Angelology. Мишка

1, пролог

Мишка любуется — ночным небом.
Звездами…
Тоненьким Месяцем…
Хорошо-о-о…
Все-все-все.
И небо, и звезды…
Правда, облако…
Набежало — на Месяц, закрыло…
Мишка цыкает — на него.
— А ну!!
Мишке хочется — прежнего, чистого неба.
Но облако не торопится…
Что ему — Мишка?!
Механик из автомастерской?!
В линялой спецовке?!
Мишка хмурит обожженные горелкою брови, и глаза его…
В глазах его…
ЯРОСТНОЕ…
НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ…
И вздрагивает — облако…
И звезды…
И небо…
— Ты ведь этого хочешь?! — шепчет Мишка — не звездам, а дальше…
И выше…
Гораздо выше.
И зажмуривает — полыхающие глаза, и закрывает их — дрожащими пальцами.
И спецовка его — чуть не лопается — под напором сияющих крыльев.

2

— Не хочу…
Мишка разобрал двигатель «Запорожца».
Буквально — до винтика.
Перебирает — детали.
— То же — и с… с… с-с-сука.
Тихонько матерится.
Но глаза его — вполне человеческие, только… очень уж грустные.
Очень уж…
А деталей — до хера, и заказчик заявится — уже сегодня…
А хочется…
Хочется?!
Мишка облизывает пересохшие губы — и решительно берется за сборку…
И уже — насвистывает.
Уже — зажимает в зубах заветный «бычок»…
Уже — не суживает глаз, глядя на собственные, ловкие руки…
Со-би-ра-ет.
И это — его.
По нему.
По нему-у-у.

3

Мишка оглядывает — мастерскую. Все ее уголки, заполненные деталями, канистрами…
— Мое. Мое-о-о, мля.
Каждая канистра, каждая отвертка, каждая дрель…
Все — Мишкино.
ВСЕ.
В мастерскую, через мутные стекла, заглядывает — холодное рассветное небо.
Небо интересуют — не канистры, детали…
Собранный двигатель «Запорожца»…
Мишка!!
В грязной спецовке, с ветошью — в ловких руках…
Непривычно счастливый…
С улыбкою на тонких губах?!
Михаил?!
Небо не узнает — его, небо заглядывает в каждый уголок мастерской…
— Ищешь? — интересуется Мишка. — Ну, ищи, ищи.
И подмигивает любопытному небу.
И не скрываясь, возвращается — к работе.
Неузнанный небом.
А потому — и счастливый.

4

В мастерской — работают многие.
Не только Мишка.
Отовсюду звучит — матерщина и звяканье…
И урчание проверяемых двигателей…
И многое, разное…
Но Мишка — отделен.
Погруженный — в себя и работу, Мишка — отделен.
Как и его «Запорожец», его комсомольский значок… на спецовке, его негромкое, невероятно чистое пение.
— Широка-а-а страна моя родная…
Мишка разбрасывает — крепкие, умелые руки, демонстрируя — ширину.
Мишке плевать, что его пение — не особенно вписывается в частную мастерскую, заполненную иномарками.
И пение, и «Запорожец», и, собственно, Мишка…
Отдельны.
Слишком отдельны.
— Я другой такой страны не знаю, где так во-ольно…
— Ды-ышит… — подтягивает угрюмый начальник мастерской — и брезгливо переступает, через детали «Запорожца», становится рядом с Мишкою.
— Челове-е-ек!! — торжествуя, заканчивает Мишка.
И протягивает начальнику — человеческую ладонь.
Вполне человеческую.
Теплую.
И даже — в мазуте.

5

— Человек, значит?
Начальник, не пожимая Мишкиной руки, заглядывает — в утробу «Запорожца».
— Человек, ага.
— Ну-ну.
Утроба не вызывает у начальника — ничего, кроме скуки.
— С чем возишься? Это ж — хлам советский. На хер — его.
Мишка протестующе дергает плечами и…
— Тьфу!!
Начальник перечисляет сверхсрочные заказы, облизывается, произнося «Мерседес».
Мишка забирается в «Запорожец», поглаживает — старенький руль.
Включает зажигание…
— «Мерседес»… Вот — работа. А ты…
Двигатель, собранный Мишкою, не просто поет…
В нем звучит — все та же Мишкина песня.
— Шир-р-рока стр-р-рана моя…
И начальник умолкает — и всплескивает руками.
— Ну, Мишка!!
И даже подхватывает…
Пение «Запорожца».

6

— Родная, ага. А чего грустный такой?! Сделал же — я. Ну?!
— Все, Мишка, кирдык.
Начальник охаживает — седую бороду.
Борода — длинная.
Белая…
Начальственная.
— Закрывают — нас, Мишка. Сносят к ебаной матери.
Мишка, увлеченный разглядыванием бороды, только мигает.
— ТЦ отгрохают… Суки. Я им — о работниках, о пользе… Да где?! Кому?!
Представительный начальник, напоминающий — другого… Начальника, жалуется — обычному механику, как будто механик… решает…
Механик?!
— Снесут — к херам собачьим… богадельню нашу… и отгрохают!! ТЦ, мля!!
— Как это?!
— А так… Подгонят бульдозеры — и снесут.
— Ваще?!
Белоснежная, словно сплетенная из серебряных, лунных лучей…
— Ваще, Мишка. Ни хера не останется.
— А вы — что?!
— А я… что… Капитализм.
Мишка касается — начальственной бороды.
— Ты чего?
— Борода у вас… эх, и борода!!
— Сбрендил?! Я тебе — о важном, а ты… Борода!!
Мишка вздыхает. С явным восторгом.
— Ты хоть понимаешь… Снесут, мля, начисто. На-чис-то. Как не было.
Мишка кивает. И прячет — вспыхнувшие глаза.

7

Начальник разглядывает в зеркальце «Запорожца» — собственную бороду.
— Гм.
Обыкновенная.
С сединою.
И чего это — Мишка…
— Мишка?!
Ну, ти-ип…
Знает о закрытия, сносе, и, надо же…
Насвистывает?!
И подметает мастерскую?!
И грозится веником — синему небу…
Чокнутый!!
— Гм, гм.
Начальнику жалко не мастерской.
Хрен с нею.
Но Ми-и-ишка…
Такого механика — днем с огнем…
— От Бога — механик, ага, — вздыхает начальник, а Мишка… вздрагивает, как будто услышал… и таращится в небо — невидящими глазами.
Ну, точно…
Чокнутый.
— Но от… — начинает начальник.
А Мишка оборачивается к нему и прикладывает веник — к подрагивающим губам.
Тсс.
И начальник кивает. Так и не закончив.

8

— Ваще…
Мишка смирился с потерею мастерской.
— Капитализм.
Хули?
Осталось — обойти ее…
И запомнить.
Все-все-все.
Каждый уголок.
— Эх, родная…
Мишка пробует взбодрить себя — любимою песнею.
— Широка-а страна моя…
Мастерская — невелика.
С десяток рабочих мест…
Но часть…
Широкой!!
— Наше слово гордое…
Мишка осекается…
О мастерской печалился…
О месте рабочем…
А главное — что?!
Мишка впервые — с невыразимым участием — вглядывается в лица… товарищей.
Матерящих, разных…
Родных!!
— К херам, значит!! И все?! А товарищи?!
Мишка закусывает губу — и стремительно выметается из мастерской, распевая — уже во всю глотку:
— Наше слово гордое «товарищ» нам дороже всех красивых слов!!
Механики оставляют работу, озадаченно переглядываются
— Чего застыли?! Время — деньги. Заканчивайте, господа, — рявкает начальник.
Снаружи звучит, не умолкая, Мишкино пение. Все более грозное. Гневное.
— Господа-товарищи, — лепечет начальник. — Ну… пожалуйста.
Но механики все еще переглядываются.
И хмурятся.
И, вслушиваясь в Мишкино пение, светлеют глазами.

9

Первые бульдозеры движутся к мастерской, гневно рыча и плюясь черным дымом.
Грозные, беспощадные!!
Надвигаются на беззащитную мастерскую…
— Какого…
Навстречу им выходит — задумчивый Мишка.
Мишка деловито оглядывает надвигающуюся технику. Прикидывает…
— Ну, точно, сровняют. Эти-то.
Бульдозеристы останавливаются, отчаянно ругаясь, выбираются наружу, бросаются — к Мишке.
Мишка улыбается — им. Тянет к ним — горячую, дружественную руку.
— Здорово, товарищи.
— Това-арищи?! А-ах, ты ж… «совок» недобитый… Нашел, мля…
Мишка не понимает — такого отношения.
Не товарищи — разве?!
Рабочие!!
В мазуте — все!!
Ну!!
Товарищи!!
Старший из бульдозеристов протягивает Мишке — белоснежные бумаги с решением о сносе.
Мишка, не касаясь бумаг, пожимает плечами.
— Бумаги какие-то… А тут — жизни, товарищи. Рабочие жизни. А вы — сносить.
Бульдозеристы хватают его под руки, собираются — оттащить в сторону, уговаривают не выебываться, объясняют — положение вещей…
— Ты что, не понимаешь? По-человечески?
Мишка не сопротивляется, но какой-то он… неподъемный.
Не оттащишь его, дурака.
И снова — бумаги, объяснения…
Демонстрируются — проекты ТЦ.
— Такое отгрохаем!! Ну!!
Мишка понимает — и ТЦ, и бумаги…
Но остальное…
— Товарищи, это же — люди. Рабочие.
— Ну, опять двадцать пять!! Товарищи!!
Да, бульдозеристы — товарищи, с виду… но Мишка… уже сомневается — в этом.
И значит, снова — бумаги…
ТЦ…
И ТЦ…
И ТЦ…

10

Мишка — один.
А бульдозеров…
Тьма…
— Легион, — смеется Мишка — и подергивает плечами.
Сорвать с себя — грязную робу…
И рас-пах-нуть…
И тогда-а-а…
— Ну, сука!!
Бульдозеристы разбегаются по кабинам, запускают — движки.
Тяжелое ворчание заглушает — беспомощный смех.
Мишка видит перед собою — не ворчащие бульдозеры…
Тяжелые, похмельные рожи, вцепившихся в рычаги…
Не товарищей!!
— Уходи, дурак!!
Начальник из-за бульдозеров подает Мишке — знаки.
Начальник решил попрощаться с мастерскою, поглазеть на процесс…
— Ну, дурак… Ведь — тронутся. Тронутся!!
Ворчание становится — угрожающим.
А Мишка смеется…
И дергает — плечами.
И ни хера не боится.
И смеется…
И дергает!!
— Сукин ты сын… Они же — тронутся… Мишка!!
А небо нависает — над ними…
А небо прислушивается к яростному ворчанию…
А небо заглядывает — в Мишкино сердце…
НУ?!
— Ну, Мишенька, — умоляет начальник. — Уходи-и-и…
Ну, Мишенька…
— Михаил…
И яростное нечеловеческое пламя, рвется из Михаила — наружу, прямо в ожидающее, притихнувшее небо.

11

— Не товарищи — вы.
Медленно-медленно Мишка расстегивает оплавленные рвущимся наружу пламенем — пуговицы.
Его искаженное яростью — лицо…
Его дрожащие губы…
И небо.
И более — ни хера.
Бульдозеры…
Начальник…
Только небо…
И Мишка…
МИ-ХА-ИЛ.
— ТЫ!!
Мишка — и небо.
Небо…
Небо затянуло — черными тучами.
Как-то сразу.
— ТЫ — ДОВОЛЬНО?! ТЫ-Ы?!
Слезы бегут из Мишкиных глаз — и тут же испаряются, высыхают.
Да, Мишка — один.
Только не Мишка…
Михаил…
И бульдозеристы не знают — об этом.
Знает — лишь небо.
— ВСЕХ?! РАЗОМ?!
Михаилу достаточно — выпустить из себя…
Рвущееся наружу…
А бульдозеристы?!
Сколько — их?!
— ВСЕ — ДЛЯ ТЕБЯ, ВСЕХ…
И голос его заставляет содрогнуться — не столько бульдозеристов, сколько синеву… что растрескивается, и сыплется — вниз — вместе со звездами.
Только небо и…
Мишка…
Михаил…
Гнев Божий.
Гнев…

12

— Ну, Мишка!!
— Во — дает!!
— Один за всех, мля!!
— Мушкетер, на!!
— А мы?!
Михаила обступают — знакомые механики.
И незнакомые, похожие на разъяренного Михаила, с дергающимися плечами.
Обступают и хлопают по плечу.
И смеются.
И знакомые, и незнакомые.
И двигаются навстречу — бульдозерам, крепкие, смеющиеся и дружные.
И грохочет — довольное небо.
И хохот механиков — куда громче ворчания отступающих бульдозеров. И грохота неба.
— Товарищи…
Михаил застегивает — все свои пуговицы, становится похожим — на прежнего Мишку.
— Товарищи!!
И слезы — уже не высыхают…
— ТОВАРИЩИ!!!
И это — сразу ко всем.
К механикам, небу…
Начальнику!!
И начальник срывается с места — и бежит к плачущему Мишке, и становится рядом, и борода его — холодные нити лунного света.

13, эпилог

— Хорошо, мля…
Мишка закуривает — и любуется починенной, залатанной синевою.
Незнакомые механики морщатся…
Запах табака и матерщина — их раздражают.
Знакомые, не совсем понимая умиленного Мишку, только поддакивают.
— Ага, мля.
— Хорошо.
В любом случае — хорошо.
Синее, цельное…
Довольное — Мишкою.
Довольное — всеми.
И совсем — не далекое.
Вот же — оно.
Рядом.
Приобняв Мишку, затягивает — с ним вместе:
— Широка-а…
— Страна моя родная, — подхватывают знакомые.
А незнакомые, тоже, впрочем, довольные, только мычат.
—М-м-м…
— Много в ней…
— Лесов полей и рек…
— Я друго-ой такой страны…
— Н-н-н…
— Не знаю…
— Где так во-о-ольно дышит…
И когда Мишка добирается до самого главного, до человека, и знакомые, и незнакомые — переглядываются… и сближаются с Мишкою, и голоса их — сливаются в один.
И синее, цельное — принимает его, и уносит с собою.
Нет, нет, не прощаясь.
Пока — не прощаясь. 

Подписывайтесь на нас в соцсетях:
  • 9
    4
    164

Комментарии

Для того, чтобы оставлять комментарии, необходимо авторизоваться или зарегистрироваться в системе.