9 мая (из цикла «Жили-были старик со старухой...»)

— Не... — старик попытался подцепить вилкой помидор из банки. — У моря может жить и в благость, но всё ж тяжко.
— Это от чево же? В тягость-то? — старуха без особого интереса наблюдала за его «рыбалкой», — помидор всё время срывался и падал обратно в рассол.
— Уж больно завораживат... Как упрёшься на цельный день, задумаисси, так и день пропадёт. Никаких дел не сделамши!
Старуха отломила от хлеба:
— Гляньте-ка на него! Можно подумать, тя прям без морю не оттащить от хозяйству-то! Стахановец, в колоду теть! Я скока тя просила канавку в огороде скопать?!
— Скока?
— Да почитай шестой год пошёл!
— Ну?!
— Знаить ить, что сажаем в низине! Гниёть же картошка! Нешто не надоело каждый год перебирамши?! А так, прокопал канавку побоку...
— Да мне, руку ежели на сердце, картошка эта уже...
— Да возьми ты ложку-то!!! — старуха не выдержала. — Весь же помидор измудохал!
Старик спокойно отложил вилку, взял ложку:
— Кукурузу сажать надоть. Ты у платформе продаёшь и покупаем уже мытый картофан.
Старуха не донесла до рта ложку с кашей:
— Ты чево сказал-то сейчас?
— Я про кукурузу те говорю. У неё початки-то не в земле. Копать не надоть. Сорвал и делов-то! — он наконец достал помидор.
— Не подависси?
— С помидору-то?!
— С идей своих хрущёвских, початок! — старуха встала, отнесла свою тарелку к рукомойнику. — Что бы в аккурат к обеду я вышла с избы и залюбовалася канавой. Усёк?
Старик вздохнул:
— Эх, старая... Да кто ж в праздник работаить?
Старуха взглянула на календарь:
— Победу есть желание отметить-то вечером?
— Да когда ж мы её не отмечали-то?!
— Вот будет канава, — старуха сполоснула руки, — будет и на стол накрыто.
— Да черенок-то сломан! — старику условие не понравилось. — Как ею копать-то?!
— Ничо. У Кузьмича, вона попросишь.
— Да у него рази...? — тут старик смекнул. — А! Ну до Кузьмича схожу! Ладноть. Будет тебе канава!

— Зинк! Етить те закрома! Куда я пиджак свой с медалями девамши? Чевой-то никак сыскать не могу!
— Щас? Ты, что весь день ими брякать собралси? К вечеру оденешь
— Цыц, разведка! Сказано ж, — ДЕНЬ Победы! Где говорено, что вечер? Я четыре года немчуру душил! Нешто один день нельзя походить, как душа того желаить?!
— Господи, да в шкафу возьми, душегуб...
— Да нет же тама! Спрашивал бы, что ль?!
— Ну пропил значить!
— Да капель те в темя-то! Не городи! Кто ж память свою пропиваить?
— А какой же Скоморох, етить твои бубенцы, в позапрошлом годе орден мой пропил?!
— Так то ж не моя память... А к тому ж, я с тех грошей те кофточку купил! Аль забыла?
— Не кофточку, а коврик. — Зинка поставила утюг на угли. — И не купил, а спёр нагло у Трофимыча. Полгода апосля бедолага искамши!
— Ну дык... Запамятовал я может малость... Но ты ж простила!
— А что ж мне до гроба на тя злиться, да в молчанку играть? Уж давно догодамши, что за упыря без совести вышла.
Старик насупился:
— Ты, Зин тож не подарок...
— Так я ся ленточкой-то и не обвязывала. Кака была, таку и взял.
— Так я ж не скулю, еть те Люсины слёзы!
— Так и я с пониманием-то!
Оба чуть попытехли.
— Ладно, Зин, чего мы разгавкались? Тута и в прямь его нетуть...
— Под платьем моим глянь...
В дверь тихо постучали.
— Это Никитишна. Дрожжи я просила её занести.
Кузьмич оглянулся, увидел в дверях старика:
— Ту-то Люсю в маскарад! Как же она с Митричем схожа!
— Привет, Зин. — старик кивнул. — С праздничком! Кузьмич, лопату не дашь мне до обеду?
— А чево твоя опять померла, что ль? — Кузьмич достал с вешалки пиджак.
— Тьфу те на язык-то! — Зинка вышла в сени.
— У меня, Митрич даж две лопаты имеется!
— Две? — стрик подумал. — Слушай, а может подсобишь тадыть? А моя проставится!
— Проставится, говоришь? — Кузьмич одел пиджак на майку, глянул в зеркало. — А кто ж тады помер-то?
— Да ни кто не помер, господи те!
Кузьмич повернулся к старику, нахмурился:
— А могилу-то кому копать?
— Не могилу. Канаву старая просит в огороде изобразить.
— Канава, могила... мне вообще-то без принципу, коли проставиться обещано. Идём в сарайку, инструмент выдам.
— Ты что ж... Так и пойдёшь?
— У меня праздник!
— В пиджаке и трусах?
— А... Ну портки-то я натяну. — Кузьмич подошёл к висевшему ватнику, достал из рукава две чекушки. — На вечер припас. Но коли твоя отблагодарит... Мы их сейчас и приголубим. Да и канава с ними, как в сказке получится!

Через десять минут оба стояли на краю огорода.
— А чево он у вас такой...?
— Какой?
— Да... Етить те крылья... Как аэродром!
Старик пожал плечами:
— Да всегда таким был вродеть...
— Нда-а-а... И где траншею-то рыть?
— Да справа вот. Вдоль. Отседова и вниз до конца...
— Ну! — Кузьмич поплевал на ладони. — С неделю твоя проставляться будеть!

Через два часа после проедолжения Кузьмича «Добавить еть к испарившемуся», старик озадаченно заметил:
— А не глубоко ль копаем-то?
— А ну-ка, встань во весь рост.
Кузьмич кряхтя вылез, отошёл недалеко, посмотрел на торчащую из вырытой канавы голову старика:
— В самый раз! Тока поширше надоть!
— Зачем ширше-то?
— А еже ли придётся позицию быстро менять? Узко тут, не разбежишси. Да сам-то поди помнишь?
Старик призадумался:
— Да... Мы, помню под Ростовым окапывалися, так по шире было...
— Вот и я об чём! Немного... С локоть где-то.
Они открыли вторую, чуть пригубили и снова взялись за лопаты.

Ещё через час старик выпрямился, утёр со лба пот, оглянулся:
— Кузьми-ич! Ты где делся-то?
— Тута я!
— Чевы ты там?
— Бойницу здеся для установки пулемёта окапываю! Тута в самый раз, — аккурат посерёдке!
— А-а! Это я не подумавши, Это да.
— Ну дык, в ствол ту Люсю! Ты ж в 42-ом на самоходку сел, а ято в пехоте до самого Берлину, как крот! Доски у тя найдуться?
— Доски? Найдём!
— Метра в 3-4!
— Так с сарайки! Со старой крыши! Так же и лежать подле, под брезентой!
— Тыды хорош балаболить. Щас подзаправимся остатками и к обеду справимши!
— Эх, Кузьмич, — старик улыбнулся и помахал соседу. — Что б я без тя...
— Без меня ты давно в окружении оказалси б!

— Старуха разлила по тарелкам щи, нарезала каравай, поставила на стол миску со сметаной.
Вышла на крыльцо, потянулась, не спеша спустилась к огороду и замерла.
Потёрла глаза, ущипнула себя за ухо.
— О! — Кузьмич первым заметил старуху. — С Победой тя, Петровна, етить те орудия! Принимай работу и зови за стол!
Старуха медленно стянула с головы платок и перекрестилась. Словно по стеклу, прошла к вырытым земляным ступенькам. Спустилась в аккуратный окоп и прошла по нему несколько метров:
— Это...?
— Здеся мы всем правилам пулемёт поставим. — Кузьмич подошёл ближе, указал на ниши в стенках окопа. — Это для гранат, патронов... Чуть дале, для воды.
— Пулемёт... -тихо повторила старуха и прошла ещё вперёд.- А... А это?
— То блиндаж! — Кузьмич прихлопнул на шее комара. — Как без него-то?
— А... — старуха развела руки в стороны. — Зачем это?
Старик с Кузьмичом переглянулись.
— Ты, Петровна, не мути. — Кузьмич воткнул лопату, вылез из траншеи и отряхнул пиджак. — Ты проставиться обещамши.
Старуха перевела взгляд на старика:
— Я тя по утру об чём просила?
— Об чём? — старик уже давно учуял, что что-то не так. — ну... Что б я у Кузьмича лопату попросил.
— Для чево? — старуху было еле слышно.
— Ну как ить... этово... тово... выкопать.
— Окоп с блиндажом?
Старик закатил глаза и попытался вспомнить.
— На нас, что ль фриц снова пошёл? — она повернулась к Кузьмичу. — Канавку просила... Что б вода с огороду уходила... Что б картошка не гнила... А не что б пулемёт здеся стоял!
Кузьмич сплюнул, достал папиросы:
— Ты, Митрич обещал, что стол накроють...
Старуха махнула рукой:
— Идите, ироды, чево уж теперь... Щей разлила, стынет поди...
— А по стопочкам?! — Кузьмич быстро притушил в ладонь окурок.
— Да налью, чево с вас теперь...
Кузьмич быстро засеменил к избе. Старик остался стоять в окопе понуро свесив голову.
— Иди! Чево встал-то пнём?
— Не знаю даж, старая... Как это я так умудрился? Но зато ить... — он поднял голову и чуть улыбнулся, — ведь еже ли чо... мы к обороне-то готовы!
— Ступай. Пока твой сослуживец сам графин не нашёл.
Старик поспешил наверх.
Немного постояв в окопе, старуха ещё раз заглянула в тёмный блиндаж. Пол был аккуратно устелен досками. Две жерди по центру прочно поддерживали дощатый накатник, сверху плотно покрытый брезентом.
— А чево? Короба у стен ишо сделать... И готов амбар. — старуха усмехнулась. — Не, это конечно сполоснуть надоть... Да и праздник-то нынче какой...