Дядя Ваня

Иван Семёныч может выпить литр,

Почти не дрогнув мускулами век.

Он вам не гомик и не аудитор,

Вполне себе приличный человек.

 

Ещё не стар, хотя не слишком молод.

Фанат Ротару, но при том не жлоб...

В глазах его горит любовный голод

При виде грациозных женских жоп.

 

По-разному себе мы душу греем,

Но то, что с ним случилось, это жуть:

Он вдруг себя почувствовал евреем,

Купив брошюрку «Иудейский путь».

 

Припев:

И вот лежит он бедный на диване,

В тоске еврейской и в хмельном дыму.

Созрели вишни в саду у дяди Вани.

Да только на хер не нужны они ему!

 

По шкафу, как по гробу барабаня

Костлявым пальцем с ногтем расписным,

Жена сказала: «Как же это Ваня?

Ведь ты мне был уже почти родным...

 

Выходит, что любила я иуду,

И оливье строгала подлецу...

Я спать с тобой с обрезанным не буду

И жрать не буду я твою мацу!»

 

Припев:

И вот лежит он бедный на диване,

В тоске еврейской и в хмельном дыму.

Созрели вишни в саду у дяди Вани.

Да только на хрена они ему!

 

А друг Петрович, алкоголик гордый

Подвёл черту ещё на берегу:

«Ведь я теперь с тобой, с жидовской мордой,

Ни то, что пить, а какать не смогу!

 

И свой позор ты унесёшь в могилу,

Подохнув на израильских хлебах...

Давай пляши свою хава-нагилу

Ты на святых родительских гробах!»

 

Припев:

И вот лежит он бедный на диване,

В тоске еврейской и в хмельном дыму.

Созрели вишни в саду у дяди Вани.

Да только на хрена они ему!