Уха из петушка

 — Именно тут вы и обитаете, со своей мамушкой? — подвал, огромное гулкое помещение, уходящее в полумрак, не внушает никакой радости. Все здесь говорит о нищете и повальной безнадеге. Лохмы черной паутины с потолка, запах плесени. Звуки мерно падающего конденсата. Длинный ряд странных одинаковых дверей высотой мне по плечи, над которым идет еще один, такой же. К каждой двери верхнего ряда ведет небольшая стальная лестница одной стороной прикрепленная к стене.

— Да, — кивает мой проводник, — не самый лучший дом, но, по крайней мере, здесь дешево.

Что такое дешево в этом мире я уже понимаю и с подозрением кошусь на низкие двери в подозрительных желто-оранжевых потеках. Судя по всему, передвигаться в жилище дорогого Юсуфа придется на карачках. И мы проходим шагов сто семьдесят под какафонию звуков доносящихся из них, прежде чем остановится перед одной. Мелкий проходимец стучит в нее и зовет.

— Мамушка, открывай! Это я Юсуф!

За дверью тут же что-то скрипит, потом раздаются чертыханья и грохот, будто кто-то задел жестяное ведро, гремит замок и она распахивается ровно на длину массивной цепи. Огромных звеньев, которой хватило бы, чтобы стреножить дракона. В образовавшуюся темную щель нас любопытно рассматривают.

— Юсик! Ты не один, — констатирует полумрак, в котором виден отблеск стекла.

— Это... — он в растерянности оглядывается на меня, словно я сама должна определить, кто я сейчас. Моя госпожа, принцесса Беатрикс, Генриетта Лакс или кто-то еще. — Это моя хорошая знакомая, мамушка.

— Насколько хорошая? — допытывается его невидимая собеседница. Я чувствую на себе изучающий взгляд и стараюсь улыбаться как можно шире. У малышки Трикси ослепительная улыбка, которая помогает ей в любых невнятных обстоятельствах.

— Познакомились утром, — смущенно сообщает Юсик и трет всклокоченную шевелюру. — Она тут проездом. Ей негде остановиться.

Как ни странно, этих кретинских объяснений оказывается достаточно. Дверь захлопывается, звякает падающая цепь и нам, наконец, открывают. 

— Юсик! — появившаяся на пороге старушка в толстых очках, за которыми плавают огромные серые глаза нежно смотрит на маленького поганца, — наконец ты привел домой настоящую девушку!

— Да, — смущенно констатирует очевидный факт Юсуф. Я открываю рот, чтобы поинтересоваться, что значит «настоящая девушка» и тут же захлопываю. Мамушка с улыбкой смотрит на меня. Осматривает с головы до ног, серебристый комбинезон в обтяжку, сбившуюся на плечо пластиковую накидку, матерчатую сумочку, внимательно — рукоять посоха, выглядывающую из пояса. Сухонькая пожилая женщина в очках, в полосатом платье с кокетливым передником. Мне приходит на ум, что она мне нравится. Во всяком случае, впечатление старушка производит самое приятное. От нее веет домашним теплом, уютом и вкусной едой. Давние, почти забытые ощущение, от которых ноет в груди.

— У вас неплохой тесак, мамушка, — одобряю я. — Таким можно наделать много веселых дел.

— Ах, этот? — та смущенно прячет оружие за спину, — я как раз хотела готовить петушка. Вы пришли так неожиданно.

Я весело пожимаю плечами, гости всегда приходят неожиданно, если ты с ними об этом не договариваешься. Определить тот момент времени, когда к тебе заявятся невозможно, поэтому нож лучше всегда держать под рукой. Один мой знакомый граф постоянно забывал об этом правиле, и каждый раз получал огромных звездюлей от всех подряд, а потом и совсем дал дуба, потому что был не в состоянии принять гостей подобающим образом. Она понимающе хихикает и приглашает нас войти.

Как я и предполагала в норе у Юсуфа приходиться пригнуть голову. Потолок слишком низок, да и само помещение крохотное, места хватает на две узкие кровати, задернутый занавеской душ и маленький низкий шкафчик на котором громоздится что-то похожее на фрай плиту для приготовления пищи. 

— Располагайтесь..., — старушка шевелит поднятыми пальцами, прибавляя свет с потолочных светильников, и делает паузу, которую я вежливо заполняю, размыслив самую малость, представляясь Беатрикс.

— Беатрик? Прекрасное имя, — одобряет хозяйка, — никогда такого не слышала. 

— Редкое, — соглашаюсь я и немного сдвигаю голову влево, потому что краем глаза ловлю движение и слышу щелканье челюстей в том месте, где она только что была. — Может быть даже единственное здесь.

— Совсем забыла за петушка, — сокрушается моя собеседница, и смущенно вытирает нож передником, — он может укусить, прошу прощения. Присаживайтесь вон там, у нас тут тесно, но мы как-нибудь разместимся.

— Именно его вы собирались готовить? — практично уточняю я, рассматривая исчадие ада замотанное липкой лентой, из которой торчат обезумевшие налитые кровью и злобой глаза, внушительные когти и полный комплект острющих клыков. Зверюга уставился на меня, словно я только что заползла к нему в нору и уже вполне готова к употреблению.

— Да, — машет рукой добрая старушка, — хотела сварить из него уху. Сейчас у них сезон, все очень жирные.

Я с сомнением кидаю взгляд на стену, кто тут из кого собирается варить уху пока не понятно, во всяком случае, видно, что у твари иные мысли на этот счет. Вращая глазами она шипит.

— А где вы его взяли? — осторожно интересуюсь я.

В ответ мамушка сообщает мне, что Юсик поймал ее у канализационного сброса перед оградительной сетью в порту. Из-за плывущих в море отходов они там кишмя кишат. Все же лучше, чем тратить деньги в магазине на синтемясо. С этой мыслью я совершенно не согласна, учитывая клыки, настрой добычи и то обстоятельство, что ее Юсик заимел эту хреноту где-то между преисподней и помойкой. И не факт, что попробовав бульон из нее, мы не покроемся пятнами или вообще не дадим дуба. Все эти соображения я выкладываю вслух. 

На это старушка вздыхает, Юсуф последнее время совсем не зарабатывает и они вынуждены перебиваться тем, что могут добыть сами. А еще в этих дурацких Фифтерках по всей округе установили излучатели, которые мгновенно испепеляют рассеянных клиентов, которые забывают оплатить покупки, как их сосед через три двери.

— От него остались только ботинки, представляете? Раз! И он исчез! А был должен мне полмеры протеина. 

Сообщив это, мамушка присаживается напротив меня на кровать и принимается точить тесак. Именно от этого занятия мы оторвали ее, когда сюда явились.

— Откуда вы приехали, Беатрик? — интересуется она, поддерживая великосветскую беседу. Я откидываюсь удобнее, облокачиваясь на одежду, которая, за неимением подходящей мебели развешана на гвоздях на стенах. В берлоге Юсуфа пахнет луком и перцем. На столе у плиты теснятся бутылочки с соусами.

— Из Нижнего города, — решив говорить совершеннейшую правду, информирую я.

— Как там погода в Нижнем?

— Дождь, — продолжаю говорить правду я. — Идет целый день и ночь.

— Да, последнее время погода совсем испортилась, — лезвие шуршит по камню, со стены на меня с подозрительной теплотой пялятся красные глаза. Словно тварь прикидывает, с какого куска моего тела она начнет. В ответ я тоже пялюсь на него, с совершенно нулевым результатом, по-моему, на липкую ленту и тесак мамушки страшиле начихать. И он висит там с единственной целью: в ожидании пока сюда не набьется побольше народа, чтобы потом славно перекусить.

— У вас там водятся петушки? — старушка машет остро наточенным клинком указывая на красноглазую гадину.

— Такое я вижу в первый раз, — честно признаюсь я, опуская: ужас, кошмар, шок, жесть и прочее, что вертится на языке. — Их вообще едят?

— Их очень хорошо тушить в масле, — доверительно сообщает она и последовательно выкладывает весь рецепт, начиная с необходимых специй заканчивая тем, что мясу надо немного дойти под фольгой, иначе оно останется жестким. Я согласно киваю, хотя в глубине души думаю о количестве бедолаг, которые не дожили до своей последней трапезы, нарвавшись на петушка покрупнее. По моим подсчетам это каждый второй. 

Пока мы с хозяйкой разговариваем о высокой кухне и о необходимости споласкивать куски мяса перед готовкой, чтобы вывести весь яд. А Юсуф, которому женские разговоры не интересны, таращится в разбитый унитестер, старательно починенный липкой лентой, сверху раздается громкий стук, и раздаются недовольные вопли:

— Эй вы там! Хватить жхать! Заткнитесь! Вы мешаете мне хаботать!

От неожиданности мы замолкаем, подняв глаза к потолку, а невидимый сосед сверху продолжает предъявлять претензии и колотить ногами в пол.

— Еще хаз услышу, что вы гхомко базахите о еде, спущусь и накостыляю вам по мохде!

— Что это за чертило у вас там? — немного опешив, тихо интересуюсь я, полагая, что невежливо говорить о ком-то, если он может тебя услышать. Во всяком случае, так было написано в книге об этикете для принцесс, которую я читала дома. В любой ситуации, настоящая принцесса должна быть учтивой, даже если у нее в собеседниках махровый грубиян.

— Один харчок, который тут всем должен. Хозяин хочет выставить его на мороз, за неуплату, — испуганно шепчет мамушка, смахивая с волос, насыпавшийся с потолка мусор, — воображает о себе, будто тут ему не место.

— Я вас слышу, пхидухки! — заявляет наш собеседник через тонкое перекрытие и возится в своем тесном жилище. Слышно как у него там что-то падает и гремит, катясь по полу.

— Вы можете вести себя потише, господин? — начинаю переговоры я, припомнив пару уроков вежливости из прошлой жизни. — Мы вам совсем не мешали.

И слышу в ответ, что, если я продолжу наглеть и задавать нелепые вопхосы, то схлопочу люлей первая. А потом он спустится и наваляет старухе и ее придурку сыночку, который, кстати, должен ему, потому что Хистофох его не трогал, целую неделю и теперь жхет мясо, вместо того, чтобы помнить о долгах. В общем, вываливает на меня всю эту дерзкую панораму, от которой можно рехнуться.

Глубоко и размеренно подышав, чтобы успокоиться, я бросаю вопросительный взгляд на мамушку Юсуфа.

— Оставьте его в покое, Беатрик, — тихо говорит старушка, — он там здоровенный, как черт. Однажды ударил моего Юсика.

— Я просто поскользнулся на плесени, мамушка! Иначе я бы ему врезал! — горячим шепотом возражает ее Юсик. Хотя я в этом сильно сомневаюсь, тем не менее, решаю не вступать в конфликт. Потому что устала учить местных обитателей хорошим манерам. Маленькая Генриетта иногда нуждается в отдыхе. А уж Беатрикс проделавшая большой путь из ниоткуда в куда-то тем более.

— Что бы я вас больше не слышал, всосали вонючки?!

Ну, все с меня хватит! Меня бросает в жар и лопается терпение, потому что в этом мире каждый первый мнит себя, по меньшей мере, пупом земли. Вздохнув, я поднимаюсь с узкой койки и делаю шаг наружу. А потом с царственным спокойствием стучу пальчиком по грязной двери, расположенной над нашей. Ярко желтый слизевик на ней почувствовав тепло моей ладони тянется к ней тонкими ниточками. Завороженно посмотрев на его жадные движения я, в последний момент, отдергиваю руку. За дверью слышится возня, что-то хлопает и она распахивается.

— Что надо? — из темной норы несет грязными ногами и безысходностью. Этот запах льется на меня водопадом, отчего приходится сморщиться и задержать дыхание.

Преодолев брезгливость, я складываю указательный и средний палец в козу и, воткнув их в ноздри, появившегося круглого как блин лица тяну на себя. Вытягивая грузного противника наполовину из его берлоги.

— Слушай, бедолага, — с самой нежной из всех возможных улыбок, глядя в испуганные глаза над раздутым носом, в котором торчат мои изящные пальцы, воркую я. — Если ты еще раз закукарекаешь, я тебе устрою трамтарарам, просекаешь? Как ты вообще относишься к гостям? Где твое воспитание?