Милостивый государь

Милостивый государь, досточтимый Евгений Бонифатиевич!

Как не хотелось бы мне надоедать Вам в такое прекрасное время, когда настоящее лето пришло в наши палестины, тем более, менее всего хотелось бы мне получить внутри семьи Вашей прозвище «Тот Душнила», но дела обстоят таким образом, что я до сих пор пребываю в абсолютном неведении касательно нашего сарайного предприятия! Ей Богу, заберите Вы эту постройку, в конце-то концов, всем ведь от того выгода станет! Супруге моей место под клумбу, вам — времяночка для батраков-подёнщиков.

Хлопочет ли ещё по этому дельцу любезный Степан Онуфриевич? Дал ли свой ответ возничий? Вопросы сие не дают мне покоя, тем паче, что третьего дня мы окончательно перебрались на дачу, где предмет нашего предприятия неотвратимым немым вопросом напоминает о себе.

Осмелюсь предположить, что на одном этом возничем свет не сошелся клином, количество их братии нынче — как добра за нашей баней! И уж ежели сей человек не внял благоразумным увещеваниям Степана Онуфриевича (во что я поверить никак не могу, увольте, — всем известен его талант уговорить кого угодно на что угодно), или потребовал платы сверхмерно — есть un bon variante попросить похлопотать моего родственника, что как раз на хлеб зарабатывает вопросами строительства.

Выражаю надежду, что письмо моё застанет Вас до отъезда на целительные воды Селигера, куда и сам бы я отправиться не прочь, да служба, будь она неладна, совершенно не даёт продыха! Остается только завидовать вам кристальной, арктической завистью.

Под конец, если позволите, небольшой совет относительно будущей покраски доморощенного сарая. (Как видите, я не теряю надежды по поводу его переезда в Вашу усадьбу.) Будьте внимательны при выборе краски! Смею Вас уверить, этот выбор важен необычайно, не полагайтесь на работников. Мужики-голубчики нынче сена от соломы не отличат, не то чтобы краску хорошую от плохой.

Сам я недавно приобрёл три ведра оной в лавке купцов Леруанова и Мерлиновского на Петергофской дороге. И хотя последние клялись, что краска не побеспокоит мой нос резкими запахами, та, как бы помягче выразиться — побеспокоила… Не знаю, то ли от миазмов сей субстанции, то ли от невыносимой жары, а скорее тут имело место сложение обоих факторов, но в какой-то момент голова моя закружилась, и я вдруг перестал осознавать себя, перестал понимать где я, потерялся во времени, пространстве, застыл на месте, тупо уставясь на малярную кисть в руке. Молю, не повторяйте моей ошибки, призываю Вас к осторожности в этом вопросе.

На том прощаюсь, кланяюсь семье Вашей, отпрыску, здоровья всем…

Нет, здесь определённо что-то не так… Как же…

Перечитывал сейчас моё Вам письмо, Евгений Бонифатиевич, на предмет описок и прочих недоразумений, и почти сразу глазом зацепился за это странное словцо — «душнила». Ведь я знаю наверное, что оно не входит в мой лексикон. Более того, что оно означает? По всей вероятности, это палач, душащий жертву, убийца. Так зачем я использовал его, что хотел этим сказать? «Тот Душнила»… Не понимаю. Ничего не понимаю.

Или дальше — купцы Леруанов и Мерлиновский. Знаю, что они существуют, знаю, что премножество раз заезжал к ним по пути на дачу, но, чорт побери, как они выглядят? Совершенно не выходит вспомнить!

Ей Богу, разум играет со мной злые шутки. Значит, надо писать, чтобы не забыть, не потеряться, писать, пусть даже прямо здесь, в письме Вам, мой любезный друг. Пусть это письмо станет свидетелем моего возможного… ох, боюсь этого слова… безумия? Да уж…
Оглядываюсь вокруг — туман Морфея. Вроде сижу на скамеечке, за столиком, на веранде новенькой, мною же окрашенной бани. Это я понимаю.

Дальше.

Вот передо мною книга, она мне знакома. Помню, решил отдохнуть после работы, сел почитать здесь же. На жаре заклевал носом, сморило, задремал.

Дальше.

Тут же, на столике, лежали листы писчей бумаги, хорошо помню. Вот так знак Фортуны, подумал, значит, напишу письмо. Пишу письмо Вам. Увлекаюсь…

Дальше.

А дальше всё, милостивый государь! Дальше веранды — туман да зелёная зыбь! Волнения рябого воздуха и ничего конкретного! Где же сад? Где дом? Не уж то существование моё прекратилось и нет более ничего? И что же я теперь? И кому?

Пытаюсь встать, но ноги отказывают мне вместе с памятью и разумом, не могу встать. Чорт знает, что такое. Мне страшно… Господи, помилуй мя!

Слышу крик. Зов! Кто-то зовёт меня по имени. Да, это конечно моё имя, моё и ничьё более, уж это я помню наверное. Женский голос. Что это, ангелы кличут меня к себе? И голос-то ведь какой знакомый — любезной моей супруги! Как она взялась здесь, среди моего упокоения? Кричит — пытаюсь разобрать слова. Кричит, что подали обедать. Обедать — это понятно, это обыденно, это прекрасно! Но я не вижу её и не могу встать. Как быть — надо кричать ей в ответ. Равнодушные, вялые губы, пересохшая глотка, давайте, родные, ответьте же ей, умоляю, Христом Богом заклинаю вас — делайте своё дело!

— Пхтюхпхэ!
— Чего? Алёша, есть идёшь? Сколько звать-то ещё — остынет!
— Хптюхрэкхша!
— Что ты бормочешь? Сейчас подойду, подожди… Да твою ж мать!

Из тумана образуется совершенно невероятным образом фигура супруги, в руке тарелка и полотенце, одета в футболку и шорты… Что ещё за «шорты», какая чушь… «Шорты» какие-то… Невероятно вульгарный наряд, слава Богу прислугу отпустили. Жена тянет меня за непослушную руку, тянет, погоди, я не успеваю записывать, да погоди ты, да всё, всё, всё, всё, всё всёвсёвсёвсёвс–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

Жень, ты, надеюсь, досюда дочитал. Я всё сохранил, прикинь, весь этот бред сохранил! Тебе посылаю чисто поржать. Ты понял хоть, что случилось, нет? Я, значит, этой краски надышался и вырубился, потом очнулся, бредил и письмо тебе почему-то набирал. Ноут на столе лежал. Повезло, что жена меня нашла, от покрашенного оттащила. Я проветрился, проблевался, башка болит теперь. Зато живой! Мог бы и кони двинуть, серьёзно всё.

А вырубился я с «Обломовым» в руках, прикинь! Хорошо, что Гончарова читал, а не Кафку какого-нибудь. Сидел бы жуком, скрипел панцирем, слюной на ноут капал. И не было бы этого письма тебе, этого напоминания. Хоть печатай его и в рамку. Ща Стёпке ещё копию пошлю, пусть тоже поржёт.

Так и чего в итоге-то, сарай заберёшь? Когда? Серьёзно, решайте уже. Вы задолбали, жена клумбу хочет, я ей теперь должен за спасение))

Засим, милостивый государь, разрешите откланяться! Честь, типа, имею. Счастья, здоровья, берегите себя! Милостивый, на хрен, государь))