васильки в волосах

Любил я её. Сильно любил. Даже голодранкой. любил, когда вместе писали. в лопухах. Она присаживалась, а я писал стоя. Гордо, конечно, но писька у неё была куда интереснее.
Потом мы выросли, у неё оформились бёдра и груди.
Это изменение вызвало во мне массу противоречий, привёдшую к массовой мастурбации рукой слева.
Она по-прежнему называла меня Алёшкой. И приветливо улыбалась. Соседи всё-таки. Хотя я был Антошкой.
Короче, когда ей стукнуло законные восемнадцать, мне тоже стукнуло по башке.
Я захотел её как мужчина. Самец. Вожак стаи.
Мы пошли в сельпо клубиться, по раздельности пошли.
Она была в сарафанчике чуть выше колен, что довольно распутно.
И лифчика у неё не было. Я бы осудил строгий бюстгальтер, но без лифчика?!
С ней танцевал Вован. Потом Петя. Следом заехал в жопу пьяный Димон, совсем улетевший. ОН потеребил ей всё, до чего дотянулся. И я с удовольствием отметил, что ей, как уже женщине, неприятны его домогательства.
Где был я, спросит вдумчивый читатель?
Да стоял в прокуренном углу сельского клуба. Сам не курил, корефанов боялся.
Но следил за звездой танцпола. А это была она. В васильковом сарафанчике выше колена.
И когда в очередной раз пьяный Димон сжал ей перси, я решительно выдвинулся, скупо бросил «прости, брат, это моя женщина», после чего взял её за руку и увёл из содома. И из гоморры тоже увёл её за руку. как ледокол Красин.

Она долго шла, стесняясь, и краснела, как девочка, когда мы зашли за овин. Что-то бормотала там, петляла, супонилась. А потом, уже на овине, вдруг встала на колени, и сказала, что с детства хочет меня безобразно, и безобразие без трусов точно надо сотворить вот прямо сейчас, я же не Димон, а Алёшка....
Антошка я, блядина, Антошка. А потом въебал в лицо берцем.

Я ебал её три ночи, уже дохлую, присыпав сеном, пока искали.
А заебавшись в усмерть вставил ей в кичку василёк.
Мне показалось это весьма пикантным.