Магия квартиры Зои Пельц (Окончание)

Демонические и брачные мотивы в «Зойкиной квартире»

В «Театральном романе (Записках покойника)» Булгаков, смешивая факты с вымыслом, от лица своего «альтер эго», повествователя Сергея Максудова, рассказал, как родился замысел «Зойкиной квартиры»: «…из-под полу по вечерам доносился вальс, один и тот же (кто-то разучивал его), и вальс этот порождал картинки в коробочке, довольно странные и редкие. Так, например, мне казалось, что внизу притон курильщиков опиума, и даже складывалось нечто, что я развязно мысленно называл – “третьим действием”. Именно сизый дым, женщина с ассиметричным лицом, какой-то фрачник, отравленный дымом, и подкрадывающийся к нему с финским отточенным ножом человек с лимонным лицом и раскосыми глазами. Удар ножом, поток крови».

И пусть имеется в этом откровении изрядная доля позднейшей, конца тридцатых годов, мистификации, там же, в «Театральном романе» Булгаков сформулировал свой драматургический «символ веры»: «Что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует», полагая, что так нужно делать всегда, где бы не развертывался третий акт пьесы, – в квартире дома напротив, или в волшебной «коробочке» воображения. Мы ведь можем только догадываться, как работает прихотливая, нелинейная фантазия художника; что возникает сначала, а что потом: кульминация или завязка? Не является ли финал драмы подлинной «пружиной» ее действия?

«Зойкина квартира» органично связана с творчеством Булгакова в целом, с внешними препятствиями и остановками русской смуты, революции и гражданской войны: без «Белой гвардии» (романа и неожиданно, по заказу МХАТа, «вылупившейся» из него пьесы «Дни Турбиных») вряд ли случилась бы «Зойкина квартира», – во всяком случае, в том виде, в каком мы теперь ее знаем. Комедия, выполненная на заказ, – как бы уменьшенная модель («коробочка») его излюбленных приемов, тем и лейтмотивов.

Текст Булгакова, связь с которым очевидна, – «Мастер и Маргарита». Первый акт «Зойкиной квартиры» – «зародыш», набросок, эскиз романа, виртуозно совместившего в одном повествовательном хронотопе два плана: современный, карикатурно-фельетонный, сатирический и потусторонний, демонический. За бытовой криминальной историей кроется мистика, повседневный домашний оккультизм, столь любимый автором. Булгакову достаточно нескольких ярких деталей и коротких ремарок, чтобы отослать зрителя куда-то в таинственную, если не зловещую, глубь сцены, за кулисы и в подпол, создать стойкое ощущение опасной загадки.

И главное лицо в этой коварной игре, разумеется, - Зоя Пельц. Она – колдунья, старшая сестра или подруга Маргариты, летающей на метле ведьмы, у которой, как мы помним из романа, тоже наблюдалась легкая асимметрия в лице: косил один глаз, что, согласно народным поверьям, всегда указывает на подозрение, что человек связан с колдовством. Характерно, что председатель домкома, персонаж с «религиозной» фамилией Аллилуя (в переводе на русский: «восхваляйте Бога»), так прямо в лоб и заявляет Зое: «Вы, Зоя Денисовна, с нечистой силой знаетесь, я уж давно заметил».

Зоя ловко манипулирует с деньгами, зная наизусть их номера; она сует Аллилуе в портфель взятку под предлогом того, что деньги фальшивые. Вспомним знаменитый эпизод в «Мастере и Маргарите», когда червонцы, по воле мага Воланда обрушившиеся на зрителей с потолка варьете, на следующий день превратились в простую бумагу и произвели повсеместный общегородской скандал.

Зоя прячется от Аллилуи в «громадный зеркальный шкаф», а потом внезапно выскакивает из него. Председатель домкома называет это ее действие «приёмом», то есть «фокусом», «превращением». При этом нечистая сила, согласно расхожим суеверьям, обычно как раз и обитает в зеркале или прячется за ним, либо использует зеркало как предмет колдовства и порчи. Булгаков, сын профессора богословия, прекрасно разбирался в демонологии. В ритуалах, связанных со смертью, зеркало представляет особую опасность для людей. Опять же, вспомним, что в «Мастере и Маргарите» из зеркала-трюмо выходит Азазелло, демон-убийца из свиты Воланда.

Зеркало удваивает реальность, уводит в потусторонний мир, в Зазеркалье. Зоя, собственно, и намерена заняться «удвоением»: внешне организуя в своей квартире ателье модных нарядов, на самом деле устраивает тайный публичный дом. Весь третий акт, обозначенный в ремарке «осенний вечер в квартире Зои», с танцами, стриптизом и убийством, проецируется на бал Сатаны из главного романа Булгакова. Вернее, бал Сатаны из романа «Мастер и Маргарита» впервые был отрепетирован в «Зойкиной квартире».

Этот демонический и одновременно библейский слой, прячущийся под картинами нэпманского быта, можно продолжить. В самом начале пьесы Шаляпин поет в граммофоне арию Мефистофеля из оперы Гуно «Фауст». Смысл послания понятен без лишних комментариев: «На земле весь род людской / Чтит один кумир священный, / Он царит над всей вселенной, / Тот кумир — телец златой! / Люди гибнут за металл… / Сатана там правит бал!». Цель Зои и ее компаньонов – быстро заработать много денег, купить визы и укатить на Рождество в Париж. 

Администратор Зои (в реальности – сводник, сутенер) носит фамилию Аметистов, явно ненастоящую, мнимую, тем не менее, произведенную от названия драгоценного фиолетового камня, трижды упоминаемого в Библии, и, как считается, входящего в число двенадцати камней в наперснике иудейского первосвященника. Согласно «Откровению Иоанна Богослова» (Апокалипсису), эти двенадцать камней служат основанием стены Небесного Иерусалима. В Средние века аметист называли «апостольским», то есть - связанным с учениками Христа, камнем.

Загадочный персонаж, названный Булгаковым «Мертвое тело Ивана Василевича», это не столько метафора мертвецки пьяного человека, выкрикивающего безумные фразы, сколько ходячее предупреждение, знак опасности. Исследователи пьесы видят в «Мертвом теле» аллюзию на колдуна и мертвяков из повести Гоголя «Страшная месть». По поверьям русских крестьян, мертвяки – это скончавшиеся, но продолжающие «жить» люди.

Согласно мифологическому словарю, крестьянские рассказы о мертвецах «тесно связывают с жизнью людей таинственное существование умерших. <…> по большей части, все это бывает не в пользу живых. Мертвецы мстят живым из зависти за то, что те сохраняют еще дыхание и теплую кровь и пользуются всеми благами живой жизни. Они, а иногда их образы – дьяволы-бесы, приходят в семью, чтобы погубить остальных ее членов. Особенно часто они являются к тоскующим женам. <…> Во многих контекстах название мертвец, мертвяк имеет зловещий (или пренебрежительно-уничижительный) оттенок: мертвяк - “мертвец, который оживает и бегает”».

Любовник Зои Павел Обольянинов рассказывает о рекламной вывеске, которую он видел у Зоологического сада, когда ехал на трамвае: «…вижу надпись: “Сегодня демонстрируется бывшая курица”. Меня настолько это заинтересовало, что я вышел из трамвая и спрашиваю у сторожа: “Скажите, пожалуйста, а кто она теперь при советской власти?”. Он спрашивает: “Кто?”. Я говорю: “Курица”. Он отвечает: “Она таперича пятух”».

Очевидно, что курица здесь – знак дьявольского соблазна. Именно в эту домашнюю птицу, по народным верованиям, оборачивается Дьявол, в ней прячется от Ильи Пророка чёрт во время грозы. Курицу как сигнал надвигающегося сатанизма Булгаков, прекрасно знакомый с фольклором, использовал в своей абсурдистской повести «Дьяволиада», написанной в 1923 году. Кассир приносит в контору курицу и выдает работникам вместо денег коробки спичек. С этого момента в повести начинается чертовщина с удвоениями (повесть имеет подзаголовок: «о том, как близнецы погубили делопроизводителя»).

Весь сюжет «Дьяволиады» построен на мотиве тотальной подмены и обмана: спички вместо денег, одно лицо вместо другого. Коротков жжет в своем жилище спички, отчего в комнате появляется едкий запах серы – знак присутствия нечистой силы. Затем Коротков засыпает и видит во сне неизвестного с яйцом вместо головы, левая нога у незнакомца хромает – это еще один постоянный атрибут Сатаны (напомню, что слегка хромает и Воланд). Когда происходит подмена одного начальника на другого, рассказчик замечает, что «слова его пахнут спичками», то есть, опять же, демонической серой.

Мифология восточных славян учит, что курица наделена не только демонизмом, но и брачно-эротической символикой. Кур и петухов использовали в разнообразных ритуалах, связанных с маркером «переходных» состояний: например, превращения девушки в женщину после первой брачной ночи. Традиционно яйцо – знак плодородия и новой жизни. В свою очередь, петух служит символом сексуальной потенции, анимацией похоти и разврата. Обычно при сватовстве курица ассоциируется с невестой, а петух — с женихом: «У вас курочка, у нас петушок. Не свести ли их в один хлевушок?». Сводничеством, сутенерством и собираются заняться герои «Зойкиной квартиры».

По соседству с профессором Преображенским

Обольянинов продолжает свой странный рассказ: «Оказывается, какой-то из этих бандитов, коммунистический профессор, сделал какую-то мерзость с несчастной курицей, вследствие чего она превратилась в петуха. У меня все перевернулось в голове, клянусь вам. Еду дальше, и мне начинает мерещиться: бывший тигр, он теперь, вероятно, слон. Кошмар!».

Помимо фантасмагории, которая на мгновение возникает в мозгу Обольянинова, вся реплика – несомненная отсылка к профессору Преображенскому и «Собачьему сердцу», повести Булгакова 1925 года, «антисоветское» содержание которой стало причиной обыска на его квартире (рукопись повести и интимный дневник писателя были изъяты) и поводом для сентябрьского вызова на допрос в ОГПУ.

Здесь нельзя не вспомнить и другого булгаковского экспериментатора – профессора-зоолога Персикова, изобретателя специального прибора-облучателя для убыстрения развития зародышей живой материи, так называемого «красного луча», при помощи которого ученый вознамерился в разы увеличить в СССР производство куриных яиц. Однако в результате случайной и нелепой подмены яиц кур на яйца змей, крокодилов и страусов, приведшей к стремительной мутации, начинается нашествие на Москву полчищ размножившихся чудовищ, с которыми ведут бои части РККА. Фраза Обольянинова про тигра, кошмарно превратившегося в слона, - явная аллюзия на сюжет фантастической повести Булгакова 1924 года «Роковые яйца».

Интертекст «Зойкиной квартиры» отсылает читателя не только к творчеству Булгакова, но и к его биографии. По сюжету Павел Обольянинов – морфийный наркоман, страдающий от абстинентного синдрома. Само слово «боль», спрятанное в фамилии персонажа, указывает на один из самых драматичных эпизодов в жизни Булгакова – историю его болезни: наркотической зависимости, которую он пережил в 1917-18 годах, работая земским врачом в Смоленской губернии.

Булгаков в тут пору дошел до такого отчаянного состояния, что делал себе по две инъекции морфия в сутки, имея все шансы умереть от «овердозы». Морфий ему доставала жена, бегая с рецептом, выписанным мужем, по аптекам Вязьмы. «Как только проснулись – “Иди ищи аптеку”, – вспоминала Татьяна Лаппа. – Я пошла, нашла аптеку, приношу ему. Кончилось это – опять надо. Очень быстро он его использовал. Ну, печать у него есть - “Иди в другую аптеку, ищи”. <…> А он прямо на улице стоит, меня ждет. Он такой страшный был… Такой он жалкий был, такой несчастный. И одно меня просил: “Ты только не отдавай меня в больницу”. Хотела всё бросить и уехать. Но как посмотрю на него, какой он – “Как же я его оставлю, кому он нужен?”».

В пьесе абстинентные мучения Обольянинова облегчает Зоя, покупая ему наркотик для укола у китайцев, которые в итоге и приносят в дом беду. В 1927-м году Булгаков выразил тяжелый опыт наркотической зависимости в одном из самых мрачных своих рассказов – «Морфий». Есть в этом сюжете, впрочем, не только медицинский аспект, но и мистический, духовный, спиритуалистический. Сегодня мы можем только гадать, в какие глубины подсознания проваливался будущий автор «Мастера и Маргариты», какое отчаянье испытывал, на какие шаги был готов пойти ради жизни; и мы не знаем, что спасло Булгакова от неминуемой гибели – терпение и самоотверженность жены или настоящее чудо?

Что до картин нового московского быта, гротескно представленных в комедии, то их Булгаков в изобилии мог наблюдать воочию, работая сначала сотрудником частной газеты «Торгово-промышленный вестник», а затем – штатным фельетонистом газеты «Гудок»: «В Москве есть всё: обувь, материи, мясо, икра, консервы, деликатесы, всё! – Восторженно делился он впечатлениями от объявленного Лениным нэпа в письме к родным. – Открываются кафе, растут, как грибы. И всюду сотни, сотни. Сотни!! Гудит спекуляторская волна».

В одном из первых своих фельетонов, который так и назывался «Торговый ренессанс», Булгаков с воодушевлением описал изменившуюся столицу: «Для того, кто видел столицу каких-нибудь полгода назад, теперь она неузнаваема, настолько резко успела изменить ее новая экономическая политика <…>. Трудно понять, из каких таинственных недр обнищавшая Москва ухитрилась извлечь товар, но она достала его и вытряхнула на зеркальные витрины и разложила на полках. Зашевелились Кузнецкий, Петровка, Неглинный, Лубянка, Мясницкая, Тверская, Арбат. <…> До поздней ночи шевелится, покупает и продает, ест и пьет за столиками народ, живущий в невиданном еще никогда торгово-красном Китай-городе». «Было мясо на обед. – Писал он в другом своем очерке. – Впервые за три года я не “получил” ботинки, а “купил” их, они были не вдвое больше моей ноги, а только номера на два». Булгакову определенно нравился нэп, и его веселая, изобильная, праздничная атмосфера органично вошла в «Зойкину квартиру».

В дополнение к этому празднику жизни, по-видимому, существовал еще и личный, чувственный момент: ко времени написания пьесы Булгаков уже год как жил с новой женой – Любовью Белозерской, и в его текстах начали появляться откровенно эротические сцены: Зоя, жалуясь Аллилуе на то, что ей приходится ходить в старых чулках, предлагает председателю поцеловать ее в «штопанное место»; подчеркнуто соблазнительны и сексуальны, каждая на свой манер, Манюшка, Лизанька и Алла Вадимовна, не говоря уж о кордебалете из проституток, обозначенных словосочетанием «безответственные дамы».

Булгаков фиксировал в своем дневнике: «…подавляет меня чувственно моя жена. Это и хорошо, и отчаянно, и сладко, и, в то же время, безнадежно сложно: я сейчас как раз хворый, а она для меня… Сегодня видел, как она переодевалась… жадно смотрел». Или: «Ужасное состояние: всё больше влюбляюсь в свою жену. Так обидно – 10 лет открещивался от своего… Бабы, как бабы. А теперь унижаюсь даже до легкой ревности». И еще: «Я обратил внимание, когда она ходит, она покачивается. Это ужасно глупо при моих замыслах, но, кажется, я в нее влюблен. Одна мысль интересует меня. При всяком ли она приспособилась так же уютно, или это избирательно, для меня?»

Возвращение Зои Пельц

После премьеры спектакля в Вахтанговском театре советская критика ожесточенно громила автора «Зойкиной квартиры» за китч, буржуазность и потакание низкому вкусу зрителя, якобы падкого до откровенных развлекательных зрелищ: «Решительную борьбу нужно вести против нездоровых течений, развращающих вкус широких масс театральных зрителей и дающих ложную установку в работе театра, например, постановок типа “Зойкиной квартиры”»; «Литературный уборщик Булгаков ползает по полу, бережно поднимает объедки и кормит ими публику», «“Зойкина квартира” написана в стиле сборника пошлейших обывательских анекдотов и словечек».

Парадокс ситуации заключался в том, что «Зойкина квартира» с большим успехом шла во многих провинциальных театрах по всей стране, но уже зимой 1928 года Главрепертком поставил вопрос о запрете «Зойкиной квартиры». За популярный, кассовый спектакль заступился сам Сталин, но даже авторитетный голос вождя не смог помочь надолго сохранить спектакль в репертуаре. Против драматургии Булгакова особенно резко и дружно выступали украинские товарищи, убежденные, что Булгаков – враг. Постановку вернули на сцену Вахтанговского театра спустя год, но в марте 1929 года решением Главреперткома «Зойкина квартира» была окончательно запрещена к показу на сцене с формулировкой: «За искажение советской действительности».

«Зойкина квартира» была исключена из репертуара отечественного театра и прочно забыта. И только спустя полвека, в 1982 году, один из вариантов пьесы впервые был опубликован в СССР. Началось постепенное возвращение «Зойкиной квартиры» на русскую сцену. Тогда выдающийся композитор Георгий Свиридов, всю жизнь ведший дневник, в который записывал все свои эстетические впечатления, прочитав пьесу во втором номере альманаха «Современная драматургия», дал предельно высокую оценку пьесе, поставив ее в один ряд с лучшими образцами русской драматургической классики:  

«В этой изумительной, полной драматизма пьесе использованы приемы ревю, фарса, мюзик-холльного обозрения, предтеча нынешнего (будущего) стриптиза, наконец, целая танцевальная сюита: фокстрот, вальс, бостон, “русская” и др. – Писал Свиридов. - Находки Булгакова. Грандиозный образ… Подобный образ мог возникнуть лишь на сломе эпохи, в момент нарушения закона, по которому жило общество <…>. Колоссальный образ Аметистова – потрясающий своей силой и масштабом. Вспоминаются тут и гоголевские “Игроки”, также исчезающие, как дым, и немножко безобидный Хлестаков, и Кречинский, и Тарелкин (с его “Судьба, за что гонишь!”), и вообще Сухово-Кобылин с его демонической силой зла и накалом страстей. Однако в пьесе Булгакова накал страстей доведен до высшей степени ярости, речь идет о жизни и смерти, контраст предельно велик. Все обуреваемы мечтой о наживе, о заграничной “сладкой жизни”: от графа Обольянинова до китайца-прачки по прозвищу Херувим. Всё полно химеры, дьявольской иронии. Вместе с тем всё реально, нет никакого сознательного абсурда, манерности, кривляния, шаржированности, хохмачества и острословия. Абсурдность подобного существования должна прийти в голову самому зрителю, если он хоть немного способен мыслить».

Лучше вроде бы и не скажешь, но еще более емко сформулировал идею «Зойкиной квартиры» сам Булгаков в одном из писем к переводчице пьесы на французский язык Марии Рейнгард: «У зрителя должно остаться впечатление, что он видел сон в квартире Зойки, в которой промелькнули странные люди, произошли соблазнительные и кровавые происшествия, и всё это исчезло».

#булгаков #зойкина_квартира