Миниатюры

«НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СТРАСТИ»

Безысходно содрогаясь улыбкой, заходит в комнатушку (кондиционер не работает, односпальная кровать).
— Как ваши дела, сэр?
— Можешь для начала изобразить игры с самое собой?
— Нет, я такое не люблю.
Озадаченно цокает языком, выдыхая проколотый воздух. Она, искательно:
— Ну, и?..
— Мероприятие давай.
— Сэр?
— Гони стриптиз с выкаблучиванием.
— Тяжелый? Только без рукоприкладства!
(Включается музыка, творится шоу).
Далее он без насилия сгибает её в тропике рака и аккуратно тянет за волосы. Качнувшись, её нижняя челюсть падает (брям!) «Закрой рот», — командует летаргически. В отместку она трагично скрипит. «Наверное, повсеместно несмазанная», — с досадою думает он.
— Какие масла предпочитаешь? — спрашивает, печалясь неотвратимым расходам.
— Да легкой вязкости, от # 5 и выше, если уж решили облагодетельствовать, — замысловато манерничает она.
Появляется бэллбой с воровским масленым взглядом. Рассчитываясь с бэллбоем, он мрачно стряхивает с ладоней денежную пыль, уже чужую.
— В какое отверстие залить?
— Желательно в жерло, под ним у меня отменный резервуарчик для таких целей, — строчит она, стремительно скручивая хлюпающую губами голову.

«Похоже, во рту голосовыми связками и не пахнет, — глубокомысленно размышляет он. Вещает какими-нибудь примитивными спикерами. Только вот где они? Надо бы все тщательно прощупать. Однако ж прикольная, хотя и устаревшая модель... Хитрожопая. Поди, делят с этим членистоногим бэллбоем бабки...»

— Тебе. Было. Хорошо? — спрашивает она, когда вся возня уже осталась позади, напряженно вглядываясь в его лицо своими глазо-имитаторами.
— Конечно, — отвечает он, стараясь придать ответу еще и некий оттенок удивления.
Порывисто вздохнув, обхватывает его за шею, прижимает к себе. В ответ он проводит ладонями вниз по спине, мягко прихватывает ягодицы. (Кожа из качественного материала, так и играет под пальцами. Приятный бонус для такой забегаловки. Вот почему мужчины думают одним полушарием жопы, а женщины — другим?) Задрожав, она крепче стискивает объятия. Его третья рука, спрятанная позади, в горбу, крепче сжимает гаечный ключ. Так, на всякий случай.

«ПОРТОВО-ТОРГОВАЯ ВЕРА»

Матросы сойдут на берег и сразу же потянутся к знаниям. В борделе их уже ждут — старая вешалка похотливо качает беспокойными бедрами в предвкушении потных роб.

Вера с утра слонялась по заведению в ожидании проплаченной любви, походя оплакивая несостоятельных молодых людей, которым она вынуждена отказывать в надежде на легкую поживу в лице старых пердунов и их уродливо нахлобученных детей. Да, а за неимением реального вдохновения она уже прилично погоняла свою мохнатку. «Это какое-то самобичевание», — думала она безо всяких намеков на тех бичей, что когда-то раскрутили ее, как бутылку на семерых, в крутом подъезде без всякой поэзии.

«Хотя бы скорее пришли, что ли», — истерически догонялась она под звук гудка входящего в гавань судна. «Бог не оставил меня!» — захихикала радостно и побежала еще разок принять душшш.

«Да, я дам всем, кто придет. Дам-дам-дам всем-всем-в-семь по сни-жен-ным-ценам. Матросы ведь тоже — трудящиеся люди маркетинговой сети; это они толкают корабли мерчандайзеров своими окрысившимися членами в мою глубь», — улыбнулась Вера, записная шлюшка мелкого портового города на берегу великого океана.

«БЕЙБОРАБ ПЛУТАНОВСКИЙ»

Бейбораб Плутановский кинжалил шлюху. Шлюха томно закатывала глаза, её «ахнинадо» переходило в алчное «давай-давай, сильнее-глубже», потом слегка откатывало назад, теперь уже в «нучтожывы, палковник?» Можно сказать, матч проходил с переменным успехом.

Бейборабу хотелось пить, у шлюхи тоже всё пересохло во рту и еще где-то. «А не освежиться ли?» — подумал он, и, как оказалось, вслух. «Плесни и мне, кросавчег, — мурлыкнула она, и ни с того, ни с сего моментально представилась, хоть и иносказательно, — Оксанке от тибе в горли перисохло». Вырвав из себя, из нутра какое-то «иплысь-мунтысь», Плутановский оторвался от тела и от кровати одновременно. Почесав волосатую грудь, хоть и не ухватив ни волоска, пошаркал к столу.

«Перечная» стояла в томном запотевшем забытьи. Пустив бабью слезу, заплескалась, закачалась в писяхе. Опрокинув писяху и разливая теперь на двоих, Бейбораб любовно оглаживал пах. Выпивали на брудершафт, после чего нетвёрдый Плутан зачем-то грюкнулся на пол. Сидя на жопе, медленно, на ощупь, искал равновесие. Сверху поднавешивалась Оксанка. Её зеленый глаз в полутьме показался грязновато-пивного цвета, а зубы обрели малиновый оттенок. «Катёнок, — шептала она, — а потом, совершенно потом мы уедим кудынибудь?» Мягкие податливые перси от волнения елозили по талии и даже насклонялись вниз, к Бейборабу, зависшими боеголовками. «Непременно, — заверил он, ибо в такие моменты нужно как никогда проявлять мужество. — Потом мы непременно уедем кудынибудь и будем там жить долго и счастливо».