любопытной Варваре нос на базаре оторвали! – Зло пробурчал Виталик.

– Яблоки на продажу собираем, – ответил я, – мать велела.

– Слушайте, – Моргуненок заюлил, будто хотел сходить по малой нужде, да негде, – а вы мне не продадите яблок?

– Зачем тебе? – спросил Виталик.

– Ну… – замялся, – поесть…

– Бери, ешь, – я подмигнул брату.

– Мне домой бы…

– Возьми несколько штук, – разрешил я.

– А все ведро можно взять?

– Ты что? Того? Как мы без ведра будем? Нас мать удавит за ведро.

– Я со своим приду.

– Нет, ведро это много. Нам не хватит, мать рассердится.

– Давайте, я куплю у вас ведро яблок.

– За сколько? – вскинулся Виталик, впитавший от родителей любовь к деньгам.

– Десять копеек дам.

– Ты что, – удивился я, – ведро яблок за десять копеек?

– А сколько вы хотите?

– Ну не знаю…

– Рубль! – исступленно выкрикнул Виталик. – Рубль хотим!

Я осуждающе посмотрел на брата, но было поздно – слово не воробей.

– Хорошо, – Шурик сорвал с головы кепарик и хлопнул им о землю, – за рубль ведро.

– Только в твое ведро, – уточнил я.

– Идет, я сейчас, – довольный Моргуненок убежал.

– Рубль получим, – Виталик довольно потер руки.

– Ты вечно спешишь, – нахмурился я, – а могли бы больше получить.

– Сколько?

– Рубля два…

– Два?! – брат едва не заплакал. – Два?!

– Почему нет? Если бы у него было два рубля, получили бы два.

– Я не подумал.

– Оно и видно.

Прибежал Шурик с мешком.

– А где ведро? – не понял я.

– Вот, – он протянул две мятых бумажки и пятьдесят копеек, – два с половиной ведра. За мешок.

Мы с Виталиком переглянулись. Брат едва не плясал от радости, что получит так много.

– Давай, – закричал он, но я толкнул его локтем и посмотрел на Шурика:

– Мы договорились на рубль?

– Да.

– За ведро?

– Ну да, – закивал.

– Но за одно ведро, так?

– За одно? – Шурик поник.

– Конечно, нам же самим яблоки нужны.

– А два? – Моргуненок умоляюще смотрел на нас.

– Только для тебя, как друга, второе ведро за полтора рубля, – сжалился.

– И сала принеси! – выпалил Виталик.

– Хорошо.

Мы отгрузили Шурику два ведра, и он, пыхтя, поволок их домой.

– Два с полтиной, – сказал я, глядя вслед, – неплохое начало.

– Думаешь, еще кто-то купит?

– Еще не вечер.

Я как в воду глядел. Через час прибежал Рашпиль, узнавший от Шурика о продаже и столковался на ведро за два рубля. Потом Башкир, купивший ведро за два с половиной. Пришла Катька – младшая сестра Башкира и на тридцать копеек купила два десятка крупных яблок. Опять прибежал всклокоченный Шурик:

– Продайте еще два ведра, – едва не плача, совал два с половиной рубля.

– Уже ведро стоит два с половиной, – ехидно сказал Виталик. – И где наше сало?

– Я принесу.

– Вот когда принесешь, тогда и отсыплем. Если останется.

– Сейчас, – Шурик рванулся бежать, но я придержал его:

– Ты где деньги взял?

– Ну… это…

– Где?!

– Я продал яблоки.

– Кому?! – закричали мы.

– Ирке и Ленке.

Ирка и Ленка – это двоюродные сестры Шурика, дочки деревенского токаря Толика.

– Дорого?

– Ну…

– Ну?

– За пять! – выпалил Шурик.

– И ты хочешь у нас за два с половиной, а сам за пять? – медленно спросил я. – Ты что, еврей?

– Нет, – Шурик поник, как одуванчик.

– Ладно, тебе как другу, за три рубля. Берешь?

– Беру!

– И сало, – напомнил Виталик.

– Принесу.

Насыпали ведро и Шурик убежал.

– Ничего себе, – пораженно сказал брат, – за пять рублей продал, вот хитрец!

– Хватит болтать, собирай яблоки.

Детей деревни охватила самая настоящая яблочная лихорадка. Они перепродавали друг другу яблоки, потрошили свои копилки. В ход пошел натуральный обмен: меняли на яблоки детские сокровища в надежде выгодно сбыть неизвестному покупателю.