Нудистский пляж

На побережье Крыма есть немало мест, где, не нарушая устоев, отдыхающие могут полностью обнажиться. Один из таких пляжей разместился недалеко от Коктебейля.

Наше отношение к нудизму вполне индифферентно, хотя? Когда один оголяется на глазах у многих, это эксгибиционизм, когда же это делают многие — нудизм.

Чтобы обнажить свою несовершенную плоть, необходимо переступить некую черту условности. При этом не мешало бы быть уверенным в собственной привлекательности или хотя бы не безобразности.

К сожалению, обнаженные тела на пляже слабо радовали глаз, выставив на всеобщее обозрение: целлюлит, жировые складки, обвислые груди, морщинистые зады и скрывающие половые признаки нависающие животы.

Обнаженных женщин было больше, почему-то они легче оголяются, нежели мужчины, а те, если и решаются на такое, делают это тем охотнее, чем внушительнее выглядят признаки их отличия (надо же!), порождая комплексы у тех мужчин, кому нечем хвастать, и предоставляя женщинам увлекательное занятие сравнивать...

Ближе к полудню на пляже материализовались два отшельника.

Странное впечатление производили они своей несхожестью с остальными, отстраненностью, худенькими телами. Оба невысокие. Головы их обросли седыми давно не знавшими ножниц космами. Одеты в полотняные просторные одежды, за плечами котомки. Неопределенного возраста, похожи друг на друга, как потом выяснилось, братья. Легкие, хрупкие, изящные, они не ступали, а как бы парили, едва касаясь земли. Лица блаженные, с улыбками, обращенными вовнутрь себя, словно знали нечто, другим неведомое. Легко входили в контакт, удивляя простотой общения.

На нудистском пляже они появились неслучайно. Безусловное единение с природой предполагало абсолютную обнаженность плоти и... духа. Погруженные в медитацию, надолго замерев, они становились у кромки моря, простирая руки к светилу. Не стриженные их волосы и борода служили как бы антеннами, способствуя общению с космосом.

Отшельники обладали по-юношески молодыми безволосыми телами, что являло поразительный контраст с их седыми прядями.

Не бесполые ли они? Нет, признаки пола наличествовали, впрочем, едва заметные в виду их скорой ненадобности, когда отпадет потребность в еде, питье и других плотских радостях.

Старший брат позднее сознался, что попытка отказаться от еды, заменив ее энергией солнца и космоса, едва не закончилась для него плачевно. Он последовательно сокращал прием пищи: вначале до одного раза в день, затем — до одного раза в неделю, и был уже готов совсем от нее отказаться, да оказался в лечебнице. Вспоминается притча о цыгане и издохшей лошади.

Братья приехали из Москвы, они ходили по городам и весям, проповедуя учение Иванова, полностью помещавшееся на пожелтевших стареньких страницах «Комсомолки» и нескольких печатных листках неизвестного происхождения. По их словам Учитель не умер, а трансформировался, соединившись с космосом.

Старший брат в прошлом имел семью, детей. По понятной причине развелся — мало, кто такое мог выдержать. Младший брат обзавестись семьей не успел, судя по всему, ему это уже не грозило, и, отказавшись от многого необходимого для жизнеобеспечения, немало от того страдал — на ногах и руках у него облезла кожа, расслаивались ногти.

На какие деньги они жили — неведомо. По их словам, у них в Москве все же был небольшой заработок, кажется, от сдачи квартиры, да им и нужно-то было всего ничего.

Они охотно разъясняли суть учения Иванова, которая сводилась к полному слиянию с природой, с Космосом с целью бессмертия, если не телесного, то духовного, и предполагало согласие с собой, миром, отказ от всего мирского. Некоторые «ивановцы» селились в отдаленных поселениях, жили простой близкой к природе жизнью, зимой купались в проруби, ходили босиком по снегу...

Отшельники проповедовали вселенскую любовь ко всем и вся, любовь же мирскую отвергали.

На уточняющие вопросы по поводу получения удовольствия и радостей от жизни, от музыки и искусства, от вкусной пищи и вина, от любви и семьи, они предлагали безусловный постепенный уход от всего этого, самоотречение, слияние с космосом, вселенским разумом, абсолютное в них растворение.

Счастливы ли они были? По безжизненным их глазам и отсутствию эмоциональных проявлений это не чувствовалось.

К ночи отшельники исчезли, растворились в воздухе.

На другой день на пляже появились два тоненьких обнаженных тела. Они сидели на подстилке недалеко от моря в позах «лотоса», обратившись к светилу лицами и душами. Неужели вернулись отшельники?

Нет. Они были совсем юные и... разнополые. Поднялись и, держась за руки, направились к морю.

Также отстраненные от мира, они являли разительный контраст с отшельниками. Полная гармония, абсолютная погруженность друг в друга, в любовь, в радость постижения. Казалось, они светились, и даже в сумерках их силуэты отчетливо выделялись на темном фоне моря в отличие от других — блеклых и размытых. Они не обнимались, не целовались, не ласкались, а просто держались за руки, что было убедительней самых жарких объятий и поцелуев — через руки их любовь перетекала от одного к другому.

Хотелось прислониться к их любви, напитаться ею, одолжить кусочек счастья, ведь у них его был явный избыток. Может быть, день такого счастья стоит вечной жизни? Юные избранники любви, невольные ее проповедники, убедительно это доказывали...

Утром следующего дня присутствующих на пляже ждала еще одна удивительная встреча. Их взору явилась загоревшая обнаженная девушка, сидевшая на подстилке возле неизвестно откуда взявшейся небольшой палатки. Она была изумительно хороша. Естественная, как сама природа, она никак не реагировала на заинтересованные взгляды мужчин и завистливые — женщин. Поднялась и последовала к морю грациозная, изящная, неотразимая. Существует ли в мире более восхитительное зрелище, нежели обнаженная молодая женщина, идущая к морю. Существует — она же, выходящая из воды, в сверкающих искорках капелек. Юное, безмятежное личико, невероятной красоты линия покачивающихся бедер, и торчащие, забывшие о земном притяжении полные груди, венчаемые крупными напряженными темно-коричневыми бутонами. Опустилась на подстилку. Почему-то возникло ощущение незавершенности картины и, что знаменательно, абсолютно не вызывало эротических помыслов.

Послышался детский плач. И сразу все стало на место, обрело завершенность. Она — молодая мама! Вот почему у нее такие налитые груди, набухшие соски, раздавшиеся бедра. Вынесла из палатки полугодовалого малыша. Направилась к морю.

Удивительная гармония, все совершенство природы выразилось в этой картине: солнце, море, далекий силуэт Кара-Дага и мадонна с младенцем! Удерживая за руки, она стала купать его, роняя в воду с головой, нисколько не беспокоясь, что захлебнется, тот заливался счастливым смехом, и вместо того, чтобы заниматься своими делами, окружающие не в силах был оторвать глаз от юной девы, забавляющейся с малышом...

Она вышла из воды, прилегла на подстилку, положив рядом оголодавшего сынишку. Тот вожделенно охватил губами соленые соски, разминая ручонками переполненную грудь, захлебнулся брызнувшим из них молоком.

Можно было часами любоваться, как молодая мама играет с малышом, как тот ползает по ней, как они плещутся в воде, как лопочут друг с другом на языке, понятном лишь им одним. Мало кто не умилялся, глядя на них.

Днем появился отец ребенка — мощный, хорошо сложенный молодой человек, также обнаженный, но не столь загоревший. Высокого роста (много выше жены), в нем было крупно все: и торс, и плечи, и ноги, и налитые ягодицы, и величественно покоившееся в волосах мужское достоинство.

Они зашли в море, и, став на расстоянии метров двух друг от друга, пускали малыша торпедой между собой. Тот бесстрашно проплывал под водой долгий путь, вылавливался родителем и отправлялся обратно. Наблюдая за игрой молодой пары, не давало покоя странное ощущение. Появившийся атлет нарушал сложившуюся гармонию — плещущееся искрящееся море, огненный шар, кативший к горизонту, юная мадонна с младенцем.

К вечеру ветер усилился, поднялась волна. Молодые собрали палатку и поднялись выше, спрятавшись за загораживающий от ветра выступ скалы.

Сидя на берегу, глядя на море, легко думалось о жизни: о неизбывности гармонии, о счастье, о любви, о вечности, о бесконечности мироздания, благо искрящееся море, растущая луна и далекие звезды удивительным образом располагали к тому...