Угорь

Резиновая лодка болотного цвета лениво покачивалась на волнах. С тихим плеском опускались вёсла, разгоняя живность под пеленой мутной воды. Старик поглядывал на густые серые тучи, вдыхая медовый аромат распустившихся цветов черёмухи. Витька рассматривал обилие соринок на надутых бортах.

– Ничего-сь… пройдёть печаль. Ты уже-шь большой, вон какой отмахал… Скок годков-то, а? – отложив вёсла, старик погладил седые усы и хитро прищурившись, улыбнулся внуку.

Говорить Витьке не хотелось, поэтому он просто показал десять пальцев. Где-то внутри образовался раскол, словно вместе со смертью мамы и папы потерялось нечто само собой разумеющееся. Но что именно он понять не мог, только чувствовал появившийся внутри холод, настигающий даже в истопленной избе среди ароматов чеснока и дров. А на реке этот холод, сдобренный зарослями камыша и тяжёлым небом, разрастался в целую ледяную пустыню.

– Не беленись на дедушку. Я ж понимаю… Друзьями-то обзавелся?

На заболоченном берегу заквакали лягушки.

– Зачем дружить? Разве семью друзья заменят? – не поднимая глаз буркнул Витька.

– Эх… Не, семью ничего-сь заменить не может… А только друзья всё равно нужны человеку-то. Помогут, чай, в тягостях да горестях, если хорошие… – старик на минуту задумался, глядя сквозь непроницаемую водную пелену, – знаешь, почему-сь мы угрей не ловим?

Витька отрицательно покачал головой, впервые взглянув на деда с тех пор, как они сели в лодку.

– Угорь-то не рыба вовсе, а змей подводный. Наш народ почитает етих тварей божьих. Нельзя обижать… а то беду накличешь.

– Что за беду?

– Ну как… Прогневается царь-угорь, плохо будеть. Вот така сказка есть у нас. Лучшай мирно жить, да в воду печали кидать, авось угри съедят, а тебе легче станется.

          В воображении Витьки всплыла рыбина в золотой короне, важно спящая на подводном каменном троне. Правда она больше напоминала щуку из мультика, чем длинного склизкого угря. Хотелось, чтобы боль растворилась среди бескрайней степи.

***

Четвёртое лето в деревне протекало как обычно. Июньская погода баловала солнцем и теплом, так что Витька наслаждался жизнью. Хотя Андрюха с утра выглядел чёрным, как туча. Бара, напротив, весело шагал, гремя ведром, в котором стояли бутылки с водой. Приклеившееся прозвище «баран» не особо нравилось упитанному лобастому пацану, но для друзей оставался Барой. Это было похоже по звучанию с величественным «барон», и не вызывало неприятные ассоциации.

– Не хватит столько воды, чтобы выливать сусликов. И на кой ты налил в тару? Ведро для чего… – Андрюха сплюнул в зеленеющую траву.

– Расплескалось бы! А так-то, можно с котлована черпануть, норы рядом, всё путём. Не с той ноги что ль встал?

На какое-то время повисло молчание, пока вдруг Андрюха не прорвался:

– Ленка потерялась, вот что! Нет уже второй день…

– А родители? – спросил, чуть обернувшись через плечо Витька.

– Пьют, как обычно. Сама вернётся, говорят. Небось у подружек сидит, не хочет возвращаться. Конечно, не хочет, дома ханыги одни…

– Так чего переживать тогда? – ухмыльнулся Бара.

– Слыш, была бы у тебя сестра, понял бы. Кому до неё дело есть, а? Только мне. Подружек уже обошёл, никто не видал.

Глинистую землю устилали полевые цветы. Особенно много разрослось полыни, которая ковром покрывала большую часть почвы. В воздухе жужжали снующие туда-сюда шмели, опьянённые сладким запахом пыльцы, мешающимся с исходящим от полыни камфорным ароматом. Лёгкий ветерок трепал ивовые ветви у лесополосы. Найдя небольшую нору, ребята сели рядом, облегчённо вздохнув после ходьбы по жаре.

– Может, того… ведьма утащила? – Бара сделался непривычно серьёзным, обеспокоенно глядя на товарищей.

– Степановна-то? Тю-ю-ю. Не выдумывай, – Андрей заметил ползущего по небольшому лопуху изумрудного жука и щелчком отправил того подальше, – сплетни сельские. Бабка и мухи не обидит.

– Ага-ага, а кутят в прошлом году утопила.

– Кто за ними будет ухаживать? Вырастет орава псов, их прокормить ещё надо ведь, умник.

– Всё равно нельзя так…

– Проверить стоит, – вклинился Витька, – недавно вечером шёл от вас, а Степановна на старом кладбище копалась. В сумерках жуть настоящая. Вся взъерошенная и поёт что-то.

– Те могилы же река размыла… – поднявшись с земли, Бара почувствовал, как ледяные мурашки побежали по затылку.

– Для ведьмы не помеха. Давайте двинем туда ночью, может, хотя бы найдем зацепку.

Андрей скептически хмыкнул. В существование нечистой силы он не верил, но вот в сумасшедших старух вполне. После недолгих споров сошлись на мнении, что проследить за Степановной нужно.

До вечера разыскивали по известным местам, где Ленка любила прятаться от всех. Старая заброшенная дача оказалась пуста – непотревоженный слой пыли говорил сам за себя. В лесных шалашах, сделанных абы как, тоже никого не нашлось. Уже расходясь по домам, чтобы встретиться ночью, Андрей заметил на дороге синюю резинку для волос. Подобрал, сжал в руке и, ничего не сказав, двинул дальше по улице один. Распрощавшись с Барой, Витька прошёл несколько почерневших стареньких срубов, без труда найдя свой. Раньше, в первый год, он постоянно путался, но не теперь, когда обжился в деревне. Эта улица была одной из самых древних в селе, так что дома постепенно разрушались, как и их владельцы, которых осталось всего трое из десяти. Знакомые пацаны жили в обустроенных коттеджах из бетона, отделанных декоративной штукатуркой и имеющих красивые черепичные крыши, под которыми, однако, не было души. А вот в его родном срубе душа обитала во всех вещах, хотя раньше Витька этого не замечал.

Дед, как всегда, кашлял и тихо причитал, лёжа за печкой. На газовую плитку, работающую от баллона, Витька поставил кастрюлю с травами и подогрел отвар. После, шикая от обжигающего ладонь металла, процедил, слил в деревянную чашку с отколотой ручкой и отнёс старику. Через минут пять стоны поутихли, и дед уснул. Витька тяжело вздохнул и запустил руки в густые каштановые волосы. На глаза навернулись слёзы.

                                                                       ***

Притаившись под окнами, Витька и Бара слушали пьяные песни, доносящиеся из глубин Андреевского жилья. Стучать побоялись, так что просто ждали, пока друг сам не появится на перекошенном деревянном крыльце. Через москитную сетку доносились запахи водки и каких-то солений.

– Ч-ё-ё-ё-рный вор-о-о-о-он, – хриплый мужской голос фальшиво тянул гласные, а в разнобой ему вторили другие, более тихие подпевалы.

Хлопнула железная дверь и кто-то зашаркал галошами по доскам. Каркнув, неизвестный зажёг сигарету. Повеяло грубым табачным дымом. Осторожно, будто боясь быть застуканными, ребята вышли из-за угла. На ступеньках курил дядя Женя, отчим Андрюхи.

– Здрасьте, – натянув улыбку сказал Бара, – а Андрей выйдет погулять?

Дядя Женя задумчиво выпустил дым изо рта, а затем глянув осоловевшими глазами на пацанов, ответил:

– Не, парнишки, пф-х… наказан, засранец… дерзить вздумал. С Ленкой этой лез, мля. Я ему говорю – выкормил тебя, щенка, образование, – мужчина смачно сплюнул на раздолбанный асфальт, служащий дорожкой к дому, – образование… дал! Какие вопросы? Я же сколько отмотал по зоне… а для семьи – всё!

Слушать пьяницу дальше не имело смысла и, опустив головы, Бара и Витька отправились обратно, под разглагольствования в конец разошедшегося дяди Жени. Только когда они скрылись за калиткой, отчим Андрея крикнул:

– Как там дед-то твой?

– Поправляется, – коротко ответил Витька и ускорил шаг, не желая слушать пьяные причитания.

Перешли на другую улицу через заросли куровника, сопровождаемые пением сверчков, притаившихся в траве. Бара молчал. Да и что сказать, если без слов ясно о ситуации в семье Андрея.

– Ничего не попишешь, придётся вдвоём кладбище караулить… – Витька отстранённо взглянул в звёздное небо, – не бросать же Андрюху в беде.

– М-да уж, ситуёвина. Я тебе по дружбе скажу – боюсь кладбищ до усрачки. И когда на могилки к родне ездим… ну, в общем, дрожь берёт! А тут вообще мрак… – Бара поёжился, прислушиваясь шуршанию осин в лесу.

– Понимаю… такая же история… Но надо сделать. Блин, мы же все знаем Ленку, она хорошая девчонка. Вдруг действительно в беде…

Старое кладбище располагалось как раз за лесом, который заканчивался оврагами и крутым берегом. Водные потоки постоянно подтачивали глинистые слои почвы, унося каждый год новый кусок суши стремительным течением. Идя по сухой листве, Витька обратил внимание, что тропинка постепенно зарастает, хотя год назад люди ещё таскались поглазеть на царственную природу воочию. Видно, после того случая, как пару незадачливых зевак поглотила пучина, местные наконец задумались о безопасности такого рода занятий. Да и виды испортились.

Где-то неподалёку истошно закричал козодой, и Бара чуть не взвизгнул от неожиданности. Луч фонаря выхватывал кривые очертания берёз и клёнов, отбрасывающих блуждающие тени. Бара на всякий случай держал пальцы скрещенными – тётка сказала, что помогает от злых духов. Сверху упала сухая ветка, и встревоженные деревья заколыхали кронами на ветру. В тишине раздалось хлопанье больших птичьих крыльев.

– Вот ведь… зараза… – одними губами произнёс Бара, поравнявшись с приятелем.

– Погодь, почти пришли. Вот, сюда давай, – Витька свернул и дал напрямки через заросли крапивы, заслышав звук журчащей воды.

Растущая луна играла на извивающейся поверхности волн, ярко освещая противоположный берег. Будто изъеденная здоровенными червями земля была сплошь усеяна дырами, через которые проглядывались оголившиеся людские останки. Сверху белели поросшие мхом старые каменные надгробия. Белёсый кусок, напоминающий истлевшую конечность, высунулся из одной норы и плюхнулся в воду.

– Господи… как будто земля выплёвывает мертвецов… – пролепетал Бара, нервно ощупывая подступивший к горлу ком.

– А, по-моему, похоже на шоколадный торт, сверху посыпка, а на разрезе ягодки видны.

– Ф-у-у… хорош стебаться… и так тошно…

– Здесь река узкая, другую сторону отлично видать. И ведьма не достанет… вроде бы… – Витька усмехнулся и дружески похлопал товарища по плечу, – да не ссы, прорвёмся. Да?

– Да… – ответил Бара, наконец вернувшись из полусогнутого состояния, – наблюдаем пару часов, и если ничего, то по домам…

Над водой плыла молочная дымка, скрывая тёмные камни, вылизанные до гладкости ускоряющимся потоком. Иногда с бульканьем срывались комки глины, вперемешку с костьми. Издалека еле слышно донёсся чей-то голос, неразличимый из-за шелеста листвы. Через минут десять на краю обрыва показалась бледная фигура в ночной сорочке. Взъерошенные седые волосы, развевающиеся на ветру, напоминали змей медузы Горгоны. Воздев худые морщинистые руки к небу, старуха начала раскачиваться, напевая заунывную мелодию.

– Жуть… шарики за ролики точно заехали… – Бара напрягся, боясь пошевелиться.

Витька наблюдал. Степановна то поднимала ладони вверх, то опускала их к реке, с каждым разом завывая всё громче. А потом она резко задрала голову, издав гортанный крик, и посмотрела точно в то место, где прятались ребята. Ощутив первобытный страх, Бара хотел вскочить и убежать, но что-то хрустнуло, и в глазах мгновенно потемнело.

Не разбирая дороги, Витька нёсся домой. По лицу стегали ветки, ноги обжигала крапива, но, не чувствуя собственного тела, он мчался к старому срубу, чтобы спрятаться от глаз ведьмы. Нутро выворачивало, крутило кишки. Трясясь от страха, Витька выбежал на знакомую улицу, спасаясь от цепких когтей холода, стремящихся проникнуть через спину в сердце.

Привычно скрипнула деревянная дверь, и Витька поспешил закрыться на засов. Дрожащими руками попил воды из бочки, задыхаясь от погони. Всю ночь он не спал, прислушиваясь, не ходит ли под окнами старуха. Несколько раз вздрагивал от того, что некто царапал брёвна по другую сторону стены. Наконец, под утро, когда солнце разогнало ночной мрак, Витька провалился в горячий беспокойный сон.

Проснулся лишь под вечер. Дед хрипел, лёжа за печкой, хотя Витька заметил несущественные изменения в обстановке, а значит потихоньку больной идёт на поправку. Выйдя на крыльцо, он обнаружил валяющегося на порожке дохлого угря. Нервно озираясь по сторонам, Витька взял рыбу и унёс в сад, чтобы похоронить у заброшенного колодца. Ведьма видела его и точно захочет убить, а значит, нужно действовать. Первым делом он отправился в сарай и стал натачивать почерневший серебряный ножик.

С Андреем встретились совершенно случайно, по пути к старому кладбищу. На лице друга красовался свежий синяк.

– Что с Барой? – с ходу спросил приятель. – Его родители потеряли… к участковому наведались, но тот пока только балду гоняет.

– Степановна. Вчера следили за ней с другого берега, было нормально, а потом… – губы Витьки предательски задрожали.

– Что? Что потом?

– Заметила нас. Я успел убежать, а Бару… будто бы невидимая сила подхватила и разбила о камни…

Лицо Андрея оплыло как восковая свечка. Он закрыл глаза загоняя слёзы куда-то вглубь, а затем еле слышно произнёс:

– Родители… в версию с ведьмой не поверят…

– Ещё бы! Скажут, торчал у обрыва, слетел и разбился… Но я видел! Вот как тебя сейчас… Ночь не спал, всё чудилось, что под окнами бродит старуха… ползает на четвереньках и извивается, словно уж…

Наступила тягостная тишина. Витька чувствовал, как колотится сердце. Поверит ли друг? Или посчитает последним вруном, который струсил и не помог упавшему товарищу…

– Ведьма сегодня придёт на кладбище?

Витька коротко кивнул и показал заострённый нож. Андрей молча согласился, глядя на закатное солнце.

                                                         ***

В сгустившихся сумерках передвигаться было сложно. На старых могилах валялись ветки, куски надгробий и крестов, островами росла крапива, обжигая оголённые ноги. К счастью, луна иногда выползала из-за туч, выхватывая клочки тёмных очертаний из общей массы непроглядного мрака. Вскоре стало различимым знакомое журчание воды. В лесу, где недавно прятался ещё живой Бара, каркнула ворона.

– Слышал про это место такое… – полушёпотом произнёс Андрей, заглядывая за край обрыва, ища глазами хоть что-то, напоминающее о Баре, – Типа, тут раньше, ну с давних времён, всякие полоумные поклонялись рыбам… может Степановна тоже… того…

– Да не, брось. Фигня это, – ответил Витька и с силой толкнул приятеля с обрыва, – не рыбам, а змеям подводным.

На секунду их глаза встретились в последний раз. Холодный и расчётливый Витькин и непонимающий, полный ужаса Андрея. А потом послышался громкий всплеск. Андрей больно ударился о камни, чувствуя, как немеет от боли спина и ноги. Ледяная вода с силой захлёстывала хрупкое тело, брошенное в кипящую стихию, забивая нос и мешая дышать и бороться. Но всё же Андрей смог зацепиться за торчащий над потоком обтёсанный валун, соскальзывая мокрыми ладонями и снова хватаясь, жадно глотая кислород. Что-то мягко коснулось его живота, а затем оплело ноги. В прозрачной воде он увидел дёргающийся ком из угрей, который сокращался как гигантское сердце, утягивая на дно. Сотни маленьких, злобных существ работали словно одно целое. Рука соскользнула и коротко вскрикнув, Андрей погрузился с головой, где его лицо тут же оплели тугие жгуты извивающихся тел, мгновенно заползающие в раскрывшийся рот.

Витька бежал домой, желая поскорее скрыться от рыскающей в округе ведьмы. Чёртова Степановна чуть не разрушила ритуал, а ещё узнала, кто совершает действа. Видела, как пожертвовал Бару, а потом преследовала до самой избы. Андрей был последний. Теперь силы Степановны всё равно не хватит, чтобы остановить его, пусть сколько угодно умоляет небо и землю по ночам. Но серебряный ножик носить на всякий случай стоит. А дедушка поправится. Уже перестал кашлять кровью и даже встаёт с постели. Уговор выполнен – трёх за одного. Спрятавшись внутри сруба, Витька размышлял о людях в бетонных домах. Беззащитных, глупых, окруживших себя комфортом и роскошью. Не составит труда отдать множество этих дураков на милость Речного Отца. В газете писали, что отдых на природе становится популярным у городских.

В ночной тишине, обдуваемая ветром со всех сторон, громко рыдала растрёпанная седая старуха.