Джони и Кэш

К гасиенде Педиерос приближались сумерки. Тёплый бриз лениво перебирал песчинки на каменных плитах патио, а в горшках с фуксией и пассифлорой, сливаясь с бликами предзакатного солнца, чутко дремали крохотные лимонные попугайчики.
— Сегодня я видела свадебное платье юной Розы. Всё из белоснежного муслина и расшито кружевами. Выйти замуж за достойного идальго — вот настоящая мечта для молодой девушки. А нам старикам остаётся только молиться... — тяжело вздохнула сеньора Мария и, приложив ко лбу графин с тёплым лимонадом, взглянула на мужа.
Сеньор Тибурисио Эскодьерро сидел неподалёку от жены, молча покачиваясь в кресле-качалке, и время от времени поднося ко рту стакан с местным дешёвым ромом.
Не дождавшись ответа, сеньора Мария снова вздохнула и продолжила:
— Хорошо, что дети ещё не знают, что их отец сошёл с ума и решил ехать в столицу, чтобы посмотреть на корову в ливрее.
-В мантии. И не ехать, а плыть... Я уже заказал новую лодку. — медленно, слегка растягивая слова, сказал сеньор Тибурисио, и, чиркнув спичкой, закурил толстую ароматную папиросу.
— Пока я жива, вы не получите от меня ни единого песо! — вскочив из-за стола, закричала сеньора Мария, — Да откуда ж он берётся?! Каждый день выкидываю и вот опять!
Женщина схватила стоящую у стены щётку с длинной ручкой и принялась выметать лежащий у цветочных горшков мусор.
— Они всегда здесь, — сеньор Тибурисио равнодушно взглянул на вылетающие из-под щётки пакет из-под молока и маленькую стеклянную бутылочку, опустил поля шляпы на глаза и продолжил раскачиваться в кресле.

Ночью сеньоре Марии приснилась новая лодка мужа. Свежевыкрашенная, сверкающая новизной в лучах жаркого полуденного солнца, она маняще покачивалась на волнах неподалёку от берега, приглашая женщину отправиться в незабываемое приключение. Недолго думая, сеньора Мария зашла в воду, но добравшись до лодки вдруг увидела, что в ней стоит корова в ливрее из белоснежного муслина, расшитого кружевами.
— Это мантия! — громко промычала корова и из её рта выпала большая фиолетовая слива.
Сеньора Мария схватила сливу и жадно вгрызлась зубами в спелую сочную мякоть...

Прошло полгода с той ночи, как сеньора Мария Эскодьерро умерла, трагически подавившись косточкой от сливы, но хозяин гасиенды так никуда и не уехал. Лодка, которую сеньор Тибурисио купил за несколько сотен песо теперь стояла посреди патио, занесённая песком до самых бортов. Со временем в ней даже появился муравейник, но как старый идальго ни старался избавиться от него, ничего не выходило. Острым мачете он разрубал муравейник на куски, поджигал, выкапывал, но муравьи всегда возвращались. В конце концов сеньор Тибурисио смирился, приняв такую настойчивость муравьёв за знак свыше и решил повременить с поездкой. Теперь он только мечтал...
Ночью перед сном, когда прохладные пассаты тревожили занавеси на окнах спальни, а вокруг зажжённой лампы кружилось колечко из полупрозрачных бабочек, сеньор Тибурисио представлял, как спустя несколько дней пути по морю, оставляет лодку у главной пристани столицы и идёт мимо старых, изъеденных солёными ветрами домов к дворцу президента.
Ровно в восемь вечера, когда бары наполнялись ароматом горячего кофе и терпкого агуардьенте, на балкон дворца выходила корова в лиловой мантии с золотым подсвечником на голове вместо рогов. Слуга, следующий за ней, поджигал свечи одну за другой и сумрак города озарялся сказочным сиянием, таким проникновенно ярким, что каждый увидевший его мгновенно и навсегда становился счастливым до конца дней своих... Так рассказывал доктор Хурбино, бывавший в столице тридцать лет назад и уверявший, что с тех пор ничего не изменилось. Подумав, что доктор и вправду выглядит абсолютно счастливым, сеньор Тибурисио довольно кивал головой и погружался в сон.

Утром, выпив кофе, и прихватив с собой бутылку рома, он выходил из дома, по привычке ворошил старой щеткой муравейник, и, включив патефон, садился в кресло, смотреть на лениво расползающихся в разные стороны муравьев...
Когда в гасиенду Педиерос приходила густая и вязкая, как растаявший шоколад, сиеста, и утопающее в цветах патио погружалось в тишину, сеньор Тибурисио Эскодьерро засыпал. Каждый день ему снился один и тот же страшный сон. Он плыл...
Весло входило в воду плавно и уверенно, а блики на воде переливались золотом, как подсвечник на голове президентской коровы. Сеньор Тибурисио довольно щурился, наслаждаясь силой и ловкостью, с которыми он управлялся с лодкой и предвкушая своё скорое бескрайнее счастье. Но внезапно небо темнело, ветер поднимал лодку в воздух и отбрасывал в сторону мангровых зарослей, за которыми величественно и неприступно возвышался дворец президента. Потеряв весло, но не присутствие духа, сеньор Тибурисио греб руками, громко дыша и ловко маневрируя между огромными корнями деревьев. С каждым движением ладони гребца становились всё больше и больше, а между пальцами вырастали плотные кожаные перепонки. Недовольно перешептываясь, деревья смыкали ряды плотной стеной и переплетались корнями в прочную непроходимую сеть. Но сеньор Тибурисио не сдавался. Он выпрыгивал из лодки и, цепляясь лапами за ветки, карабкался вверх по устремленным в небо стволам, не сводя взгляда с мерцающего вдалеке подсвечника...

— Сегодня он какой-то вялый, и мне кажется, не добежал даже до середины леса.
— Он махал руками.
— Да, но не ловил воздух ртом как рыба. А он всегда так делает, когда добегает до пристани.
— Вот, ловит.
— И ловит, и машет. Одновременно. Он сегодня очень странный.
— И хрипит.
— Может наконец-то добрался до коровы, и теперь отправится в настоящее путешествие, а не во сне?
Морской бриз неспешно раскачивал натянутый между двух апельсиновых деревьев гамак, на краю которого уютно примостились жестяная банка и пакетик из-под молока. Кэш поправил съехавший на бок пакетик и посмотрел на сидящего в кресле старика. С утра ещё бодрый, теперь он казался маленьким и худым, и походил на высушенный на солнце финик.
— Какой -то он и вправду сегодня странный, Джони. Посмотри, — сказал пакетик и столкнул друга с гамака.
Громко грохоча по каменным плитам патио, жестянка докатилась до кресла и быстро взобралась на неподвижно сидящего старика.
— Не дышит, — сказал Джони, прижавшись банкой к груди сеньора Тибурисио.
— Умер, значит, — придерживая пакетик, Кэш спрыгнул с гамака и, громко постукивая клешнями по полу, подбежал к креслу.
Цепляясь за одежду, он дополз до головы сеньора Тибурисио, широко раздвинул его веки и заглянул в глаза:
— Он так и не увидел корову...
— Значит мы зря убили сеньору Марию?! Бедный сеньор Тибурисио! — вскричал Джони и уткнулся головой в тёплое плечо старика.
— Мы столько лет провели рядом с досточтимым сеньором и сделаем его счастливым даже после его смерти! Ты хочешь увидеть корову, Джони? — спросил Кэш, положа клешню на плечо друга.
— И стать счастливым? — заинтересованно приподнял усики Джони.
— Тогда вперёд! — крикнул Кэш и скинул с себя пакетик из-под молока...

По песчаному берегу вдоль воды медленно полз мужчина. Иногда он останавливался и из его головы выкатывались два краба- отшельника. Оглядевшись и поводив усиками по воздуху, они забирались обратно в голову и продолжали путь.
— Нужно было оставить ему глаза, — хныкнул Джони в очередной раз выпадая из пустой глазницы сеньора Тибурисио.
— Тогда как бы мы забрались внутрь и тащили его? — спросил Кэш, старательно упираясь клешнями в горячий песок.
— И здесь нас могут достать птицы, — не унимался Джони, поглядывая на кружащих в небе бакланов.
— Я, кажется, придумал. За мной! — Кэш схватил товарища за клешню и потянул за собой.
***
В темноте при тусклом свечении звёзд сеньор Тибурисио выглядел несколько странно — неестественно изогнувшись, он полз на спине по пляжу ногами вперёд, а из его разорванных на заду парусиновых брюк, доносились голоса:
— Здесь тесно и темно.
— Ты что не хочешь, чтобы сеньор стал счастливым, Джони?
— Хочу. Но здесь воняет, фу...
— Зажми нос и ползи. Вперёд! Нас ждёт столица!