Не ходи к нему... Встреча

Пока везли через весь город, он перестал что-либо чувствовать, кроме сильной жажды. Настолько сильной, что язык во рту распух и отказывался шевелиться. Макар пытался выговорить единственное слово: «она». Кольцо с синюшного пальца сниматься отказывалось, все звуки доходили как будто с того конца стометровой канализационной трубы. Когда до Макара донеслось: «Сухожилие что ли подрезать?..», он захотел вскочить. Кольцо всё-таки после очередной попытки стянули, не прикасаясь к сухожилию. Как будто трогали пластмассу, когда переносили и делали что-то еще. Ни боли, ни печали, ни смысла. Только жажда.

Смeрть огляделся в прихожей, заглянул в зеркало, снял очки, оставшись в капюшоне. Высокий, крепкий мужчина, лет около тридцати, с жидкой бородкой и живыми, любопытными глазами. Кошка с собакой, как зомби, сами зашли в ванную, и он запер их там. В доме быстро темнел зимний вечер, только в соседней комнате тускло горeл свет ноутбука. Жена отпрянула от Макара, и гость, заметив темную кровь на ее губах, хихикнул:

— А ничего красочка для такого случая, — его голос шуршал, как целлофановый пакет на ветру. Скользнув над полом, мужчина вплыл в комнату.

— Ты поздно пришел! — раздался тихий голос из-за спины.

Смeрть оглянулся. Лера сидела в кресле, одетая в длинное зимнее пальто:

— Мой хаоспилот всё раньше почувствовал, еще при звонке... Такси. И вот я здесь.

— Почeму же, Валерия? — нeдовольно буркнул Смерть. — Скорая будет ехать еще минут восемнадцать. Всё успею... Макар, погнали... У меня еще три вызова.

Макар поднялся, усмехаясь:

— Этого я и не ожидал. А что, старухи кончились у вас?

— Так и знал! Сколько ни следи за внешностью, клиент всегда недоволен, — зашуршал мужчина обиженно. — Гоняюсь за тобой уже который месяц! Но ты ни минутки не можешь посидеть спокойно! Как ни приду — тебя нет дома! То на работе, то с анонимными алкоголиками, то в редакцию укатил. Однажды до полуночи тебя ждал, как дурак, а ты, оказывается, до утра на рыбалке!

— Привет, — удивился Макар. — Я еще и виноват. А что за блажь обязательно из дома забирать?

— Разнарядка такая... Хорошо, что сегодня случай подвернулся. А ты как будто не знал, что так кончится? — ехидно уточнил гость.

— Так, что теперь плакать, что ли? — усмехнулся Макар. — Лера, ты не знаешь, кто это приходил и огрел меня по голове?

— Всё должно было быть не так! — ответила жена. — Я прихожу с работы. Ты трезвый, с приготовленным ужином встречаешь уставшую любимую, ушастые накормлены... А ты сорвался! Опять... Кстати, где Сара с Лоском?..

— Не знаю...

Из ванной жалобно тявкнул бульдог.

— Стоп! Кто приходил?! — тревожно зашептала женщина.

— Я из-за вас выбиваюсь из графика! — заскрипел, вмешиваясь, Смерть. — А у меня, между прочим, тоже нервы! Хоть и не о том.

— Хочешь кофе? — спросила Лера.

— Что? — переспросил он. Капюшон упал на плечи.

— Кофе! В турке, хороший! — Лера встала и сняла пальто, — есть пирожное. Угощайся. Кстати, плеснуть тебе коньяку?

— С каких пор у тебя коньяк? — удивился Макар.

— Привыкла, пока тебя ждала из психушки. Ты скажешь, наконец, кто к нам приходил? — Лера выпустила собаку и кошку из ванной. Животные сразу забились под диван. Смерть попытался сопротивляться:

— Я не могу, на сутках сегодня...

Лера отмахнулась:

— Нельзя так изводиться! Ты видел себя в зеркале? Бледный, худой. Это от переутомления! Дай пульс... Беречься надо. Расслабляться иногда, — консультировала хозяйка, уже наливая коньяк из серебристой фляжки в крохотную рюмочку. — Сходи, чтоб тебе твои косточки размяли, на массаж, ванны попринимай. И для души... Слушай, а ты никуда сейчас не торопишься? — неожиданно воскликнула она. Смерть прошуршал, что до восхода совершенно свободен. Макар ободрился:

— Тогда поехали с нами! Погуляем напоследок. Я такой клуб знаю — там до утра живой джаз!

Лера поднялась, сказала Смерти, подойдя вплотную:

— Ладно, давай продолжим там, у меня еще есть вопросы, если ты не против...

Они вернулись ранним утром, еле передвигаясь, уставшие, поддерживая друг друга. Макар упал в кресло:

— Фуу, в жизни так не гулял! Может, хоть после тебя, старик, отдохну. Ну, чё? Теперь погнали?

— А вот фиг тебе! — мстительно сощурился пьяный Смерть, садясь в другое кресло. — Не стоит у меня сегодня. Так что графоманить тебе еще довольно долго. Увы.

В ответ на поднятую бровь Леры, Смерть пояснил:

— У меня годограф! А вы меня совершенно выбили, ик... из него. Так что супруг подождет меня, а ты потерпишь. Пойду я за более дисциплинированными кандидатами... Холостыми...

Он тяжело поднялся, поправил перед зеркалом очки, накинул капюшон. У самого порога обернулся:

— В следующий раз приду внезапно. Однажды... — он снова икнул. — Р-ано утром... Когда, говоришь, в том клубе снова играет джаз?

Заступивший на смену врач сразу вызвал у Макара море позитива. Зайдя в реанимационный зал с саркастической улыбкой и напевая под нос: «Не ходи к нему на встречу, не ходи...», он сразу стал флиртовать с медсестрой. К очередному забору крови на анализ, он спросил у нее про катетер. Потом нахмурился, осмотрел Макара и пробурчал:

— Дай дураку стеклянный хер...

Оказалось, при установке чуть переломилась трубка. Заметить это должны были сразу, но не заметили, или отмахнулись.

— Ну что, молодой человек, нравится у нас? — наклонился он к Макару. Тот поёжился, еле двигая немым языком:

— Жаловаться пока не на что, но задерживаться не хотелось бы.

— Это правильная диспозиция, такие больные нам нужны. Поверни голову налево. Как у Леры со здоровьем?

— Спасибо, хорошо. А откуда?..

— Ну и хорошо! Не ходи к нему на встречу, ла-ла-ла..

Во время этой непринужденной беседы он выполнял манипуляции по удалению старого катетера. Потом начал вводить новый. Макар был в курсе: когда эти начинают беседовать с тобой на отвлеченные темы, то значит сейчас будет больно. По этой причине отвлечься он не смог. Сначала мужественно терпел, хотя слёзы сами катились по щекам. И в один момент не выдержал, застонал. Врач пропел:

— Да ладно!

— Ага... больно, сука!

— Зато бесплатно! А-а-а! У него гранитный камушек в груди...

Макар очнулся на выходе из ломбарда с начищенным до блеска обручальным кольцом на пальце. «А если и правда, взять, и стартовать со смерти?..» — эта роскошная мысль так понравилась, что Макар присвистнул. «Прожить задом наперёд. Начать со смерти — сразу одной проблемой меньше. Очнуться в доме престарелых, с каждым днём чувствуя себя всё лучше и лучше. Потом тебя выгоняют, потому что ты слишком здоров. Какое-то время ты на пенсии, потом начинаешь работать и в первый же день тебя чествуют, дарят именные часы или спиннинг...»

Внезапный карачун и последовавший за ним разворот писателя не испугал, но вначале его вывернуло «Финляндией» за углом чебуречной. А потом всё и началось.

Ничего не подозревая, Макар с каждым днём ощущал прилив сил. Он уже спал без кошмаров, хотя сперва его повеселили сны, в которых калека вылезал из-под колес грузовика, пятился назад на обочину, и сразу обрывался его, Макара, детский крик. Селедка слетала с хлебца и заплывала в холодильник, хрустальный стакан удалялся от губ в черноту, прощально освобождаясь от белой королевы его горького прошлого. Проблемы разрешались сами собой. Только один день, когда Макар получил удар в затылок от незваного, но знакомого гостя, не повторился обратно, и это его беспокоило.

Тревоги по этому поводу исчезли совсем, когда однажды утром радостная жена поцеловала его как прежде, и перед Макаром пронеслось недавнее событие — уход с позором из анонимных алкоголиков. А изгнание из психбольницы, потому что он был признан симулянтом, просто потрясло его. Какое-то время Макар побыл на пенсии по инвалидности, а когда ее забрали, начал работать айтишником. Больничные листы из-за пьянок возвращались в поликлинику, на работе он все больше и больше набирал авторитета, пока не стал завотделом. В ванной он с удовлетворением наблюдал уменьшение живота и рост мускулатуры. Только однажды Макар с горечью увидел, как его любимая уходит от него к первому мужу, и почувствовал, как ненависть того постепенно становится наглостью владельца недосягаемого для Макара совершенства и красоты. Ухмылка, плечи, движения и повадки его что-то сильно напоминали, но другая печаль отвлекла от этих мыслей — он разлюбил писать.

Началось с того, что его выпроводили из редакции вместе с рукописью и убийственной рецензией на повесть, которую он писал пять лет. С каждым днем он все больше и больше ненавидел свои тексты, писательство становилось невыносимой повинностью, — и в один из дней Макар понял, что не напишет больше ни строчки.

Судорогой сотрясло тело. Он лежал в нелепой позе на полу квартиры. В кухне свистел чайник. Знакомая девушка Лера слизывала кровь, льющуюся из его разбитого лба.