ГРЯЗНЫЕ ПРИЁМЧИКИ
УРОВЕНЬ 0. 07:23
Пробуждение настолько ужасающее, что его уместней назвать прободением. Разламывается голова. Её будто раскрывает по швам некий умелец — профессионал, нацеленный на результат. И череп хрустит, тррррещит.
Рот — сухая вонь, как в пересохшем от засухи отстойнике. Лицо — клоака боли, затвердевшей кровоподтёками, стянутое робкими, как молодая листва, корочками. Надо встать, попить воды. Ноги — ненадёжны и вибрируют, как работающий перфоратор.
Степан — великий русский писатель — не узнаёт помещения, в котором проснулся. Как он сюда попал? Что это за женщина спит, отвернувшись? А где жена? «Она уехала, вместе с детьми, к своей маме в Ставрополь, оставив меня дописывать великий русский роман», вспоминает Степан. Он провожал семью на вокзал.
До этого момента — всё чётко. Степан помнил, как решил пойти домой пешком. Два километра. Тут хлынул ливень. Степан промок, свернул в подвальное кафе. Заказал сто грамм с бутербродом.
А это было — преступление. Степан жил трезво очень давно. Зачем он вдруг развязался вчера? Ничто ведь не предвещало.
К нему подсела компания — вроде бы, весёлая. И опасная.
Она-то, видимо, попинала Степана. Болела физиономия, ныли рёбра, трагически завывала коленная чашечка.
Что-то явно произошло. Но памяти не было. Её стёр алкогольный ластик, оставив лохматые фрагменты заборов, сараев, фонарей, столбов, канав.
И вот он здесь.
УРОВЕНЬ 6NAgr#Ы
Противник свеж и бодр. Чёрные, как копоть Ада, волосы зачёсаны назад. На нём чёрный костюм. На руках по шесть пальцев. На одном из них — кольцо с чернейшим алмазом.
— Моё почтение, коллега, — усмехается тонкими губами подонка противник.
Я ловлю несказанное. Он выражает, видите ли, почтение. И это после вчерашней игры, которая стала катастрофическим разгромом. Впервые более, чем за сорок земных лет, меня обставили, как игрока уровня «сосунок».
При таком бэкграунде выражение почтения — несомненно, издёвка.
Я до сих пор не могу прийти в себя. Голова моя гудит, будто меня уложил нокаутом бронемутант.
Выразить ему своё почтение? Это будет звучать жалко.
Его предшественников я громил, размазывал. Они сменялись. Ну, да чёрные всё время меняются. До вчерашнего вечера я был непобедим.
Многие из искателей чёрной удачи выглядели куда грознее. И тут зализанный уделал меня за пятнадцать минут земного времени. Это был шок. Я даже потерял сознание.
И вот снова он. И теперь я чувствую себя чемпионом двора, которого выставили на профессиональный ринг против короля тяжеловесов.
— Как вы себя чувствуете, коллега? — спрашивает зализанный.
— Я вам не коллега, — говорю я.
— Думаете? — Он щёлкает пальцами, высекает язычок огня, прикуривает сигару, рисует дымом очертания, и вот возникает кресло.
Мой соперник с комфортом в нём располагается, пыхтит сигарой.
— Нарисовать вам такое же? — спрашивает соперник.
— Я не принимаю даров от соперника, — говорю я.
Чёрный смотрит на меня с ироничным укором, как на обгадившегося младенца.
— Вы думаете, я опущусь до низкопробных фокусов? — спрашивает он.
— Бывают обстоятельства, когда хороши все средства, — говорю я.
Собственно, поединок уже начался.
— Согласен с вами, — смеётся противник. — Но, знаете, есть определённые приёмы, прибегать к которым лично я не стал бы, даже дойдя до отчаяния.
Мне кажется, что я вижу его насквозь. Навязывает игру на своём поле.
— А до отчаяния вы сегодня дойдёте, — обдувает меня дымом противник.
Словно знает, как меня это бесит. Ведь вонючий дым пропитывает перья на моих крыльях, а я потом это всё нюхаю.
— Мы почему-то ещё не познакомились, мой крылатый друг, — говорит чёрный. — Велиал. Легендарное имя. В общем-то, играть против меня — это уже честь. Давайте оформим капитуляцию. И вы спокойно отправитесь туда, куда отправляются такие, как вы, профукавшие подопечного.
Он имеет в виду Облачный Край. Ловля новых душ. Занятие с сомнительной перспективой. Выберешь какую-нибудь, начнёшь опекать, а душа — с изъяном окажется, хромая, дефективная. Хорошие-то души наперечёт. Которые по-настоящему полюбишь.
— Вы, вообще, никогда не задумывались над тем, что вы, крылатые, просто быдло?
От возмущения я взмываю в достаточно условный воздух шестого измерения.
— Ваша задача — взращивать души, чтобы они нагуливали жирок. А что происходит, когда они его нагуляют?
— Они приносят пользу человечеству. Просвещают. Сеют разумное, доброе… Делают мир лучше.
— Все ваши подопечные, в конце концов, попадают к нам, дорогой пастушок. Ни одна жирная свинья не умирает своей смертью. Все эти бла-бла-бла про высокую духовность — в пользу бедных. На самом деле, мироздание устроено проще. Вы, крылатые, нагуляли скотину. И вот, в моём лице, собственно, пришёл хищник.
— Посмотрим, — говорю я.
— Куда вы там будете смотреть, наивное шестикрылое? Или вы драки хотите? Но я никогда не проигрывал. Впрочем, увидите.
Он тычет мне в лицо перстнем. Чёрный алмаз разрастается, превращается в экран. На нём мелькают лица. Знакомые и нет. Вот, с бакенбардами, явно Пушкин. А вот этот, с тонкими усиками, Лермонтов. Кого-то я не знаю, но Гоголя узнаю. Но не канонический портрет, а всклокоченную жертву погребения заживо во мраке гроба. Лица мелькают. Вот Летов, вот Башлачёв, Цой — перекошенный ужасом, за долю мгновения до автокатастрофы.
— Летите, крылатый, в свою жопу мира, не теряйте сил. Они вам пригодятся, чтобы урвать душу пожирнее. А эту — вы упустили.
Он кивает на шар пространства между нами. Внутри сферы просыпается Степан, рядом — незнакомая женщина.
Игра начинается.
УРОВЕНЬ 0. 06:31
Ценой неимоверных мук Степан встал с постели. Ему вовсе не хотелось будить женщину, в постели с которой он — образцовый семьянин и отец — вдруг оказался.
На цыпочках писатель прошёл на кухню, увидел холодильник. Он не верил в чудо, но вот прямо на полке пустой камеры стояла запотевшая бутылка чешского пива.
«Спасён!» — подумал Степан, потянулся к ней, достал, свернул металлическую крышку.
УРОВЕНЬ 6NAgr#Ы
Я контратакую. Нельзя, чтобы Степан пил пиво. Начнётся запой. Я усиливаю дрожь в руках.
УРОВЕНЬ 0
Бутылка выскользнула из рук в последний момент. Холодная влага стекла не удержалась в потных ладонях. По полу, шипя пеной, разлилось пиво. Бутылка разлетелась осколками.
— Это что за блядство здесь происходит? — на пороге кухни появилась женщина.
— Я всё вытру, — Степана трясло, как актрису Пересильд в центрифуге. — Скажите мне, где тря…
— Кто ты, нахуй, такой? — спросила женщина.
Лет 35-40. В халатике. Лицо у неё оказалось хищным, бывалым, с жёсткими складками в углу рта. Некогда миловидным. Фигура — не худышка, но и не кустодиевский вариант.
— Ты что в этой квартире делаешь? — наступала женщина, обходя пивную лужу.
— Я не по…
— Ты меня изнасиловал, что ли?
Женщина вдруг распахнула халатик, без особого стыда нырнула пальцем в красные кружевные трусы, достала палец, поднесла к носу, скривилась.
— Так ты… Ты меня — изнасиловал?
— Что?! — только и простонал не ожидавший такого поворота Степан.
— То! Да я сейчас в мусарню звоню. Где телефон?
— Стойте, подождите, я…
— Где мой телефон? — Женщина метнулась в комнату, в чём-то рылась. — Вот мой телефон! Что он у тебя в штанах делал? Ты ещё и вор!
— Постойте! — метнулся Степан в комнату, поскользнулся на пиве, упал.
Тело электрическим разрядом прошила боль.
УРОВЕНЬ 6NAgr#Ы
Велиал ставит игру на паузу. Степан всё так же валяется в луже. Баба роется у него в штанах. В руке у неё телефон.
— Давайте я обрисую вам диспозицию, коллега, — говорит противник. — Я буду играть с открытым забралом.
— Я не нуждаюсь в одолжениях, — кривлюсь я.
— Бросьте. Это не фора. Это мой каприз. Я хочу победить красиво, дорогой шестикрылый. И кухню свою я раскрываю не столько для вас, сколько для истории. Итак, смотрим.
Он раздвигает сферу, которая теперь напоминает арахис в скорлупе. Я вижу новых действующих лиц кошмара. Четыре мужика стоят в подъезде. У самой двери — большой, пузатый, плешивый. Был вчера в том кафе. Еще двое — явные уголовники. Одеты кое-как, морды похабные, хищные. Были и они. Степан с ними пил. Четвёртого я не знаю.
— Это сосед по площадке, — поясняет противник, словно читая мои мысли. — Он тоже в деле. А вот этот, с пузом — муж нашей мадам-соблазнительницы. Два хмыря освободились из мест лишения. Один уже год назад, второй — восемь месяцев как. Сейчас они разыграют с вашим подопечным расклад, старый как египетская пирамида. Начнём с того, что вчера вашему подопечному в кафе подсыпали клофелин.
— А избили-то зачем? — спрашиваю я.
— О, это в планы не входило. Просто Степан потерял контроль над центром речи, высказался о чьей-то матушке. В принципе, могли и убить. К тому даже и шло. То, что ваш подопечный жив — это мой, как говорят политики, жест доброй воли.
— Зачем он вам понадобился, этот жест?
— Поиграть с вами, дорогой мой. Вчера всё произошло быстро, и вашей игры я не увидел. А забрать вашего подопечного я мог с лёгкостью. Но мне хочется, чтобы вы кое-что поняли.
Кошки-мышки, жестокая игра.
— Вашего подопечного привели (хотя, точнее, принесли) в квартиру этой дамы. Дважды судимой — за наркотики и мошенничество. Ваш подопечный её не насиловал. Он спал.
— И телефона не крал.
— Конечно. Ваш подопечный не совершал ничего из того, что ему инкриминируют. Сейчас эти отнюдь не милые люди войдут из подъезда в квартиру. По легенде, муж вернулся со смены, вместе с сослуживцами. А тут, представьте, такое! Состоится жёсткая беседа. Степану будут грозить уголовным делом. По итогам беседы ваш подопечный перепишет на этих людей квартиру.
— Но там же прописана жена, дети! Требуется их согласие!
— Конечно, — смеётся противник. — Я с удовольствием полюбуюсь, как ваш провинившийся великий писатель земли Русской, проебавший квартиру, будет валяться в ногах у жены, пускать пьяные слюни — а он ведь и в запой уйдёт. О, как он будет умолять свою супругу позволить ему отдать аферистам квартиру. Я это предвкушаю, дорогой мой!
— Она не согласится.
— Что ж, тогда отправим вашего подопечного в тюрягу. «Изнасилование» — весёлая статья. Мне будет не скучно.
Велиал явно провоцирует меня на реакцию. Но я не спешу его радовать.
— В шахматах такая ситуация называется цугцванг. Каждый ход ведёт к разрушительным последствиям. Ну, как? Сдаёмся? Или играем?
Лицо моё — как у одного из тех суровых ангелов, которых можно увидеть на старых надгробиях. Я не собираюсь сдаваться, и не выторговываю условия капитуляции.
— Что заставляет вас, мой белокрылый друг, так сражаться? Хотите, я замолвлю словечко на раздаче душ? Да-да, у меня есть там связи. Вам выдадут перспективного щекастого пухляша. А этого — забудьте. Ему уже не помочь.
Возможно, Велиал прав. Но как я буду существовать в континуумах, если на моей душе будет такое пятно? Я буду знать, что бросил Степана. Но будет и что-то худшее. Я буду знать, что он страдает. А моя юрисдикция над его бытием с подписанием капитуляции будет считаться аннулированной. Я ничем не смогу ему помочь. А ведь я с ним сроднился. Я — это в значительной степени он.
— Вы намерены что-то предпринять? — хохочет Велиал. — Это очень интересно, коллега. Тем более, что эти действия будут уже не белыми. Проще говоря, грязными приёмчиками. И мне очень, очень любопытно, какой же выберете вы?
— Увидите, — не меняясь в лице, говорю я.
— И запротоколирую! — хохочет Велиал. — И дам ход по инстанциям, не сомневайтесь, дорогой многокрылый экс-чистоплюй. А знаете, почему я так поступлю? Потому что не надо меня злить. Убирайтесь с миром, крылатый. Предоставите объяснительную об утере подопечного. Дело-то обычное. Взятки гладки. А своим сопротивлением вы подводите к дисциплинарному разбирательству. Вы спрашиваете, как я смогу это сделать? Что ж, у меня есть свя…
Я ставлю эту реальность на паузу. Мне надо нырнуть в прошлое и кое-что подправить. Когда я вернусь, ничего не изменится. Лишь моё изображение дёрнется помехой. Впрочем, противник, конечно, догадается. Но я особо и не скрываюсь.
УРОВЕНЬ -7azGr#Ы
Время застывает, а я проникаю за его изнанку. Что бы вы имели представление, это как войти на склад, где на полках стоят светящиеся сферы. Одни яркие, другие тусклые, третьи мутные. Это — прошлые дни. Конкретно вот этого вот толстого мужика, мужа лже-потерпевшей.
То, что мне надо, я нахожу сразу же, не углубляясь. Вот она, сфера вчерашнего дня. Посмотрим, что этот свиноподобный типок делал вчера, после того, как занёс моего избитого подопечного к себе домой.
В сфере я вижу кухню. Очевидно, соседа по площадке. Все четверо в сборе. На столе — бутылка водки. Пьют. Один из гопников закусывает чем-то зелёным из банки. Так. Это может быть важно. Я, как снимок на экране телефона, увеличиваю изображение. Морская капуста.
В прошлом лучше не задерживаться. Чем глубже ныряешь, тем резче и неожиданней может вышвырнуть обратно, в настоящее. Здесь, как у ловцов жемчуга — чем больше наберёшь воздуха, тем дольше продержишься. Поэтому надо чётко знать, что ты ищешь.
Я — знаю. Я погружаюсь в сферу вчерашнего дня. Обнаруживаю момент появления банки с капустой. Так. Днём, в «Восьмёрочке». Товары по акции. Из этого же магазина и водка. Но меня интересует капуста. На банке нанесён интернет-сайт производителя.
Я использую его, чтобы закинуть себя на производство. Движутся конвейеры. Угрюмые тётки в белых халатах утрамбовывают в баночки зелёные лохмотья из чана. Одна из них, по имени Зина, сдав партию, отлучается в туалет. Я незримо лечу вслед за ней. И мне везёт! Тётку привело туда большое дело. Я сканирую её мозг и навеваю на неё сладкие грёзы — вот она, вместе с Димой Биланом, таким юным и трогательным, прогуливается по Парижу, лакомится жареными каштанами. Интенсивность сна наяву настолько высокая, что Зина забывает помыть руки. Вспоминает об этом лишь в цеху, заполнив несколько банок.
И вот уроды, выбирая закуску, предпочли именно инфицированную Зиниными пальцами банку. И вот она — перед ними на столе.
— Заебали бухать! — говорит толстяк. — Утром работать.
— Да всё ништяк, Михалыч, — говорит один из гопников. — Мы — культурно, с закуской. Сам-то будешь?
Михалыч брезгливо кривится. А гопник набивает рот отравленной капустой.
Это плохо. Значит, мне надо нырнуть ещё глубже. Хватило бы воздуха.
УРОВЕНЬ 6NAgr#Ы
— …зи в ваших высоких структурах, — продолжает Велиал. — Впрочем, я вижу, что вы уже что-то предприняли. Вы мерцали, да и вид у вас что-то стал изнурённый. Что ж, давайте посмотрим на ваши грязные штучки.
Я надеюсь, что всё сработает.
УРОВЕНЬ 0
— Лара, открывай! Я вернулся! — Толстяк хлопнул ладонью по двери.
Дверь открыла Лара, вся в слезах.
— Что случилось, Ларёчек? — деланно удивился Михалыч.
— Что случилось? Друг твой! Ко мне полез!
— Что?! — побагровел толстяк, проходя по коридору. — Он тебя…
— Да!
— Ты, бля! — заорал Михалыч встающему с пола Степану.
— А ещё телефон мой спиздил!
— Так, — начал отрепетированную речь Михалыч, стоя около уборной, в самой луже пива, перекрыв собой пути отхода из кухни. — Мы тебя, значит, как бра…
Толчок в спину чуть не уронил толстяка на пол. Обернувшись, Михалыч увидел, как в уборную рвётся один из гопников. Второй гопник, внезапно поменявшись в лице, схватил приятеля за шиворот и сам устремился в приунитазное пространство. Первый дал второму по рылу, завязалась драка.
— Э, вы чо, бля, творите? — ошарашенно спросил Михалыч.
А по телам бойцов в уборную влетел сосед, закрылся, и тут же гнусный звук сопроводил появление не менее чудовищного запаха.
Гопники прекратили драться. Один быстро юркнул в ванную, защёлкнулся. Второй понёсся в комнату. За ним помчалась Лара.
— А ну, стой! Куда на диван полез? Куда на балкон!
— Уййй! — слышался сдавленный стон.
Потом рвануло.
УРОВЕНЬ 6NAgr#Ы
— Забавно, — говорит соперник. — Красивый ход. Но не победный. Ну, наслали вы на них диаррею. Но главный-то — из строя не выведен. Лара — тоже в игре, хотя и отвлеклась. В чём смысл шага, кроме зарабатывания взыскания? Может, объясните?
— Смотрите дальше, — говорю я и снимаю события с очередной паузы.
УРОВЕНЬ 0
Михалыч до последнего пытался соблюдать правила игры.
— Мы тебя, значит, как брата, — попытался он продолжить отрепетированный базар.
Снова рвануло в комнате, завопила Лара.
— Ларёчек, что такое? — спросил толстяк.
И тут дверцы уборной и ванной синхронно распахнулись. Лицо соседа оказалось странно зелёным, что трудно было списать на освещение. Скрюченные пальцы на вытянутых руках впились в горло Михалычу.
— Э, сосед ты че… — хрипнул Михалыч.
А затем ему стало не до разговоров. Он рухнул на спину, а на пузо ему запрыгнул гопник, что запирался в ванной. Лицо его было перемазано бурым. Он разорвал на Михалыче рубаху и вгрызся в брюхо. Толстяк издал вопль, перед которым, наверное, померкли бы все завывания баньши.
«Бежать», — понял Степан. Он перескочил через толстяка и его противников. Метнулся к двери, но вспомнил про штаны в комнате.
В спальне вопли сменились ужасающим чавканьем. В буро-алой луже возились второй гопник и Лара. Впрочем, дама не подавала признаков жизни. А гопник глодал её шею. Увидев Степана, уставился на него тупо и враждебно.
— Я ничего, — пробормотал блудный муж. — Мне только штаны взять.
Схватив брюки, он пушечным ядром вылетел из спальни.
Степан никогда не думал, что можно одеваться на бегу. Но сейчас у него это получалось.
УРОВЕНЬ —100500IVbnf#Ы. 2 МИНУТЫ НАЗАД
Когда я понимаю, что толстяк не пьёт, я снова ставлю реальность на паузу. Значит, придётся нырять. Очень глубоко. Примерно в мезозой.
Я набираю «воздуха» и погружаюсь в прошлое. Это колодец, как в «Алисе…», на полочках — сферы с делами давно минувших дней. Мой путь составит около двенадцати километров. Я несусь, моя скорость близка к световой. Тысячелетия пролетают со свистом.
Но вот я во временах, когда ещё не существовало человека. Я вылетаю на полянку, по которой прёт зауропод, огромный, как карьерный БелАЗ. Чудовище чувствует меня, разражается рёвом, давит ногами-колоннами стайку бабочек. Да!
Я перемещаюсь к Огонь-океану, по берегу которого пылают вулканы. Корректирую поток лавы в одном, заставляю утихомириться другой, заклинаю его заснуть.
«Воздуха» почти не осталось. Я снова в колодце. Теперь лечу вверх.
И вот, несчётные километры тысячелетий спустя я возвращаюсь в наши дни. Остались пустяки.
Вот на берегу океана, на склоне давно потухшего вулкана, стоит биолаборатория, где изучают зомби-вирусы. Спасибо зауроподу, растоптавшему нужных бабочек, но теперь мёртвые могут оживать. Я активирую вулкан. Тот взрывается, и часть заразы оседает в океане. А в нём есть течение, которое я образовал, скорректировав лавовый поток. И это течение несёт зомби-вирус аккурат на угодья сборщиков морской капусты.
УРОВЕНЬ 0
Степан вылетел из подъезда. Он не хотел думать о случившемся. Надо бежать отсюда.
Погода на улице — просто прекрасная. Настоящая весна, буйная зелень, ароматы, цветы, птичий щебет. Степан купил в магазинчике банку пива, уселся на лавочку в скверике.
Из окна дома напротив, с шестого, кажется, этажа, в ореоле осколков стекла, вылетело скрюченное тело. В полёте оно исторгало вопли, а после удара о землю встало на ноги и с воплями похромало обратно, в свой подъезд.
«Алкаши — живучие ребята», — праздно подумал Степан. Жизнь была прекрасна.
УРОВЕНЬ 6NAgr#Ы
Моего соперника уже нет. Вместо Велиала — лишь колечко дыма.
Победа вымотала и меня. Конечно, я был небезупречен. По-хорошему, следовало бы предупредить зомби-апокалипсис. Подключить санэпидстанцию, нейтрализовать тлетворный груз, чтобы лишь одна баночка попала на полку магазина. Но мне не хватило «воздуха».
Я материализую зеркало, чтобы проверить своё состояние.
Но в зеркале — вовсе не я. На меня смотрит противник. Его крылья — черны, как нефть.
— Ты переборщил с грязными приёмчиками, беленький, — сообщает отражение. — Ты принёс зло куда большее, чем предотвратил. И теперь я закономерно занял твоё место. Ты испаряешься, скоро тебя не станет, беленький. Я же предупреждал, что меня нельзя победить.
Отражение хохочет мне в лицо. А меня уже нет. И я, с этой стороны зеркала, хохочу в ответ.
-
-
красиво.
интересно. насколько это хоррор? не знаю, не мне судить, но оч понравмлось.
1 -
-
-