Потеха в Каракатицу

Как только вешняя капель налаживала свой ход, мужички принимались задабривать Ярило. Жгли чучело или колдуна. Кто первый под руку попадётся. Если доставался с чердака соломенный сторож урожая — его жечь. Встретится на перекрёстках тёмный знахарь — его. Иногда жгли дьячка. Ибо всем на дьячка похую. Потом неделю бражничали, предуготовляли себя к Потехе. Собирались с духом.

Потешались в Каракатицу исключительно мужичачьим коллективом. Никаких чтоб баб там, ребятишек и прочей херни. Чисто мужичата. И, естественно, деды. Без дедов нехуй делать ни на одном мероприятии, это даже не обсуждалось испокон веку. В преддверии старались особо не жрать, а коль приходилось сесть за столы праздничные — дитятко народится, к примеру, или ещё какая зараза — старались жрать всё с четверговой солью. Считалось, мол, кровяку она сгущает и самая эта кровяка при колюще-режущем уроне выходит из телес менее споро.

Хлестались, как правило, поселение на поселение. Загодя уславливались, сходились в Масленую неделю в радужном пиру, братались, катались на быках, лазали на возвышения за баранками, жгли чучело или колдуна. Или дьячка. Кто при поселке располагал церквушкой или каким-никаким вшивеньким приходом, те начинали Потеху на опушке, ибо с ними Бог. Безверные поселенцы, помолясь кикиморе, выстраивались в лесной чаще. Оружейно дозволялись только рогатины! И только раздвоенные, на манер обывательского ухвата. Вострые наконечники исключались. Перед Потехой, «на берегу», мужичат досматривали специально обученные, трезвые бабы. Ежели у кого обнаруживали лезвочку или любое другое вспомогательное орудие, тот, в одночасье нарекался гнойным пидором. И шел домой. Топить баню. Или скотину управлять. Чего хочет, пусть то и делает: всем на него поебать!

Прежде чем сойтись в Потехе, слушали песень. Исполнял всегда областной юродивый Петруха Васякин по прозвищу Треска. Эту торжественную часть так и величали — «Песень Трески». Певец из Петрухи был препоганый, баллады слагал недушевные. За столы, опять же, с таким репертуаром он был на хуй не нужон, а вот в лесу поорать, отчего бы и нет. Как только Петруха кончал, мужичатки зачинали.

Суть Потехи до неловкого проста. Лесной полк должен был отбить опушку, а затем, на опушке бились все, до последнего участника. Последний же, угондошив соотечественников, возбирался на пригорок, становясь самым что ни на есть царём горы. Но ему предстояло ещё стать Царём Силы. Обернуться Царём Силы было вообще по хуйне, но есть пояснительно-повествовательный нюанс.

В Хуеплётской губернии были двое братовьёв — Сучок и Задоринка. Шарахнула по ним в детстве молния, но живучие падлы, одыбались. Только с тех пор несли они разруху и горе. Потому как «дал — взял», а тут вышло «взял — взад отобрали». Воды колодезные чернели где они пройдут, высыхали деревья и издыхал скот. Огненными шарами тотчас же било с небес во всадников, которые решались заговорить с ними. Болото появлялось под ногами путника и забирало его себе, если он осмеливался испросить у них тропу верную. А разбойники, выходя на ночную дорогу, взяли в привычку присказку: 
— Сучка и Задоринку знаешь? 
— Грешен. Слыхал о таких. 
— Вот. Чтоб без них сегодня всё прошло.

Оттого и выселили их поодаль от людей. Поглубже в дремучий. Конечно, кто поотважней, подкидывали им провианту. Вина-то была не братская, что они Огневиками стали. Сторонились их сторонились, пока не нашли им задачку. А задачка та для Сучка и Задоринки — пшик! Накануне Потехи, нужно было им разыскать шатуна и, без того злого, доебать Топтыгина до гнева праведного. Чтоб погнал он их пуще ветра, но только туда, куда братовьями и задумано. А задумано в клеть, которую справляли на пригорке аккурат перед Потехой. Загоняли братовья Топтыгина в клеть и становились в дозор. До самой развязки. А развязка...

Возбирался на пригорок единственный, устоявший на ногах потешник, становясь самым что ни на есть царём горы. Но ему предстояло ещё стать Царём Силы. Делов-то! Брали братовья Сучок и Задоринка в охапку кандидата на царство, вступали в клеть и забивали главного воителя шатуну прямо в каракатицу. 

Оказавшись в медвежьем нутре, в шкуре Топтыгина — Царь Силы должен был прокричать:
— Разъёб! Разъёб! Разъёб!
Трижды прокричать. Как водится, опосля этого исходил дух у Царя Силы. Да и с Топтыгиным становилось покончено. Сучок да Задоринка мускулисто ладили погребальную яму и, как есть — в клети и в шатуне, опускали новопреставленного победителя. Специально обученные, трезвые бабы зачинали пронзительные напевы, ребятишки подымали павших бойцов, отпаивали брагой и ухой. Точку в зарнице ставили высоким костром да хороводами на месте упокоения Царя Силы.

Побеждал всегда самый старый на ту пору дед. Которому жить оставалось — на самокрутку. Всякий об этом знал ещё до начала Потехи. Да и старый хрыч догадывался. Но вели до конца. Бились всегда честно, калечили друг друга крепко, лишь к исходу побоища устраивая поддавки в пользу обозначенного к этому разу Царя Силы. Нет-нет, да и озадачивался какой-нибудь добрый молодец.
— А не можем ли мы, честной народ, без всеобщего кровопролития, уважаемого старца медведю в сраку забить?
— Осатанел ты что ли, нахуй? — отвечал добру молодцу честной народ. — Когда без кровопролития, это же изуверство несусветнейшее! А так — в рамках Потехи. В контексте традиции, понимаешь.

На том и решали. И расходились по теремам. А дух Царя Силы сиял заревом, подгоняя весну основательно заявить свои права. 

<2022>

#ярило