Песок забил рот, трудно дышать. Пустыня. Вокруг грязно — желтая раскаленная земля. Пальцы не слушаются, давит внизу живота. И тут спасительный дождь, холодными каплями падает на лицо Василия. Жизнь скрипучей колесницей начинает свое движение.
— Здравствуй, Вася. Просыпайся. Ну просыпайся уж, блаженный, — тихий голосок аккуратной змеей заполз в голову мужчины.
Сон алкоголика тревожен, пробуждение печально.
— Водицы попей, болезный.
Не открывая глаз, мужчина морской походкой добрел до ванной. Холодная вода освежила, стало чуть легче.
Василий пил.
Не то чтобы он был конченым алкоголиком, но с приличной скоростью к этому званию приближался. А что еще делать мужику в сорок лет, когда работы нет и нет жены. Нет, конечно жена у Василия была когда-то, и жили не хуже других, но устав бороться со страстью супруга ко всяческим лотереям, благоверная собрала свой нехитрый скарб, и прихватив хрустальную вазу, честно нажитую за пять лет супружеской жизни, ушла восвояси. Василий погоревал ровно шесть дней, а в субботу, не выйдя на смену, сел у телевизора с тонкой пачкой билетов популярной лотереи. «Вернешься, куда ты денешься. Вот сейчас выиграю мильен и прибежишь как миленькая». Но выигрыш опять достался другому, а Василию выпал очередной кукиш. Начальник тоже показал кукиш, когда отойдя от горя очередного поражения, Василий заявился в контору за авансом. Никто не мог понять ранимую душу маленького человека, и указав на дверь, начальник постоянного прогульщика уволил. Впрочем, эта картина была привычной и не вызывала шквала негодования в душе Василия.
Ну и вчера, когда ведущий поздравлял счастливчика, выигравшего приличную сумму, невезучий Вася опечалился. «Десять лет играю, и хоть бы рубль выиграть. Обман, кругом лохотрон». Выпросив у соседа «в последний раз» немного денег, неудачник залил горе проигрыша беленькой.
— Премного рад нашей встрече.
В углу комнаты стоял странного вида человек. Белая рубаха гостя доходила до щиколоток, а шея была обмотана веревкой, конец которой спускался до пола.
Василий потер глаза и заподозрив, что это все-таки не сон, оторопел.
— Ты кто? Как вошел?
— Митрофаном меня кличут. А вошел как? Так мне это не трудно. Я через любые стены проходить могу, гонец я, Вась.
Перебрав в памяти события вчерашнего вечера и не найдя в них собутыльника, Василий испугался.
— Белочка, допился дурак. Чур меня, чур меня.
Пассы руками не испугали гостя, даже наоборот — он мило улыбался и при этом игриво теребил конец веревки.
— Да не переживай ты так, я ведь ненадолго. Да и безобидный я, и добрый. Вот только дело сделаем и я удалюсь. А ежели меня послушаешь, будет тебе подарок.
— Какой такой подарок? — Василий испуганно протянул руку, желая дотронуться до говорящего, но быстро одернул — гость поднялся к потолку, и белой тучей повис над головой мужчины.
— Допился, допился. Всякая нечисть видится. Прости господи, отче наш, еже на небесах, да имя твое засветится, да прости нам грехи наши, яки, яки...
На этом молитвенные познания Василия закончились.
— Ну что ты за кавыглаз такой, я пришел тебе помочь. Вот водицы лучше испей.
Удивительно, но на столе и правда стояла открытая запотевшая бутылка «Бонаквы».
Кое-как придя в себя, Василий смиренно сел на табуретку и потупив взор, стал ждать приговора.
— Пить бросаю, завтра в церковь пойду.
— Подожди ты про церковь, меня послушай. Чаво ты там не видел — картинки и смрад от свечей? Дело у меня к тебе...
Когда-то Митрофанушка был первым парнем на деревне, и даже ходил в любимчиках у местного приказчика, но пристрастился к самогону и сгинул молодец. Мать все слезы выплакала, а один раз, после очередного загула отпрыска, как следует отходив сына кочергой, в злости и прокляла. Наутро нашли Митрофана повешенным на березе. Похоронили вишальника в стороне от кладбища, оплакивали недолго — некогда было, рожь подошла. Поговаривали бабы, что нет покоя мертвяку — ушел проклятым и без суда божьего сразу в адовы врата. Знать туда ему и дорога, опойцу.
— Так что вот такая судьбинушка у меня, Василий.
— А ко мне зачем пожаловал? — пощупав себя за ноги и руки — все таки не сон, да и гость вроде как и есть, а вроде как и нету — то плывет по комнате, то тает на глазах, а то так пристально в глаза зыркнет, что дрожь по телу.
— Помоги ты мне, Василек, а делать-то ничего не нужно почти, так, спички взять и со мной до дома голубого добраться. Рядом он тут, недалеко. А я тебе за это любое твое желание исполню. Уж больно надоело мне с этой веревкой ходить, да и страдания собратьев слушать. Проклятый я, а проклятым даже у нас, ох как не легко, препонов воз. А я начальником быть хочу. У нас ведь там тоже карьера есть, но тока очередное звание получить не просто. Человек живой помочь должен. Вот и выбрал я тебя, горемыку. Тебе хорошо, а мне радость и повышение по службе.
— А как же сковородки раскаленные, и вообще?
— Есть, все есть, Вася. Но тока у нас сковородки драить — это для новеньких, а я уж почитай лет сто пятьдесят как на службе у Него, — Митрофан поднял вверх руку, а потом с почтением поклонился кому-то невидимому.
— Да черт с тобой, давай. Только чур меня с собой не тянуть. У меня еще тут дела есть.
— Что ты, родимый, рано тебе. Зато потом как брата встречу.
— Ну, ну. Я может в раю яблоки есть хочу и соловьиной трелью наслаждаться.
— Скушно там Вась, поют, хороводы водят, цветочки собирают. Тоска. Вот у нас...
Из подъезда вышел мужчина с пакетом в руке, и что-то бурча под нос, подался в сторону автобусной остановки.
— Значит, говоришь любое желание? И президентом стать могу, если захочу? Ну или в лотерею выиграть пять миллионов, нет, — десять?
— Хочешь, значит будешь президентом. Не сразу конечно, но сделаем. Ты что думаешь, президенты-то все — это наши люди, все когда-то помогали по воле своей, а потом и правителями стали. Мы, Вась, слово держим. У нас, знаешь ли — честь и достоинство. А уж деньги, так раз плюнуть.
Женщина, катившая сумку на колесиках впереди Василия, повернула голову, и предпочла перейти на другую сторону дороги. «Психический наверное, сам с собой разговаривает, такой и сумку отнять может».
Автобус неторопливо доставил Василия в ближнее подмосковье. В салоне старого пазика Вася и Митрофан молчали. Когда подошло время нужной остановки, Митрофан ткнул дремлющего Василия в бок, отчего тот взвизгнул. Люди в салоне заинтересованно наблюдали за странным мужиком. Кто-то с сочувствием, кто-то с осуждением, и потом еще долго провожали глазами необычного пассажира, ковыляющего по дороге и размахивающего руками. «В богадельню похоже подался».
Не любил народ это место. За пролеском, на краю маленькой деревеньки, находился дом душевно больных и немощных. Тех, кого общество уже давно вычеркнуло из своих списков за ненадобностью. И только редкие родственники нет-нет, да и приезжали проведать родных, или положить цветок на могилу — кладбище находилось недалеко и пополнялось постояльцами регулярно. Местным доходяги из «голубого дома» не мешали, а рабочими местами обеспечивали.
По единственной дороге парочка дошла до магазина. И вроде столица рядом, но цивилизация как-то мимо прошла. Старые, покосившиеся дома, повалившиеся заборы. Молодежь давно уехала из деревни, а люди пожилые в основном время проводили на огородах, а по вечерам не гнушались чарочки местного ядреного самогона, который гнали почти в каждом дворе. Места тут хоть и красивые, но болотистые. Поэтому и вкладывать деньги в топь желающих не находилось.
Возле магазина Митрофан остановился.
— Вася, у тебя деньжат чуток осталось. Ты уж купи фунт мака. Очень уж нужен. Дело у меня есть старое, незавершенное.
Странно, но в магазине был почти такой же ассортимент, как и в любом московском, и нашлась даже небольшая пачка мака.
— Мак то тебе зачем?
— Увидишь, Вась, увидишь. Ты смотри спички то не потеряй, а то мечта ведь дело такое — все чин чином сделать нужно. Да и времени у меня мало осталось. Успеть бы.
Обогнув березовую рощу, парочка завернула в сторону старого кладбища. Минут десять Митрофан метался между оградками, и наконец увидел то, что искал. Ничем не примечательный холмик — пройдешь мимо и не заметишь, но нежданный гость довольно улыбался.
— Сударь, ты уж рассыпь мак на холмик. Да ни одного семени мимо не пророни. Пусть собирает, черт веревочный.
— Что за посевная-то такая?
— Барин тут мой лежит. Лютый был, все ему не так. Я может и пить-то начал от несправедливости такой — бит был не раз им. А теперь повадился он из могилы выходить и гулять по окрестностям, земли свои проверять, да песни по ночам распевать. А коль мак на могилку бросить, то пока не соберет, ни шагу не сделает.
— Да уж и вправду ты добрый... Но это ваши дела. Все на этом, желание выполнил твое?
— Нет, Вася, другое у меня дело, да и поспешать пора — время уходит. Ты спички-то не потерял?
Богадельня сиротливо стояла в окружении редких деревьев. Бывшая барская усадьба с годами превратилась в неухоженное строение, не видевшее ремонта много лет. Но функционировала. Жизнь как-то теплилась в ее стенах. А порой даже била ключом, когда хоронили очередного постояльца. Тогда проститься с ним выходили и малочисленный персонал, и еще не потерявшие способность передвигаться старики. Редкие гости предпочитали быстро ретироваться из этих мест, а комиссии пристанище умирающих не часто жаловали — взять было нечего.
— Да, а когда-то тут жизнь кипела. А летом небо сливалось по цвету с домом, и казалось, что тот парит над землей. Одни проплешины голубые и остались. Эх...
— Гиблое место какое-то.
— Ты, Вась, теперь вот что сделай. Видишь там травку сухую, в кучу собранную у боковой стены. Ты спичку зажги, и брось ее в травку. А лучше всю коробочку и используй.
— Что? Дом же загорится!
Вася все понял.
— Дома престарелых, которые частенько горят в последнее время — это твоих рук дело?
— Совестливый я, Вась, ведь нам на выбор дают. Некоторым дети достаются, аварии, катастрофы. Я никогда такое не беру. Не приемлю я насилия, Вась. А жить то как-то нужно. Сами то мы не можем это сделать, только с помощью людской. Да и получаете вы за это все, что хотите. Жизнь это, Вась. У каждого свое счастье и свой кусочек рая. Мой «рай» в аду, братец.
— Я значит дом подожгу, люди погибнут, ты начальником станешь, я богатым, — а то, что люди живые тут — это так, мелочишка?
— Пожили они, не нужны никому. Ты спичку то жги, времени нет совсем — уходить мне пора...
***
Если долго ждать, то счастье обязательно придет. Не может не прийти, ведь счастья достоин каждый. Постучалось счастье и в дом Василия. Все таки не все лотереи — лохотрон...
