Сиракузец

— Так. Та-ак. А ну, все сюда! — от хриплого, режущего ухо вопля дребезжали стекла в рейсовом временоходе. Садиться в шаткое и чахлое сооружение желания не возникало ни с первого взгляда, ни с какого из последующих. Доблестный экипаж дряхлой машины сразу вызывал ощутимое недоверие и отчетливое желание оказаться отделенным от достойных и запухших лиц каким-нибудь вещественным выражением недоверия. К примеру, тюремной решеткой... и пожалуй, не столь важно — с какой стороны находиться. Лишь бы по разные стороны, да, господа, по разные...

— Р-рэйс Уникального Предложения от компании «Рашэн Хроновэйс Актюбинск» о-отправляется! Не расползаться, гр-раждане! Куды прешь, бабуля? Ну куды тебе «у путишесвие», старая? Ты и сама там все видела! Вон мальчонку пропусти, он, сразу видать, может забашлять... э-э... оценить россыпи познавательной... В общем, ступай, бабуль, подальше от греха. Пенсии у тебя точно не станет на поездку.

Тем не менее, пропустили и старушенцию — после восьми школяров, пары-тройки укуренных молодых людей невыясненного пола, нескольких домохозяек, у которых гид безуспешно старался отобрать громадные багажные сумки, мешки, припрятанные авоськи, в два счета исчерпал запас приличных слов и самых упрямых разогнал по местам пинками. Пожилая женщина, плюясь и шамкая морщинистым беззубым ртом, вползала на каждую из разболтанных ступеней, как на Монблан, однако ж не прошло и часа, как все экскурсанты уже влипли в засиженные мухами окна. Не от любознательности к живописному огороженному пустырю, но исключительно в силу тесноты на борту.

Поодаль, за колючей проволокой бесновались толпы иностранцев, жаждущих хоть ненадолго посетить загадочные минувшие времена. Как и было велено организаторами тура, гид перед отлетом высунулся почти по пояс и притворился, что слушает соблазнительные предложения. Затем прочистил горло, смачно харкнул и проорал:

— ... ... ... ..., энд гоу хоум, ...! А вот вам! — подкрепив свою мысль красочным жестом. Впрочем, особой сенсации подобное отношение не вызывало уже очень давно.

— Трогай, шеф! — велел он пилоту, захрустевшему специальным питанием. По кабине теперь разносился насыщенный аромат рассола и хруст консервированного огурца. — Трогай, Сень, щас еще бутыль будет.

Экскурсанты прилежно пялились на гида. Наконец конопатый и лопоухий тинейджер громко спросил:

— А как оно ехать-то будет? Двигатель экологически безопасен?

— Петька, япона мать, — взревел гид. — Не мешай пилоту, он настраивается! Еще раз закосишь под янкеса — сразу в ухо дам, и больше не повезем. Компрэнэву? Сколько предложили?

— Нон абла эспаньол, — нагло ответил парень. — Ну, пятьсот косых. «Енотов», разумеется.

— Слабак, блин, — сплюнул гид. Пол был пегим и носил следы манеры экскурсовода реагировать на предосудительные события и поступки аналогичным образом. — Нерасторопный, ну ни капельки!

— М-м, так я чего: меня попросили, я спрашиваю. Ваши дела, млин. А то задолбали, звонят и звонят...

Пилот наконец завершил подготовку и выбросил пустую бутылку за окно.

— Х-ху! — выдохнул он, откидывая панель. Оттуда на него уставились восемь огненно-рыжих белочек. Позади привычно ахнули при виде чуда пассажиры. Глазки-бусинки пушистых грызунов жадно следили за экипажем.

— Я, я... — проворчал им Сеня. — Сегодня веду я. Держите. Х-ху... — он старательно выдохнул пары в мордочки зверькам, радостно запищавшим от волнения. Хлопнула закрываемая панель. Трижды. Ругнулся гид, залепливая крышку изолентой.

И все вокруг подернулось радужной пеленой.

— Ну, дак седня мы с вами посетим город-герой Сиракузы, — разливался соловьем гид. — В разгар какой-то там войны. Типа, посмотрим смерть великого исторического ученого Архимедуса. Сразу скажу. Если кто опять попробует вытащить антиквариат, то ничего не выйдет. Там он еще не антик никакой, а нормальные предметы обихода. То есть, приволокете вы новье. И цены никакой не дадут. Кто не понял, повторю. Ничо не тащить! Только смотреть!

Временоход затарахтел, мощно задергался. Поднялись гам и визг. Иудей на заднем сидении попросил высадить его в Жмеринке, или на худой конец в Иерусалиме. Некоторое время гид озадаченно смотрел на попутчика, невесть как очутившегося на борту, пытаясь припомнить, покупало ли почтенное лицо русскоговорящей национальности билет. Но вот при особенно сильном рывке вой достиг предельной мерзопротивности и заложило уши.

— Доедем, говорю! — громче гаркнул проводник, отвлекаясь.

Дребезжание и грохот прекратились. Одновременно пропала и радужная пелена.

Площадь, на которой стоял временоход, покрывал утоптанный песок и окружали высокие каменные стены. Издалека накатывались отдаленные отрывочные звуки: вопли, лязг, визг животных.

— Нехилая у них тут махаловка, — прислушался давешний подросток.

— Да, — заважничал экскурсовод, словно это его воины одолевали злополучных сиракузцев. — Город падет. — дурноватым тоном базарной прорицательницы возвестил он дальше. — Падет сегодня, и вместе с ним падет великий ученый древности, точнее, этих дней. Ааа-а-ар... химЕд!

— А чего мы стоим? — послышалось сзади.

— А чего-й это пищит? — проскрипела старушка.

— Тише, бабушка, — попросили ее из-за спины.

— Архимед падет здесь. После чего мы отправимся в другую минуту и понаблюдаем марш великолепных гоплитов. Он случился чуть раньше...

— Прямо здесь? — перебил гида подросток.

— Да пищит же что-то внизу! — прошамкала бабка.

— Тихо, старая! — рявкнула дебелая неудачно крашеная в рыжий тетка.

— Здесь, — терпеливо пояснил экскурсовод. — Мы потому и...

— О! — радостно произнес сидевший рядом с иудеем армянин и принялся снимать на камеру пробегающих по площади коренастых чернявых мужиков в круглых шлемах.

— Дайте ему в глаз, кто поближе сидит, — устало попросил пилот. — Ну, предупреждали же...

— Цмяк! — подросток ловко перегнулся назад и выполнил просьбу. И камеру, как и предупреждали организаторы, отобрал. Армянин попытался дать сдачи. Подросток осклабился и добавил в «солнышко».

— Тише, уважаемый! — повысил голос Сеня. — Договор подписывали? Все таки честно.

— Пищит что-то, — напомнила бабуля.

— Цыц! — рыкнули сразу несколько голосов.

— Ну ведь нету никакого Архимеда, — скучая сообщил один из студентов. По площади теперь организованной гурьбой бежали коренастые чернявые мужики в шлемах с гребнями и тыкали копьями в товарищей без гребней. — Хотя вообще — интересно. Живенько так.

— Здесь на земле за окном его чертеж, защищая который, великий ученый расстался жизнью, — зазвучала вытащенная из засаленного рукава рубашки «шпора».

— Ну, видим, а сам-то он где? — не унималась молодежь.

— Пищит! — крикнула бабка, и тут же выпучила глаза, натужно мыча. Изо рта ее свешивалась чья-то авоська.

— Щас поищу, — пожал плечами экскурсовод. — Должен быть где-то тут. Вот уже ему и помереть скоро пора. — Он глянул на часы и задумчиво вышел на площадь.

Дверь временохода за ним хрястнула, придавив армянина и иудея, пытавшихся прорваться наружу за трофеями.

Туристы приникли к грязному стеклу, жадно следя за тем, как гид подходит к чертежу, хмурится и начинает поправлять рисунок, полузатоптанный ногами солдат. В соседних улочках громко ревели избиваемые сиракузцы, поэтому воплей экскурсантов проводник не услыхал, — только увидел надвинувшуюся на песок тень.

— Отойди, ты закрываешь мне солнце, — проворчал он и поднял глаза на толстого грека с мечом.

— Архимед!!! — завопил пожилой горожанин, выскочивший было на улицу, и горестно закрыл рот рукой, бросаясь обратно в дом. — Архимеда зарубили!

... Из-под задних колес машины времени торчали голые ноги сиракузца по имени Архимед. Он больше не пищал.