Ту…

Ты пробираешься сквозь жесткие, брызжущие ледяной капелью тростники у мелководной, разбившейся в старицах речки. Пальцы ног ощущают струящуюся грязь, волосы на голове вздыблены, сердце жалобно тарахтит в груди. Плохо, очень плохо. Холодно. Одиноко.

Опасно.

Наступает вечер, и тебе пора задуматься об убежище на ночь. Если, конечно, ты все еще намерен встретить завтрашний рассвет.

Если.

Ведь ты — Ту…

Ты разворачиваешься в сторону молодой лесной поросли с мощным подлеском, топорщащейся на склоне долины. Возможно, тебе удастся добраться до колючих зарослей, в которых уже не раз доводилось укрываться от преследователей.

Ты спешишь, сбивая ноги о каменистые отмели и увязая в чавкающих илистых промоинах, треща старыми, рассохшимися гатками, оскальзываясь, но ни разу пока не упав. Ты задыхаешься — больше от ожидания птиц, чем от натуги. Ты все еще силен и здоров.

То, что ты глупее, чем думал, — всего лишь досадное осложняющее обстоятельство. Помеха — но одна из многих.

Ты думаешь о том, что прежде никогда не допускал таких ошибок.

Ты думаешь о том, что прежде, впрочем, никогда не боялся последствий подобных промашек.

Ты думаешь…

Ты думаешь, а нужно бежать. Мчаться. Спешить.

Потому что на гребне вот-вот покажутся тощие шустрые силуэты.

Ты выпрыгиваешь из воды и скачешь по лугу, проваливаясь по щиколотки в мягкую влажную землю. Затем ты все же замедляешь шаг, стучишь кулаком в грудь, напоминая сердцу, кто здесь…

Земля качается, и облака свиваются в трубу прямо над головой. Это дивно красиво.

Сзади — сверху — слышен крик хищной птицы.

Рывок!

Некоторое время ты пытаешься бежать на четвереньках, но крики становятся громче и ближе, и ты выпрямляешься, а потом наклоняешься вперед и несешься уже в полную силу.

Здесь почва плотней, она хорошо пружинит под ногами, отлично держит, ничуть не замедляя тебя, и это восхитительно. Бежать прекрасно настолько, что удается забыть, куда и зачем бежишь.

Сзади грохочет — сухой, злой гром, нимало не похожий на волшебство настоящей грозы. Впереди справа разлетается щепками тоненькая яблонька-дичок. Ты всхлипываешь, и прибавляешь шагу.

Ты знаешь: теперь Дальний Холм недоступен. Теперь ты можешь укрыться в чащобе, но рискуешь умереть от случайного касания чужеродного грома даже там.

Ты врываешься меж ветвей под аккомпанемент грохота, ты бросаешься между деревцами, скользишь меж веточек подлеска, уходишь в зеленую поросль, набухшую от неустанного в последние дни ливня, затем поскальзываешься и падаешь, крича от досады…

…и не только от нее.

Подскочив, ты замечаешь, что нога слушается много хуже, чем прежде.

Нагнувшись, ты видишь кровь, толчками выталкиваемую из круглого отверстия на икре. Ты рычишь. Пробуешь бежать, но хромота позволяет только ковылять. Им не понадобятся даже птицы. Они обойдутся даже своими отвратными отродьями честных волков. Да если среди них идет кто-то твоей крови — он и сам отыщет беглеца.

Игра завершена.

И ты идешь обратно. Рыча и раздирая ногтями кожу на груди.

Приходя в ярость.

Готовясь убивать.

Ну, еще бы… ведь ты — Ту…

Монстры несутся через луг навстречу тебе, потом один за другим припадают на колено в кощунственной насмешке над священной молитвенной позой — и наводят на тебя оружие.

На ногах остается один, с серебристым клинком в правой руке, левая заведена за спину.

Этот вопит:

— Ты сгинешь, отродье тьмы, и имя твое измарается из летописей святой нашей земли! Я с тобой…

Ты молчишь, спеша вцепиться в его мерзкую глотку, торопясь захватить с собой хотя бы одного пакостного выродка. И падаешь в трех шагах от него — под все тот же грохот. Новые снаряды пробивают тебя насквозь, насквозь, вырывая клочья плоти, волос и ткани.

Тебя хватает на то, чтобы приподняться и крикнуть:

— Я — Ту…!

— и длинная серебристая сабля отрубает голову. Боль истекает, и становится удивительно легко.

Испытания окончены. Дальний Холм тает в тумане за здешними бесплодными грядами. Дом и семья встают перед твоими глазами на несколько мгновений, но потом тают также.

Ты уже не видишь. Ты уже почти не ощущаешь.

Почти приятно.

И когда тебя, Монстра Ту из Серого Леса, сжигают на костре, испепеляют дотла, как только умеют, просто за то, что у тебя иное лицо, и ты владеешь речью небес и земли… тебе уже все равно.

С этим бесконечным дождем ты уходишь вглубь земли. В глубину, которая, возможно, однажды сумеет родить новых Туата де Дананн.

А может, и нет.

Ведь это ты — Ту…