Ты ещё крепкий старик, Беренджер

Весна вступает в свои права, несмотря на международное положение, а мне с чего-то вдруг вспомнился фильм с Беренджером, характерный такой второсортный нуар начала столетия. То есть как вспомнился, — название забыто, сюжет тоже забылся. Ну вот разве что в начале из пруда выловили отрезанную руку, а Беренджер приехал с мигалкой этот инцидент расследовать.

Тут немудрено, что запамятовал: смотрел я это кино, может, лет пятнадцать назад, — тогда, наверное, премьера и была. «Ты ещё крепкий старик, Беренджер», — думал я, потому что Том в своём разочаровании от полицейской жизни стакан за стаканом глушил виски и закуривал одну от другой.

Делал он это даже не в промежутках между расследованием, — скорее, расследование шло в паузах между алкоголем и никотином, ну или параллельно. Если бы сосчитать всё выпитое и выкуренное за эти полтора часа, запросто хватило бы на городской оркестр.

Вот это и осталось в памяти, помимо выплывшей из мутной водицы отрезанной руки. Вряд ли в нынешний век смузи данное кино будет популярным, потому что трудно вообразить себе что-нибудь более антизожное.

Ах да, героиня ещё, крашеная блондинка, заявилась к Беренджеру в берлогу, руководствуясь, кажется, любовным зовом. Кажется, даже поселилась там, кажется, даже спасаясь от чего-то.

Представляю, какой штын у него стоял в доме, перегар с сигаретной вонью вперемешку, застарелые, ну и ещё подпускали аромату какие-нибудь приклеившиеся к кастрюле остатки макарон. Как ей шибануло-то в нос, когда она зашла!

Это, конечно, попала девушка, это надо было быть двужильным угорелым медведем, как Беренджер, чтобы не закружилась в его лежбище голова. Ну, может быть, она и отмыла ему хату, распахнула окна, выстирала, наконец, скопившиеся за многие месяцы носки. Этого я, опять же, не запомнил.

Зато всякий раз, когда случается перебрать, вспоминаю Тома. «Аккуратнее, — говорю я себе. — Ты всё-таки не Беренджер». Вот человек трудился на алкогольной ниве безо всякого отрыва от производства. Ещё и дымил как паровоз. Это как должна была каждое утро у него болеть голова.

Сегодня, кстати, я пишу о нём мемуар вовсе не потому, что перебрал. Просто и в трезвом виде ориентируюсь на справедливость, а справедливость требует отдать должное созданному им среди всего позабытого незабываемому образу.

Недооценённый, это факт, артист, грузный такой, мощный, неповоротливый, но и с кудряшкой. Негроидногубый, но и голубоокий кудрявый блондин, норд и саус замешаны в нём в оригинальнейших пропорциях. Возможно, индейцы какие-нибудь затесались среди предков, и не исключено, что шаманы.

Физиономия пористая, апоплексично надутая, нездорово лоснящаяся похмельным потом. Но отчего-то веришь, что такому богатырю износу не будет.

Нечто от Рутгера есть в нём, нечто от Жырара, но в целом оригинальность бесспорная, и неповторимая фактура. В мире искусства он такой один. Что и является в этом мире высшей доблестью.

Экземпляр однозначно на первый эшелон, но вот оттеснили почему-то, гады, в конце концов в категорию «Б», хотя были и у него отличные фильмы.

А может, это он самооттеснился, предпочёл, как в том неизвестном фильме, лишнюю порцию табака и пойла. Усталый разочарованный сыщик, по инерции взыскующий справедливости, упомянутой выше. Хотя и давно ни черта не верящий в неё.

Возможно, неспроста ему такая роль оказалась близка. И неважно, что фильм проходной. Исполнитель-то роли остался впечатляющ и крут и в этом кошмаре Минздрава.

В восьмидесятые (он ведь состоялся в восьмидесятых, Беренджер) много было таких самобытных типажей, в безвкусное время зависания между эпохами, вожжи на человечестве ослаблены ровно для того, чтобы вскорости его беспощадно пришпорить. Типажи не очень-то обращали внимание на эпохи и на зависания, на шпоры и на вожжи, по сути своей не будучи парнокопытными. Брели шатунами сами по себе, как бы уходя в антракт из цирка.

Хотя, конечно, жить в обществе и быть свободным от общества, как учил нас классик, нельзя. Цирк всё равно догонит, мир поймает Сковороду и посадит на сковороду. Но и они, типажи, всё равно могучие ребята. Сегодня я меньше вижу таких. Вот разве что оставшихся из раньшего времени.

И он, слава богу, нынче здравствует, Беренджер Том, тоже куда-то наверняка бредёт, пошатываясь, хотя и не особенно о нём слышно. Поэтому-то и приятно о нём написать, — о том, кто на слуху, любой дурак напишет. Желаю ему здравствовать и дальше и дольше.

Фото я нашёл из другого неизвестного фильма, видимо, сравнительно нового. Шапка отличная. Надо посмотреть.

#мойсеебьяныйфау