(Ислам Ханипаев. Холодные глаза. М.: Альпина нон-фикшн, 2022)
Когда-нибудь, уже совсем скоро, на самом деле, нынешние кумиры читающих масс покроются перхотью забвения, а их место займёт какая-нибудь молодая шпана. Творчество некоторых таких «шпанят», наподобие Михаила Турбина и Рагима Джафарова, мы уже разбирали. И вот перед нами — ещё один кандидат на властелинство дум когда -нибудь в неотдалённом будущем.
Это (перепишу-ка я заднюю часть обложки) Ислам Ханипаев, режиссёр, сценарист, писатель из Махачкалы. В 2021 году ему вручили премию «Лицей», а «НОС», «Национальный бестселлер» и «Ясная поляна» раздвинули перед самородком двери в заманчивые свои шорт-листы. Не исключаю, что пал бы и шорт-бастион «Большой книги», но вот книжечка под названием «Типа я», вознесшая юного автора в стратосферу оказалась слишком мала. Сто с чем-то страниц крупными буквами. При всём желании, конечно, не натянешь такую пичужку на премиальный глобус. Даже если это глобус Дагестана.
Ислам учёл уроки, извлёк опыт, и в следующем году выстрелил уже книгой увесистой, 400+ по числу страниц и 18+ по возрастному ограничению. Видно, что серьёзный автор.
Итак, «Холодные глаза» — это, как нам сулит аннотация, остросюжетный психологический детектив. И хотелось бы сказать, что перед нами — ещё одна инкарнация норвежского детективщика Ю Несбё в российской действительности. «Дагестанский Несбё» - как звучит? Есть, как и надо, пьющий сыщик. Но не Харри, а Заур. В финале этой эпопеи он стремительным таким домкратом входит в пучины запоя.
Да, черты сходства с культовым норвежцем, определённо, налицо. И, вроде бы, криминальная загадка — тоже присутствует. И фиг догадаешься, кто убийца.
«Я подумал о трупе, который можно было бы сбросить в этот мусорный обрыв, и это стало бы началом прекрасной (даже кинематографичной) истории о зверском убийстве и новичке-журналисте, который в конце, рискуя собой, поймает дворецкого. Ну, или какого-нибудь чабана, если рассуждать в кавказском контексте».
Но у Несбё нет «парных» сыщиков. Харри Холле — индивидуалист. Все загадки он расщёлкивает сам. А здесь у нас сыщиков — двое. Один — молодой журналист Арсен. Второй — растленный, обильно матерящийся, следователь Заур. Это ветеран второй чеченской, оборотень в погонах.
«Вы даже не представляете, что он творил тут, с нашими сельчанами. Арестовывал, пытал, подкидывал им оружие. А этот подвал? Вы думаете, он тогда в первый раз использовал подвал для допросов? Не меньше пяти человек привозили ко мне в медчасть, измученных им», - вот как вспоминает Заурову службу женщина в сельском медпункте.
Впрочем, до уровня Несбё роман Ислама Ханипаева допрыгнуть не может. По очень простой, в принципе, причине. Норвежец – профессионал детектива. Он знает всё, что происходит в отрасли, следит за трендами, сам их создаёт, сведущ в классике жанра. А из прозы Ханипаева знание культуры детектива совсем не явствует. В лучшем случае, есть шапочное (или кепочное, или бейсболочное) знакомство с тем же Несбё — и всё на этом.
Но, тем не менее, прообраз «Холодных глаз» существует. Такой, не глубоко залегающий, всякому уважающему себя хипстеру знакомый. Где два сыщика рыщут в маленьком городке… Ну? Я знал, что вы догадаетесь. Конечно, сериал Дэвида Линча и Марка Фроста. Давайте поймём, что перед нами
ДАГЕСТАНСКИЙ «ТВИН ПИКС»
Голливудский визионер Дэвид Линч хипстерами справедливо почитаем. В своём сериале он над жанром детектива откровенно издевается, но это нашей продвинутой общественности, в общем-то, невдомёк. Они-то думают, что так и надо. Такой, знаете, карго-культ. Он же так делает, значит — клёво. Но так, как Дэвид Линч, делать как раз и не надо.
Ну, да судите сами. У Линча действие происходит в уединённом городке на границе с Канадой. У Ханипаева арена зловещих событий — обособленное село недалеко от границы с Азербайджаном. У американского гения в сериале — три сезона, один другого бредовее. И здесь у нас — три части, в которых закономерность праисходника тоже трепетно соблюдается.
У Линча на старте убивают молодую девушку Лору Палмер. У Ханипаева — тоже красота и юность находят свою погибель под рукой беспощадного убийцы. Правда, Лора Палмер — отнюдь не в единственном числе. Их сразу трое — три сестры. И ещё их отец. К тому же, одна из этих Лор ведёт дневник, который всплывает, потом пропадает, потом опять всплывает — ну, всё, как классик Линч заповедал.
«Это мой дневник. Это мой тупой дневник», - пишет дагестанская Лора Палмер.
На тройственность сестёр (никакой роли в сюжете не играющую), очевидно, повлияла история сестёр Саркисян, убивших своего отца. Думаю, что Ханипаев хотел этим сходством поиграть, да и передумал. Или забыл. Но трёхголовая Лора Палмер, тем не менее, налицо.
А орудие убийства — догадаетесь какое? Ну? Конечно:
«Одинаково хорошие, дорогие кизлярские ножи».
Да и разве что-то иное может появиться в дагестанском детективе? Не удивляемся.
А ещё в «Холодных глазах» есть диалоги. Вот им бы старикашка Линч точно позавидовал. Он-то всякое выдумывал. Реплики героев в Чёрном Вигваме задом наперёд шифровал. Но до такого, например, никогда бы не додумался:
«— *****! *** ** ******** *****! **!
— Устал… устал… - помотал я головой.
— ***?! **!
— Устал…»
Звёздочки объясняются тем, что герой — городской аварец Арсен — родной язык знает неважно. Ну, и незнакомые слова таким образом, звёздочками, фиксирует. Странно, конечно. Что может быть проще, живя в Махачкале, проконсультироваться со знатоком аварского языка? Но, думаю, было стремление соригинальничать, Дэвида Линча — посрамить, хотя тот никогда о том и не узнает.
Есть и другие разнообразные
ЯЗЫКОВЫЕ РЕДКОСТИ И КРАСОТЫ
Вот Арсен вспоминает свою семью:
«Отец, как самый бойкий в поселке, взялся проконтролировать строительство и съел на этом собаку».
Где-то задрожал полузабытый Гришковец.
Герой всегда готов удивляться:
«Я опять заглянул в ее пустые глаза, и мы вышли на улицу, но последняя мысль, промелькнувшая в голове, удивила меня самого».
Но не завидуйте. Ничего дельного герой не удумал, потому что на той же странице 37 с ним происходит буквально следующее:
«Ноги больше не держали меня, поэтому я упал на колени прямо в свою блевотину и подумал о том, останутся ли пятна на джинсах после стирки, а потом блеванул еще раз».
Герой, устами которого с нами говорит автор, физиологически искренен:
«…если бы я попытался в тот момент закурить, меня бы, наверное, вывернуло наружу всеми моими внутренностями».
Здесь, на 38-й странице анализируемого текста, я стал бояться, что герой захочет сделать, простите, большое дело в уединённом месте. Но нет, отвело. Зато задрожали вымышленные колени:
«Не знаю, тряслись ли у меня коленки, потому что, глядя на них, я понимал, что они неподвижны, но по ощущениям тряслись не только они, но и все тело».
Как автор, Ислам Ханипаев – определённо горяч. Пишет быстро, порывисто. Не перечитывает – весь в стремительном, как лезгинка, движении. И что с того, что коленки в одном предложении трясутся дважды? И не такое ещё будет!
«Тут и он заметил меня, и, вероятно, выражение моего лица его слегка смутило. Улыбка стерлась с лица, и он проводил меня злобным взглядом. Не тот. Для убийцы слишком беспечное лицо, хотя и вырядился соответствующе».
Ужирнение шрифта — моё. Я, конечно, и не такое видал, и всё понимаю. Синонимы вообще придумывать трудно, слушай. Да какие синонимы, если повествование вскачь несётся. Что вообще привязался, э? Но вот в следующем же абзаце к лицу добавляется навязчивый капюшон:
«А кого конкретно я искал? Как должен был выглядеть убийца? Человек со звериным лицом? Со шрамом на пол-лица? С ожогом? Человек с ножами в руках? Призрак? Оборотень? Человек в капюшоне? Человек в капюшоне! Я увидел его. Человек в капюшоне с ножом в руках вошел в толпу людей, стоявших там же, где и днем»
Нормально так закапюшонило автора. Но не надо смеяться. Сами-то синоним к слову «капюшон» не придумаете. Но, между тем, бесконечные капюшоны позволяют автору выкатить мощную аллюзию. Вот она:
«Я затормозил и выбежал из машины, чтобы найти и схватить человека в капюшоне. (…) Черный человек в капюшоне среди черной толпы в капюшонах».
Ничего не напоминает? А? Ну, конечно:
«Человек в черном пытался укрыться в пустыне, а стрелок преследовал его».
Стивен Кинг, «Тёмная башня», том 1. Так-то, малята!
Впрочем, экспрессия не вечна. От порывистости-то устаёшь. Каково, сами подумайте, всё время резким таким быть? Вот и переходит порывистая, бессинонимическая экспрессия в плавный напевный канцелярит:
«Потом я упал и сквозь ноги зевак видел, как убийца поднимается по тропинке к дому, где через минуту будет совершено одно из самых жестоких убийств в истории Дагестана».
В какой-то момент шершавый язык криминального репортажа торжествует:
«В очередной раз кто-то из местных попытался помериться силами с представителем власти, и на этот раз народ тоже сработал оперативно, растащив их в разные стороны».
Но рано, рано вы подвергаете стилистику словостроения Ханипаева сомнениям! Он ещё стихами заговорит. Вот, вот!
«Вот я смотрю на этого быка, а через мгновение уже созерцаю облака».
Как говорили предтечи многих современных литераторов на пространстве мест общего пользования: «Я не поэт, но я скажу стихами…» Да!
Впрочем, порою привычный канцелярит оживляется эмоциональными не-протокольными словами? Вот где прорва художественных открытий, вах!
«Лицо первого украшала неухоженная борода, усы лезли в рот».
Впрочем, отверстия в человеческом теле – это разговор отдельный. С ними у автора, как мне показалось, сложились какие-то
ОСОБЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Начнём, наверное, сверху. Вот вам рот и нос:
«Внутри себя я требовал хлеба и зрелищ, а получал жужжание мухи и какие-то звуки, источником которых был то ли нос, то ли рот полицейского-грубияна».
А вот таинственные глубины:
«Мизинцем правой руки он поковырялся в глубинах своего рта».
Нос, впрочем, тоже предмет загадочный. Например, во вселенной Ислама Ханипаева он источает слёзы:
«Вопреки желанию, на раковину капнула не кровь, а очередная слеза с кончика носа».
Ещё в потаённых глубинах рта обитает что-то, что всячески рвётся наружу:
«Лучше бы мне было в тот момент замолчать, но мой длинный язык требовал свободы, поэтому я попытался уравнять доводы на весах правосудия…»
Промежду делом подвергаются сомнению обыденные устои. Например, в области гигиены полости рта. Чистить зубы оказывается вредно. Потому что может произойти вот что:
«…возможно, мне не придется ковыряться в снегу в поисках своих зубов (белое в белом найти нелегко, а я до сегодняшнего дня очень старательно чистил зубы)…»
От сфер горлоносовых (уши отметились единственный раз: «…учитывая его общую неухоженность, существовала вероятность, что скрытые под волосами уши тоже поросли мхом»), пытливый ум автора проникает в более высокие материи – к строению непосредственно головы:
«…если бы он хотел меня убить, ему было бы достаточно дать мне пощечину, и моя голова послушно открутилась бы от шеи, как крышка от бутылки с водой».
Согласитесь, сочный образ? Но ничего. Дальше лучше:
«Серое снежное небо надо мной заслонила огромная человеческая голова».
Вот это уже, кажется, картина, достойная Дэвида Линча. Но нет. Это всего лишь сельский богатырь – двух-с-половиной-метровый спецназовец Хамзат вступает с героем в конфликт и бережно роняет его на снег. Роняет и говорит:
«— Ты головой ебанулся или что?»
Таких «масел масляных» в тексте много настолько, что впору говорить о чрезмерной конкретизации, как об отличительной черте поэтики Ханипаева. Сколько здесь самых разных «спуститься вниз», «подняться вверх», «думать головой», «ронять вниз». Без счёта «поматываний головой». У Ханипаева – оно так. На одной странице – один герой головой помотает, а на следующей – уже другой. Такая икота-икота с Федота на Якова. И вот мотают-мотают головами своими. И вдруг на странице 376, уже к концу книги, читаем и глазам своим не верим:
«В ответ я вяло помотал кистью руки…»
Что-то с героем случилось, понимаете? Эволюционировал. Раньше-то —всё больше головой поматывал, а теперь — рукой.
КСТАТИ, О РУКАХ
Руки и многочисленные ими манипуляции, как и поматывание головой, занимают приличное такое место в повествовании. Хотелось бы усмотреть в этом рукоблудии некий смысл, но он ускользает. Может, его и нет. Но оставим этот вопрос на откуп литературоведам будущего.
«В ответ я, улыбнувшись, помахал ей рукой…»
Конечно, это тоже у нас из серии «ронять вниз». Хотя нет, помахать можно ещё и ногой. Если каратист. Но герой не из таких.
«На столе действительно лежал конверт, рукой на нем было выведено мое имя».
Всё-таки, друзья, есть какая-то символика в этих рукоакцентах. Ведь неспроста же такие уточнения. Рукой! Вот именно ей! Конечно, можно было бы опять предположить, что имя выводится ногой. Или зубами.
Руки тут, в романе, не простые. Они что-то значат. Хотя название адресует к глазам. Но по частотности упоминаний первенство бы взяло такое название, как «Поматывающаяся голова». На втором месте «Помахивающие руки».
Нет, они явно неспроста. Вот, на странице 237 рука поднимает против своего владельца (будем выражаться в стилистике обозреваемого) натуральный бунт:
«Пронзительная боль от кончика пальца ударила в голову, мгновенно вернув меня в реальность. (…) Затем взглянул на левую кисть, охваченную огнем будто от укусов сотен злобных муравьев. Мизинец начал неконтролируемо сгибаться».
Помните, как во второй части «Зловещих мертвецов» у Брюса Кэмпбелла вдруг зазомбачила рука. Весь он остался типа нормальный, а конечность сошла с ума. То за нос Брюса цапнет, то в глаз пальцем ткнёт. Гениальная сцена, кстати.
Но вернёмся к «Холодным глазам». Попробуем найти всё-таки глаза. Хватит с нас ртов, носов, голов и обезумевших рук. Но вместо глаз место в тексте нахраписто оккупирует то, что ниже спины. Этой части тела даже как-то много. Даже как-то чересчур. Не будем позорить уважаемого автора его же собственными цитатами. Хотя…Ладно, дадим для понимания одну. Вот она:
«Как я и говорил – всегда найдется кто-то выше и сильнее тебя. Заур обещал засунуть камеру мне в зад, а потом пришли ребята, пообещавшие сделать то же самое с ним».
Вы можете мне сказать: «Вот ты, Лев Валерьевич, к телесному привязался. А вдруг текст – высокодуховен?» Что ж, давайте посмотрим, как там в романе поживает
ЖИЗНЬ ДУХОВНАЯ
Как говорил продажный следователь Заур юному журналисту:
«Теперь без всякой пизды говори, что творится в твоей башке».
А творится вот что:
«Мозг отказывался подавать сигналы рукам и ногам. Он будто говорил: «Я знаю, брат, как ты хочешь встать и просто уйти. Если хочешь уйти – давай иди, куда по кайфу. Но, по-братски, меня оставь в покое на некоторое время. Да будет тебе известно, я заебался от тебя, от твоих действий и мыслей. Я просто хочу побыть один. Я дам сигнал. Когда буду готов переваривать новую информацию и передавать твои команды остальным частям тела».
Ну, вы поняли. Но мне, скажу по секрету, вот это вот обращение мозга к своему «владельцу» вот так «по-братски» прямо очень понравилось. Чем-то подлинным пахнуло. Или дунуло.
А вообще, если мы вдруг заговорили о достоинствах, то не могу не отметить ещё один понравившийся момент. Вот он:
«Не находя ответа, я решил обратиться к более опытному по части трупов коллеге и обернулся к дрыхнущему Зауру. Будто намекая, что я должен искать ответы сам, он почесал свой зад и повернулся ко мне спиной».
Вот здесь предусмотрительность автора всё-таки дала плоды. Не случайно же он всё время уточнял: упало – вниз, подняться – вверх. И вот, сработало! Заур чешет именно «свой» зад. И это правильно. А то бы у читающих хипстеров ещё и воображение разыгралось не в ту сторону.
Как бы, друзья, остановиться и перестать цитировать? Там же ещё в тексте – такие перлы, такой жир! Но давайте всё же, под занавес, поговорим
О СЕРЬЁЗНОМ
Роман состоит из трёх частей. Самая нормальная — первая. Достаточно живые герои, атмосфера села. Остальные две дописаны явно позже. И явно на скорую руку. С нелепостями и матом. Чувствовалось — автору писать остошайтанело. Но автор — парень целеустремлённый. Не сдаётся. Может, кстати, вышепроцитированный бунт руки — это реальные ощущения автора от писания впопыхах? Вот как бывает, когда сведёт пишущую конечность.
И вот вторая-третья части — хуже, ненужней. В начале у нас была трогательная повесть с журналистом-недотёпой на месте преступления. Да, простовато закончилась, но стоило остановиться. Не нагонять объём, забыть о «Большой книге», успеется. Понёсся ведь парад нелепостей и пока-пока-покачиваний головами.
Произошло вот ещё что — герой лишился характера. Был какой-никакой, но живой, а стал — шаблонный. Чувства испытывает только правильные, терзается сериальными страстями. Вместо умилительного новичка стал журналюгой. И ладно бы, как в жизни — нет, тоже как в сериале.
А преступника, конечно, находят. В романе неслучайно сказано:
«Чтобы люди верили, что во всякой хуйне может быть хороший конец».
Ну, вот он и случился. И когда пошли финальные титры, вдруг повис финальный такой клиффхангер, сюжетный крюк. Герою звонит незнакомый следователь и сообщает, что нашли чей-то труп, произвели вскрытие, а там:
«— (…) У него в желудке нашли фотографию, которую, вероятно, заставили проглотить перед убийством.
— Так, и?...
— На этой фотографии есть также и вы».
Чую, что и у вас тоже дух захватило. Значит, продолжению быть.
Ислам Ханипаев — небезнадёжен. Он обучаем, и осознаёт уроки. Это видно. Но не надо развращать его всеми этими премиями. Вот высидит шедевр, тогда и давать. А пока ещё — очень рано. Большой предстоит фронт работ, если, конечно, Ханипаев литературой серьёзно занялся.
Писатель из Махачкалы - это уже диагноз. Издательство Альпина в лице редактора Татьяны Соловьёвой ахнуло-ойкнуло и раздвинула ноги перед волосатым абреком. В редакциях нынче одно бабьё с поведением и уровнем мышления Варвары Карауловой.
Я бы на месте Ханипаева очень-очень поблагодарила за такой разбор. И обязательно сделала выводы. Роман читала в точности, как описал Лев - первую часть с увлечением, вторую, а особенно третью - с недоумением. Ну - подождем! Посмотрим, что выдаст автор дальше... Понаблюдаем!
Классно написано, много остроумных и смешных оборотов. Расчленена писанина структурно и по полочкам. Обычай блевать в кадре (зачёркнуто) на страницах - перекочевал, скорее всего, из современных голливудских стандартов.