Водка «Пушкин» (Окончание)
Гостиничный ресторан «Лукоморье» гудел разнообразным шумом слегка подвыпивших компаний, в основном, по виду, — приезжих. Какие-то прибалты, наши, плюс — предположительно — кавказцы с пьяной блондинкой, похожей на французскую киноактрису Брижит Бардо, только ярче и сочнее.
Из колонок магнитофона звучал «Бони М». Мы присели за столик на четыре персоны и заказали вездесущего «Пушкина» с салатом «Оливье». Когда выпили и закусили по первой, возник вопрос: «Чего приперлись?» Закусить и выпить ровно так же, а может, и спокойней, мы могли бы и в баре турбазы.
Вдруг от предполагаемых кавказцев отделилась вихляющаяся фигура. Тут мы ее и разглядели подробнее. Лет двадцати пяти — в самом соку! Высокая и крупная, она как бы являла собой мечту арийца. Всего в ней было в излишке: от смазливого лица до бюста пятого размера, от впечатляюще оттопыренной задницы до полных красивых ног, едва прикрытых джинсовой мини-юбкой.
Веллер присвистнул и напрягся:
— Ребята, кажется, вечер, перестает быть пресным!
— Мужчины, не угостите сигаретой? — Девушка явно бросала вызов компании, с которой явилась в «Лукоморье». А, может, она пришла вовсе и не с ними?
Довлатов достал сигарету и галантно щелкнул зажигалкой:
— Плиз, мадемуазель.
— Присоединяйтесь к нам, если хотите, — предложил Миша.
– Ык! С удовольствием, — вблизи она оказалась еще пьянее и сексапильней: — Вы кто? Давайте познакомимся, ык.
— Довлатов, Веллер, — представил я друзей.
— Что? Те самые? — От удивления она даже немного протрезвела.
— В некотором роде, — поскромничал Довлатов. — Официант, рюмку даме! Кстати, как вас зовут, девушка?
– Таней.
– Не Лариной?
— Нет! Шишлова я.
— А я — Саша Донецкий — назвал я себя.
– Что, прямо из Донецка? — она скорчила гримасу сочувствия.
— Нет, из Пскова. Просто фамилия такая.
Мы уже было собрались еще раз выпить, но тут «Бони М» сменился Демисом Руссосом — «Гудбай, май лав, гудбай!».
— О! Это моя любимая песня! Идемте танцевать! — она схватила Веллера за руку и потащила в центр зала.
Мы с Довлатовым перемигнулись и накатили.
— Гляди, — он махнул рукой в сторону танцующих.
Картинка точь-в-точь совпадала с эпизодом из фильма «Афоня»: Миша спокойно мог положить свою маленькую плешивую голову на шикарную Танину грудь. И положил. Зачем бежать от объятий роскошной блондинки, доставшейся практически на халяву?
Халява, однако, длилась недолго. Соперники не заставили себя ждать. Три типа характерной кавказской наружности окружили парочку.
— Э, слюшай! Дэвушку мы ужынаим.
Прямо как в пошлом анекдоте.
Веллер был невозмутим:
— Ну, а мы танцуем! Идите в горы! Овец пасти.
Кавказцы напряглись.
Мне почудилось, что сейчас они выхватят бензопилы «Дружба», и начнется техасская резня.
— Ты не прав, брат. — Один из них, самый молодой, вежливо тронул Веллера за плечо.
— Чего?! — Веллер смерил конкурента презрительным взглядом. — Не брат ты мне, гнида черножопая!
— Э! Разве так можно, брат? Грязный твой язык! Где твоя политкорректность? — гнул свою линию парень.
Веллер внезапно развернулся и пнул соперника концом ботинка в пах. Кавказец вскрикнул и сложился пополам. Двое других кинулись на Мишу. Тот отскочил. Таня завизжала и вцепилась своими когтями в лицо одного, а второй развернулся и засветил ей прямо в левый глаз. Она отлетела к столу с посудой и рухнула на него, задирая ноги. Мы с Довлатовым вскочили из-за стола. Я схватил стул. Довлатов танцевал в боксерской стойке, изображая из себя Мохаммеда Али.
— Порхать, как бабочка. Жалить, как оса.
Таня завизжала, как сирена: «Убивают! Убивают!». «Рас-Путин, Рас-Путин, Распутин», — звучит из колонок ансамбль «Бони М». В пушкиногорском ресторане «У лукоморья». Вот тебе и приют, сияньем муз…
Знаем мы этих муз… Таня, Оля…
И только Веллера нигде нет. Устроил весь этот бардак и пропал, сука!
……………………………………………………………………………………………………………………………….
Через миг он возник, будто Deus ex machina, или спустился на тросе с неба, как падший ангел, и, схватив со стола недопитую бутылку «Пушкина», заорал:
— Довлатов! Донецкий! Мотаем отсюда! У меня — мотор!
Мы схватили Таню и выбежали к выходу. Там ждала черная «Волга» с распахнутыми дверьми и питерскими номерами.
— Откуда вы? — Спросил Довлатов водителя.
— С Васильевского острова, — ответил водитель, и никто почему-то не удивился.
— А! Это к вам Бродский умирать ходит?
До турбазы доехали за три минуты. Таня мужественно щупала свой заплывающий синей гематомой глаз.
— Больно!
— Ничего. Сейчас сделаем анестезию, — пообещал Довлатов. — Нужно смыть едкий пот адреналина.
Мы купили вареной картошки, огурцов и помидоров у старушек, торгующих на ступеньках турбазы, а отравы было и так было навалом под особый случай. И вот этот случай настал. У Веллера — «Зубровка», у Довлатова — портвейн «777», у меня — чистый медицинский спирт.
Довлатов на секунду снял штаны и продемонстрировал Тане свой пенис.
— Гы-гы! Как в порнофильме. — Веселилась девушка, скинув рваную блузку и обнажив свою чудовищно гипертрофированный бюст. Левый глаз совсем заплыл и ничего ей не показывал.
— Ха! Напугал бабу необрезанным хуем! — заметил Веллер, шинкуя овощи на газетке «Пушкиногорский край», — она и не такие видала.
— Откуда ты знаешь? — обиделся Довлатов.
Я бодяжил алкоголь, изобретая новый коктейль.
Довлатов, подтянув штаны, сосредоточенно крутил громкость допотопного проводного радиоприемника, как будто и в правду желал извлечь из него короткие волны радио «Свободная Европа». Ну, или на худой конец «Дойче велле».
— Тю! Какие забавные чуваки! — хохотала наша Таня.
………………………………………………………………………………………………………………………….
Мы пьем еще и уходим в отрыв. Мир — красочный и наполненный смыслом карнавал, в котором всем нам есть особое место. Жаль, мы не подозревали об этом прежде.
Вспышка! — и мое зрение витает где-то под потолком. Непостижимый эффект, как в сновидении, когда ты одновременно находишься и внутри себя и вне, за пределами событий. В роли участника и свидетеля одновременно.
Это — настоящий Тинто Брасс! Таня охает в позе коровы на кровати, выдвинутой к середине комнаты. Сзади нее, тяжело дыша, мощно работает Довлатов. Засаживает. Я вижу его напряженное от коитуса лицо. Пот струится по всему его нехилому торсу, темные от пьяной усталости веки прикрыты. Он крепко держит девушку за талию и двигается все резче и быстрее, словно хочет разорвать ее на две половины.
Веллер пьёт коктейль из спирта и трех семерок, чокаясь со своим отражением в зеркале.
Я чувствую, что соединяюсь с Богом.
…………………………………………………………………………………………………………………………….
Я очнулся первым. Далеко за полдень. По хаосу сдвинутых и скомканных поверхностей бегали солнечные зайчики. Веллер спал почему-то на полу, прикрывшись одеялом. Довлатов с Таней — вместе, в обнимку, чудом уместив свои крупные тела на односпальной постели. Он — на животе, девушка — на спине, бесстыдно раздвинув ноги. Адам и Ева во хлеву коммунального быта.
Я растолкал Веллера:
— Мишка, гляди!
Он вытащил из-под койки простыню и заботливо прикрыл девичий срам. Потом принялся лазить по пустым бутылкам и стаканам.
— Опрокинуть, Саш, ничего нет?
— Откуда?
– Это невероятно, но все выжрали. До капли. Парадокс! Ладно, ты прибирайся, а я за пивком, что ли, сгоняю.
Он с трудом натянул джинсы. Мятую футболку. Ботинки. Вышел.
Я еще и мошонку не успел почесать, как дверь с грохотом распахнулась. На пороге возник высокий мускулистый парень в голубом десантском берете. Правой рукой он крепко держал извивающегося Веллера за нос, быстро превращавшийся в набухшую лиловую сливу. В левой руке парень сжимал топор.
— Ну, где этот ебарь?! Где эта блядь?! Щас порешу всех на хуй!
Довлатов с Таней проснулись и с минуту молча взирали на явление. Затем Таня тихонечко завизжала, прячась под простыню.
Довлатов и не стал отказываться, а просто сдернул ткань, встал, быстро приблизился к парню и ловко долбанул чугунным лбом. Попал прямо в челюсть.
Десантник, как куль, со стуком свалился на пол, в падении выпустив лиловый нос Веллера.
Нокаут!
У Миши текли крупные слезы боли и обиды:
— Пиздец! Как же я теперь свой доклад читать буду?
— Ничего, Мишель, прочитаешь! — заверил Довлатов. — Я однажды видел, как один тип в инвалидной коляске доклад читал.
Он подошел и закрыл дверь, у которой уже собирались любопытные:
— Спокойно, товарищи, маленький инцидент. Ничего страшного. Это, как же, Таня, понимать?
Он обернулся. Тани в номере не наблюдалось, как будто она была фантомом искаженного сознания. И тут внезапно глюк исчез.
— Шершеля фам! Так, Миш, на-ка ремешок, и вяжи этого ревнивца, — скомандовал Довлатов.
Десантник пришел в себя, но буянить вроде не собирался:
— Не стоит, ребята.
Парень сидел на полу и задумчиво потирал подбородок.
— Так, отвечать теперь придется по всей строгости закона, — навис над парнем Довлатов. — Товарища нашего изувечил. Нанес ущерб отечественной пушкинистике. Нехорошо! И вообще. Ты, собственно, кто?
Парень вдруг посмотрел на нас как-то просительно. От недавнего гнева сохранились только валяющиеся на линолеуме топор да голубой берет.
— Как кто? Я — муж.
– Муж? — будто не доверяя словам, переспросил Довлатов.
— Ну да. Муж…
Мы переглянулись.
— Что ж ты, парень, за женой-то не смотришь? Раз она такая у тебя шлюховитая. — По-отечески спросил Довлатов. — На вот, возьми, — и подал парню кружевные трусы, которые Таня в спешке не успела нацепить на свою красивую объемную жопу.
— Да я только на ночь и уехал. Сгоняли с Витюхой на рыбалку.
— Ага! Муженек — на рыбалку, женка — на ебалку, — вставил реплику пострадавший Веллер.
Парня затрясло, и он вдруг зарыдал, напялив трусы на голову, причем в районе носа на ткани различалось какое-то подозрительное пятно.
— Ребята! Понимаете, она не местная. Из Пыталово. Познакомились на Пушкинском празднике поэзии, — рассказывал парень в приступе откровенности. — Кто ж знал? Я как раз с десантуры дембельнулся. Сперматоксикоз лютый. А она красивая, как Брыджыт Бардо. Влюбился за минуту. Отвал башки полный. Через три дня расписались. У меня свояк в загсе. Так она все здешние овраги своей задницей уже обтерла. Мне по улицам поселка ходить стыдно. Мальчишки пальцем показывают. Вон, сохатый идет. Куколд несчастный.
— Что же ты ее не пошлешь куда подальше? — спросил Довлатов.
— Так люблю ж я ее, заразу!
— Надо же! Люблю! Вон оно что! А кто мне за шнопак ответит? — вдруг рассвирепел Веллер. — Кто-то, понимаешь, чужую бабу пялит, а кто-то за это страдает. Тебя как зовут-то, парень?
— Евгений…
— Отлично! Другого имени я и не ожидал. Ладно, Женя. С тебя выпивка и закуска, ящик водки и поросенок, — распорядился Веллер. — Окей?
— Окей!
— А мы тебе, так и быть, уж расскажем, что тебе делать, и как дальше жить…
……………………………………………………………………………………………………………………………
Надо ли упоминать, что мы с Довлатовым так ни разу и не посетили ни одно заседание эпохальной филологической конференции «Пушкин: Новые проблемы творчества»? Что от нас несло термоядерным перегаром, и под финал пушкинисты открыто презирали нас? Веллер, во всяком случае, до сих пор утверждает, что на третий день под нашими окнами стали собираться зеваки. Но русские люди адски терпеливы, и иногда умеют понять и простить. Пушкинисты не отлучили нас от стола, а пригласили каждого персонально на прощальный банкет.
В финале мы, изможденные алкоголем, подобно блоковским пьяницам с глазами кроликов, вели себя тихо и, можно сказать, просветленно. Потихонечку потягивали местную медовуху, осторожно смешанную с водкой «Пушкин».
Довлатов, жестко страдающий от похмелья, был задумчив и трогательно беззащитен. Оживший Веллер суетился, снова смешивая напитки.
Я смотрел, смотрел на Довлатова и вдруг спросил, сам не знаю, почему и зачем:
— Слушай, Серж?
— Ну.
— А не тяжело тебе жить… с такой знаменитой фамилией?
— Да нет, я уже привык.
— Ну… не обязывает?
– Знаешь Саш. — Он глубоко заглянул в мои грустные похмельные глаза. — Иногда происходит как бы раздвоение личности… Накатим?
— Давай.
— Делается прямо не по себе: Довлатов, Довлатов! Все норовят поинтересоваться: «Вы случайно не родственник?»
— Так точно нет? Может, какой-нибудь дальний, на киселе?
— Да ты что? Тот знаменитый Довлатов вообще-то по паспорту был не Довлатов, а Мечик. А у меня фамилия настоящая, отцовская. И отчество простое, русское — Николаевич. Куда с моей скобарской будкой? Правда, Веллер?
— Ага. А я — Владимирович. — Отозвался Миша, шмыгая лиловым носом. — Но окружающие все равно меня достают: Веллер, Веллер! Случайно, не сын? А, может, племянник? Или внук… Однако следует признать: уважают авансом. Просто за то, что у тебя есть писатель-тезка. Все-таки русский литературоцентризм неистрибим, как блядство. Согласись, брат Довлатов?
— А то, брат Веллер!..
— Охуеть! — Просто сказал я и опрокинул в перегарное нутро очередную дозу водки «Пушкин».
Диджей щелкнул компьютерной мышью, и по фойе НКЦ понеслось: «Пум-пум-пум. Ты-ры. Пы-ры. Итс май лайф! Итс май лайф!..»
-
-
-
-
-
ну, я тоже бывал в тех местах. там действительно ходила группа спортивного вида и что-то тихо пела
1 -
-
-