Соломенный человек
0
Я покинул Петербург по весне, сразу как выписался из госпиталя. Раны оставленные бомбой террориста зажили, но голова моя уже не была прежней.
— Тяжелая травма черепа, тут поможет лишь время и свежий воздух, — разводили руками врачи.
Что ж, свежего воздуха теперь у меня было хоть отбавляй. Оставив службу в сыскном отделении, я уехал за триста верст от столицы, сняв флигель в усадьбе помещика Серебрянского, бывшего другом моего покойного отца. Усадьба давно обветшала, сад зарос, но здесь, среди бескрайних полей N-ской губернии мучительные мигрени почти прекратились, а голоса, шепчущие странные, пугающие меня фразы, раздавались в голове все реже и реже.
1
Как и всегда, в десятом часу утра меня разбудили выстрелы во дворе. Умывшись, я накинул халат, взял трость и неторопливо вышел на крыльцо.
Возле позеленевших, давно некрашеных колонн усадьбы как и всегда в этот час стояли помещик Игорь Аврельевич Серебрянский и его управляющий Карл Фабрикеевич Лошадь. С увлечением, они высаживали пулю за пулей в мишень нарисованную на стене сарая.
— Константин, голубчик, мы вас разбудили? — окликнул меня помещик. — Да? Ну и славно: завтрак вот-вот подадут. Как вы спали? Кошмарами не мучилась? Служанка говорила, что вы прошлой ночью кричали.
Услышав, что я в порядке, Игорь Аврельевич продолжил стрелять. Бил он как и всегда в молоко, но похоже это его не огорчало. Он наслаждался процессом. Карл Фабрикеевич, напротив, был сама серьезность. Загнав в яблочко все шесть пуль из своего верного Лефоше, он ловко перезарядил револьвер и вскинул ствол к небу. Кружащий ястреб, примерявшийся к вышедшим во двор цыплятам тяжело опрокинулся на крыло, рушась вниз. Еще выстрел. От падающей птицы полетели перья.
Меж тем, помещик все же загнавший последние пули в край мишени, удовлетворенно кинул свой револьвер в руки слуги.
— Пойдемте, Константин, завтракать, не откажите в компании.
Спорить с гостеприимным хозяином я не стал и, опираясь на трость, пошел в следом за помещиком. Вскоре мы уже сидели в зале его усадьбы. Здесь было уютно, хотя подступающая бедность ясно читалась и в истертом паркете, и в изъеденных молью занавесках и в простой еде, что стояла сейчас на столе. Творог. Домашние булочки. Овсяная каша. Паштет из курицы очень щедро разбавленный хлебным мякишем. Не лучший кофе.
За столом нас было пятеро: тучный отец Дмитрий, постоянно заезжающий в гости к помещику с целью обмена пищи духовной на пищу телесную, вечно веселый доктор Омутов, что был прислан в эту глушь ради какой-то инспекции, да управляющий помещика, бывший офицер драгунского полка, Карл Фабрикеевич Лошадь. Тяжелый, коренастый, он почти не принимал участия в непринужденной беседе за столом и лишь довольно крякал, отпивая кофе наполовину разбавленный содержимым засапожной фляжки.
Завтрак закончился. Голова была ясной и я позволил себе погрузиться в чтение газет. Затем, в третьем часу, я как и всегда отправился на прогулку.
2
Доктора велели много ходить, поэтому несколько часов в день я отдаю прогулкам. Маршрут всегда один. Сперва, через заросший усадебный парк, мимо сгнивших беседок, завалившихся на чернильную гладь пруда. Затем по мосту, на дорогу идущую через бескрайние поля овса.
Небо серое, но и его света хватает, чтобы в голове начала появляться боль. Я уже привык к этому и упорно продолжаю идти. Поля вдоль дороги бесконечны и абсолютно однообразны. Ничто не меняется вокруг. Сделай я один шаг или сто, или тысячу, или десять тысяч ничего не изменится вокруг. Я будто приклеен к этому пейзажу. Идти тяжело. Высушенная зноем дорога разбита. Вспышка боли в голове. Я ловлю себя на мысли что опять разговариваю сам с собой. Расстраиваюсь.
Все случилось на втором часу пути, когда на обочине показался небольшой валун с высеченным на нем крестом – старый межевой камень. Дойдя до него, я охнул и замер, непроизвольно нащупывая револьвер в кармене куртки.
Овес у обочины был смят и вытоптан. Земля и сломанные колосья в крови. Крови много, очень много. Я тяжело подошел к лежащему на земле парню. Его голубые глаза остекленело смотрят в серое небо. На руках, ладонях, груди всюду следы от ударов ножом.
Я пошатываюсь. Боль в голове нарастает, заполняя череп, из мира уходит цвет, и я шатаюсь, пытаясь устоять на ногах. Голова взрывается болью, в глазах темнеет, а потом тьма начинает сгущаться, обращаясь в ломкую тень медленно поднимающуюся из овсяного поля. Я не могу различить ее черт, но чувствую как она неотрывно глядит на меня. Она надвигается, быстро, неумолимо. Я кричу, но не чувствую собственного крика. Я отступаю, но расстояние до тени становится лишь меньше. Я выхватываю револьвер.
Грохот выстрела разрывает тишину, и в мир хлещет солнечный свет. Все успокаивается. Нет ни тьмы, ни тени, ничего. Только бескрайнее овсяное поле. Только стаи поднимающихся ворон. Только ржавая черточка церковного шпиля на горизонте. Только мертвый парень смотрящий голубыми глазами в бескрайнее серое небо.
3
Игорь Аврельевич встретил меня во дворе усадьбы.
— Константин? Что случилось? — помещик встревоженно взглянул на мое лицо. — Вам опять стало плохо? Нужен доктор?
Я отмахнулся, и в изнеможении прислонившись к подгнившей колонне усадьбы, быстро рассказал об убийстве возле межевого камня. Серебрянский не стал тратить время на лишние вопросы. Кликнув слуг он велел запрягать старенькую пролетку. Сев на ее порядком потертое кожаное сидение, мы отправились в путь в окружении вскочившей на лошадей дворни.
Поля. Бесконечные поля. Ржавая черточка шпиля церкви. Рытвины и ухабы дороги, на которых подскакивает коляска. Тряска отдающаяся в голове бесконечными вспышками боли.
— Ну, Константин? Здесь? — опершись о борт пролетки, помещик приподнялся, указывая на серый камень возле дороги.
— Нет, дальше, на том межевом камне крест высечен, я же говорил. Не бойтесь, не пропустим, он один такой здесь.
Снова мучительная тряска, снова бесконечные овсяные поля.
Наконец, я увидел тот самый камень с крестом и виднеющееся в смятой траве тело. Пролетка остановилась возле межи. Серебрянский мгновенно спрыгнул на землю, быстро осматриваясь по сторонам. Я тяжело сошел следом.
— Вот и он, — я шагнул на овсяное поле, а затем осекся.
То что лежало среди изломанных стеблей не было человеком. Темная, смятая фигура с длинными, лишенными пальцев руками, и непропорционально маленькой головой, не имела даже лица – вместо него из тряпья капюшона выпирала темная масса перепутанных стеблей.
Не решаясь произнести ни слова, я неверяще стоял над поваленным пугалом. Выронив трость, я кинулся к нему и оттащил набитое овсом чучело прочь. Ни следа крови на земле. Ни следа крови на сломанных стеблях. Ничего. В глазах зарябило. Боль в голове стала нестерпимой.
— Константин? — голос Игоря Аврельевича доносится как сквозь вату.
На его лице тревога, но я не обрашал на помещика внимания. Я копался в земле пытаясь найти следы крови, разворачивал ткань на чучеле царапая пальцы об старую, жухлую солому. Наконец, меня оттащили прочь, почти насильно посадив обратно в пролетку. Мы поехали обратно.
4
На следующее утро я вновь отправился в поля. Безумие произошедшего не отпускало меня.
За ночь смятый овес оправился и потянулся к небу, скрыв место убийства. Я сошел с дороги и ориентируясь на межевой камень принялся аккуратно раздвигать колосья, пока наконец не увидел валяющееся на земле чучело.
Оно было растрепанным и мокрым от росы. Из-под грязного капюшона торчало густое переплетение стеблей. На всякий случай распотрошив чучело и ничего не найдя, я опустился на колени, и принялся тщательно осматривать место преступления. Ни следа крови вокруг. Земля, сломанные стебельки, все кругом абсолютно чисто.
Послышался скрип. В мою сторону двигалась повозка.
Отец Дмитрий радушно помахал мне рукой, и остановив коня указал на место рядом с собой. Я принял его приглашение.
— Константин, что, все покойника ищите? — он настороженно поглядел на чучело.
— Ищу. Он был здесь. Или вы думаете, что я с ума сошел и чучело от трупа отличить не могу?
Отец Дмитрий замялся, красноречиво глядя на меня.
— Ну, говорят, голову то вам бомбой серьезно поранили. Но, я впрочем думаю, что рассудок у вас в порядке. Попутал вас Соломенный человек, вот и все.
— Соломенный человек?
— Местное поверье. Не слышали? Говорят дело еще при Екатерине было. Несколько лет подряд неурожаи случились. Людей в деревнях от голода столько вымерло, что посчитать страшно. А кто не умер в церковь поспешил, молиться об избавлении. Только вы наших крестьян знаете, их тряпочкой потри и сразу язычник покажется. Вот говорят они по совету колдуна местного, опоили парня, да по рукам связали, да и похоронили на этом поле под межевым камнем живьем. Почему крест то на нем высечен, а?
— Зачем похоронили? — соображал с трудом, в голове опять нарастал шум.
— А чтоб мать земля им родила хороший урожай. Вот для чего. Ну и девяти месяцев не прошло, как землица и урожай им родила на загляденье и самого Соломеного человека из себя выродила. Говорят, много народа тогда рядом с полями убито было. Тут недалеко обрыв, там река течет, слышите? Так вот там мельница стоит брошенная и деревенька. Всех там тварь поубивала. А когда-то двести душ божьих жило. Но, правда, с тех пор верите или нет, край наш неурожая не знал. Потому здесь Соломеного человека и чтут, а куклы его в полях ставят, наподобие той, что вы нашли. А он в этих куклах и живет. Шалит правда порой, как сейчас. Ну да это ж бес сатанинский, что с него взять? А так у нас почти спокойно.
— Почти спокойно? Я ни разу не видел, чтобы Игорь Аврельевич, или кто-то из его гостей выходили за пределы усадьбы без револьвера.
— Вот потому у нас и почти спокойно, — отец Дмитрий хлестнул лошадей и машинально тронул завернутое в рогожу ружье.
5
Вечером была гроза. Я сидел во флигеле, глядя как чудовищный ливень рушится на освещаемые молниями поля. Потоки воды смывали последние улики, которые я мог бы найти. Дождь лил. Гроза шла на усадьбу. Я сидел перед окном долго, неотрывно, смотря как вновь и вновь вспыхивает режущий глаза огонь. Я не знал почему я смотрю, просто мне казалось, что вспышки света вырывают из тьмы, что-то странное. Что-то чего не могло здесь находиться.
Новая вспышка. Черный, ломанный силуэт среди овсяных полей. Удар молнии, силуэт приближается. Он идет не колыша травы. Он настолько черен, что потоки ливня не в состоянии его укрыть.
Я пытаюсь встать, но тело не слушается. Трава выгибается, льнет к силуэту, он становится больше, он растет. Он движется бесшумно и стремительно. Темнота. Вспышка молнии. Черная, вырезанная из тьмы фигура идет через двор усадьбы к моему окну. Стремительным рывком он кидается прямо на стекло, выламывает раму и рушится на меня. Я кричу, но черные потоки гнилых овсяных стеблей забивают мне рот. Из последних сил я тянусь к револьверу в кармане халата и стреляю.
Мокрый от пота я вскакиваю на ноги. Голова немилосердно раскалывается. В моей руке дымится револьвер. В стене дыра от пули. Окно цело и нет никаких стеблей на полу. Я понимаю, что просто заснул за столом.
Меня трясет и я отбрасываю оружие прочь. Сжав голову руками я долго сижу в темноте.
— Все хорошо Константин, все хорошо, просто поверь мне, — тихо шепчу я сквозь наполнивший голову шум. — Это же только сон был? Конечно сон. Это никакая не галлюцинация. С нашим же умом все в порядке? Ведь правда в порядке? Верно, Константин? Верно?
6
Следующим вечером мы сидели в усадьбе и неспешно перекидывались в карты. Мне везло, однако мысли мои были далеко от зеленого сукна игрального стола. Я все же рассказал собравшимся о своем кошмаре.
— Ничего страшно, Константин. Привиделось и привиделось, — помещик произносил слова доброжелательно, но тревожные взгляды, которые он бросал на доктора Омутова, говорили сами за себя. – У нас тут просто край такой. Вот поверите, я и сам, когда было мне лет семь однажды призрака видел. Просыпаюсь как-то среди ночи, детская лунным светом залита, а надо мной человек белый стоит и глаза у него как две свечи полыхают. А мне не страшно, представьте. Понимаю, что это отец мой покойный и зла он мне не желает.
Доктор Омутов устало вздохнул:
— У Константина случай другой. Совсем другой. Черепно-мозговая травма это вещь коварная. Когда болен мозг, никогда не знаешь, что может быть реально, а что нет. Здесь нужно лечение. Серьезное. Не свежим воздухом и прогулками. Нужны хорошие врачи. Возможно даже заграничные. Так что, покойный ваш отец примером быть не может. Будем надеяться душа его успокоилась после случившегося.
— А что с ним случилось? — быстро спросил я помещика, не желая, чтобы Омутов продолжил говорить о моем недуге.
Игорь Аврельевич вздохнул.
— У отца много завистников было. Кто-то написал в столицу о том, что отец подделывает деньги. Улик конечно следователи не нашли, но отец имел достаточно врагов в столице и дело приняло скверный оборот. Суд отнял все, что он накопил за жизнь. Тогда с ним и случился удар, — помещик вздохнул. — Слуги несколько раз видели его призрак. Край у нас особый. К тому миру близкий. Чертовщина здесь постоянно творится. Так что не удивительно, что вам в поле труп почудился.
Я ударил кулаком по столу.
— Х-хватит, — я резко оборвал помещика. — Преступление было и его надо расследовать. В-вариант, что я схожу с ума у меня был и я его отвел… Отмел. Все же отмел.
Я почувствовал как начинаю заговариваться, но сумел взять себя в руки и продолжить.
— Да, взрыв бомбы был сильный, но я могу отличить реальность от бреда. Врачи говорили, что мой организм это п-переборет. Убийство случилось на самом деле. Надо лишь понять как можно было столь быстро спрятать тело. И главное кровести… вывести кровь.
Доктор Омутов мягко положил мне руку на плечо. Я выдохнул.
— Вы слишком зациклились на этом происшествии. Я понимаю, что вы бывший сыщик и страдаете без своей работы, но вам нужно отдохнуть. И заняться чем-то другим. Переключиться.
Скрипнул стул. Отец Дмитрий подсел к нам поближе и примирительно поднял руки. — Действительно, Константин, Соломенный человек Соломенным человеком, а раз вам прямо так хочется снова сыщиком побыть, возьмитесь вы за нормальное дело. Меня вон обокрали недавно.
Я с трудом перевел взгляд на священника не понимая о чем он говорит.
— С каменщиками я договорился, что у Игоря Аврельевича мельницу чинят. Ту, что в брошенной деревне. Договорился, чтоб они мне в церкви пол починили. И знаете что? Они аванс у меня взяли, а так и не явились. И на мельнице их нет. Сбежали они с деньгами! И моими и Игоря Аврельевича.
— Ладно вам сбежали, в город уехали, закупить что-нибудь, — Игорь Аврельевич махнул рукой.
— Сразу все всемером?
— А почему нет? Кабаков то тут нет, решили немного пропить деньжат. Пару деньков подождите, объявятся. Хотя... А правда Константин, займитесь их пропажей, а то правда привиделся вам разок труп, так вы до сих пор отойти не можете.
8
У кромки леса горели костры. К ним, неся на шесте фигуру Соломенного человека шли парни и девушки, поющие странные, незнакомые мне песни. На крыльце флигеля спал перебравший с наливками Омутов, а из накрывшей сад темноты все еще слышались выстрелы упражняющегося с револьвером Карла Фабрикеевича. Вот только скрежет в голове никак не стихал. Он лишь нарастал и вскоре я понял, что он раздается совсем не под черепом. В другой комнате кто-то царапал стекло окна, а затем царапанье сменилось требовательным стуком. Я шагнул во мрак комнаты и замер глядя на замотанное тряпками лицо с мертвыми, засиженными мухами голубыми глазами. Гость еще раз, с силой, до трещин постучал по стеклу, и, давясь, закашлялся, выплевывая изо рта кровь пополам с овсом.
С криком проснувшись, я вскочил с кровати. Было темно. Я зажег лампу и выдвинув ящик стола достал револьвер. Затем откинул барабан и проверил патроны. Крупные, тупоносые, тяжелые. Я аккуратно взвесил оружие в руке. Может все стоит закончить здесь и сейчас? А дальше будет только короткая вспышка боли и темнота, будто спишь без снов. И ни утомительной дороги обратно в столицу, ни лечебницы, ни сочувственных взглядов немногих моих друзей. И не будет больше ни Соломенного человека, ни боли в голове, ничего..
Я прижал револьвер к подбородку. Палец опустился на спусковой крючок. На лбу выступил пот. Руки дрожали. Крючок был холодным и тугим, и я никак не мог найти силы чтобы надавить на него. Наконец, не выдержав, я откинул револьвер. С грохотом, тот ударился об пол.
Наклонив голову, я долго смотрел на лежащее в центре комнаты оружие. Я догадался обо всем.
9
Ночной холод пробирал даже через шинель. Серпик луны плыл над темными полями овса. Освещая себе путь фонарем я с трудом шел по разбитой дороге. Вот впереди забелел знакомый камень с высеченным на нем крестом.
Оглядевшись на бескрайнюю дорогу, прочерчивающую безликие, абсолютно одинаковые поля, я шагнул к межевому камню и, отложив фонарь, взялся за него, сдвигая в сторону. Камень тяжелый, но его явно можно нести в руках. Перенести скажем за сотню шагов до того места где лежал труп.
Чувствуя, как проклятый шум в голове наконец утих, я опустился на колени осматривая ямку под камнем. Пожелтевшая, смятая трава. Ее точно не могло быть под лежащим много лет в земле валуном.
Все встает на свои места. Перехватив трость я пошел через поле, туда, где вдали шумит река.
Через полчаса я уже на месте. Темная мельница кажется вырезанной из мрака на фоне яркого синего неба. Виден слабый свет. Свет идет из лаза, ведущего в старый подвал. Я достал револьвер. Вся цепочка событий абсолютно ясно встала в голове.
Семеро строителей, что работали на мельнице. Шесть пуль в барабане не имеющего привычку промахиваться Карла Фабрикеевича. Человека, которого строители наверняка первым позвали бы, если б обнаружили внутри что-то... Что-то имеющее такую ценность, что управляющий без колебаний застрелил шестерых из них, и нагнав в поле седьмого добил ножом. Убил бы он и меня, но револьвер спас мне жизнь. И только поэтому, он дал мне уйти. Сам же управляющий, попытался скрыть убийство перенеся межевой камень скажем на сотню шагов ближе к усадьбе. Затем он примял овес и бросил в него стоящее в полях чучело.
Стараясь не произвести ни звука, я заглянул в подвал. Внутри, в свете керосиновой лампы, золотом блестели монеты. Они заполняли грязный пол, смешивались с битым кирпичом и обломками досок. Управляющий неторопливо пересыпал монеты в мешочки. Этими мешочками уже полнились три крашенных в скучную коричневую краску ящика. Однако главным, что привлекло мое внимание, были стальные штемпели и несколько ржавых станков для чеканки фальшивой монеты. Все, то что успел спрятать перед арестом отец Игоря Аврельевича, действительно промышлявший подделкой денег.
Я спустился вниз. Чуть стукнул револьвером по стене привлекая внимание управляющего.
— Как, освоили уже найденный клад? А где же остальные пропавшие рабочие? Прикопаны здесь же в подвале?
Карл Фабрикеевич среагировал мгновенно, потянувшись к лежащему на столе Лефоше.
Хлопнул выстрел.
Управляющий с воем рухнул на фальшивые деньги. Все еще держа наготове дымящийся револьвер я подошел к нему.
— Вообще, — я посмотрел на Карла Фабрикеевича держащегося за простреленную руку и чуть улыбнулся. — Я хотел сделать предупредительный выстрел и целился в стол. Жаль, что мои нервы расстроены всей этой чертовщиной и рука дрогнула. Верно, Карл Фабрикеевич?
Эпилог
Было начало осени. Моя голова окончательно прошла и я возвращался в столицу. Густой и такой родной черный дым заволакивал чужое мне серое небо. Паровоз набирал ход. Улыбаясь, я откинулся на скрипучую кожу сиденья и наслаждался тяжелыми, усыпанными искрами клубами за тонким стеклом вагона.
Дым дрогнул. Порыв ветра на миг разорвал его и я в последний раз увидел усадьбу, где уже вряд ли когда-нибудь появлюсь. Потянулись бесконечные овсяные поля, мелькнула полуразрушенная мельница, показались низкие, бедные домики крестьян и черные пятна костров разожженные честь в праздника сбора урожая. Среди них на высоком черном шесте рассыпалось пеплом сгоревшее чучело Соломенного человека.
-
Не смогла оценить сюжет, потому что написано так, что ничего не цепляет — трижды перечитывала начало, но бестолку.
1 -
Не, думаю, им пофиг, они и таракана сожрут.
Их часто выкармливают в домашних условиях, но у меня ни разу не жил.
-
Да, он потому что недавно был. Голубь месяц назад ещё жил.
-
Сверчки или тараканы нужны стрижам, или в тупую ловить мух и бабочек, но учитывая, сколько стриж жрет, я боюсь не наловлю
-
-
-
Я смогла осилить текст целиком. Кошмарная ситуация с пунктуацией, именно это мне помешало погрузиться в повествование с первого раза. И со второго, и с третьего. Много смысловых повторов, которые должны изображать саспенс, но лишь замусоривают текст. Проблемы с синтаксисом, орфографические ошибки, лексические повторы, не работающие на стилистику, "пляшущие" целыми абзацами времена глаголов.
Я видела комментарий, что за пять дней было написано три рассказа без вычитки, но так небрежно поработать с текстом даже до вычитки нужно ухитриться.
По повествованию:
отец–Дмитрий — персонаж функция. Убрать его с "историей в истории" — и ровным счётом ничего не поменяется.
Мотивов для самоубийства у героя нет, эта сцена неправдоподобна.
Мистификация с видениями оказывается пшиком, ни к чему не приводит, никакой функции в сюжете не выполняет.
Прозрение о мотивах убийства приклеено на сопли.
Простите, что резко, но я чувствую себя обманутой. Из–за времени, потраченного на чтение, и из–за того, что из сотни конкурсных работ этот рассказ, по неведомым мне причинам, сочли одним из лучших.
-
Побухиваю, пожалуй, у меня тоже свой путь — я отвалилась дрыхать.
Доброй ночи, бояре.
-
-
Город у нас 350к, все орнитологи забиты уже стрижами. Ребятам-волонтерам столько их натащили сейчас, что те уже не берут новых. Общаюсь с ними звонками, ну и вчера заехал к одной замечательной женщине, что его покормила и посмотрела разок.
-
-
Спасибо! Когда-нибудь, я, научусь, их, ставить! Действительно пора уже расти над собой.
-
Поздравляю автора озвучкой!
Прослушать её можно как тут в плеере в конце текста, так и в нашем отдельном разделе, в который можно попасть, нажав на значок Озвучено рядом с публикацией или по ссылке https://alterlit.ru/archive/category/sound/
1 -