НЕЧАЯННАЯ СТРАСТЬ. ЧАСТЬ 3

Семеныч — ондатра, вернее, ондатр. Когда он впервые вылез из воды и подковылял ко мне, я без всяких сомнений определил, что это матерый самец. Мордаха у него хоть и шкодная, а бесхитростная. И глазки не строит. Самки-то, как и женщины, хлебом не корми — дай пожеманничать, покрасоваться. Хоть кошку возьми, хоть собаку, хоть ондатру, а хоть и вовсе лягушку...

Владимир Яковлевич выбрался в конце концов на берег. Стоит и опять задумчиво глядит вдаль. Обтекает. 

— Раздевайся, — предлагаю ему, — тряпки твои посушим, а ты пока в моем дождевике поживешь.

Доктор меня слушается даже когда мыслями витает в заоблачных высях. На автопилоте слушается. Молча раздевается. Вот ежели спустится на грешную землицу, его прорвет. Всех заболтает, коль не остановишь. А пока молчит.

— Трусы снимай тоже.

Он с удивлением взглядывает на меня, однако послушно исполняет и это указание.

Отдаю ему дождевик. Хорошая вещь. Длинный, до пят, с капюшоном, непродуваемый. Один недостаток. Прозрачный.
Разбираю удочку доктора, насаживаю на крючок хлебный шарик, забрасываю.

— Ты ему сопли еще утри! — со стонами выдавливает из себя Иванович: — Мало того, добрых людей от дела отвлек, так еще и животинку безобидную перепугал... — жалкует наш философ, будто и не сам только что наезжал на эту животину.

В ответ Яковлевич высовывает язык. Иванович сквозь слезы смеется. Весь он тут, Владимир-то наш Иванович. Ни злиться, ни обижаться долго не умеет. И, пожалуй, унывать вовсе не обучен. Однажды жук майский стукнулся с разлету в его удочку, так он весь день потом сокрушался, не повредилось ли умом бедное насекомое от такого стресса. Доктора напрочь достал, пытаясь выяснить, есть мозги у жуков или нет и чувствуют ли они боль, ежели, скажем, живут без мозгов, на одних лишь инстинктах...

А Семеныч, видимо, и вправду перепугался, когда доктор в воду рухнул. Выбрался на мой пригорочек, сидит, трясет круглоухой головой, и вид у него совершенно ошарашенный. Длинный и толстый голый хвост валяется на траве как бы сам по себе и не принадлежит хозяину. Перепончатые лапы разбросаны по сторонам, враскоряку — верный признак испуга.

Сейчас мы успокоим приятеля, выведем из шока. В рюкзаке у меня для этого есть еще одно лакомство. Против него Семеныч ни за что не устоит, пулей выскочит из депрессии, как выскочил перед Владимиром Ивановичем из воды.
Достаю здоровенную морковку, показываю Семенычу. Круглые глазки его загораются перламутровым огоньком, бесхозный хвост подскакивает вверх и с силой шлепает по траве, передние лапы отрываются от земли и тянутся к морковке в просящем жесте.

Вот и все! Много ли животному для счастья надо... Семеныч зажимает морковку в лапах, по-собачьи встряхивается, обдав меня холодными брызгами, и начинает острыми зубками точить лакомый корнеплод с верхушки. Я почесываю приятеля за ушами, глажу легонько по голове. Он прикрывает глазки, чуть ли не мурлыкает от удовольствия, но морковину не бросает, продолжает с наслаждением грызть.

Друзья оставляют удочки, подтягиваются полукругом на бесплатное представление, принимаются комментировать ситуацию.

— Папа-мама крысиный... — кряхтит дважды травмированный Иванович.

— Дуров... — впервые с момента своего появления на озере отзывается завернутый в дождевик Яковлевич.

-Нянька без лицензии... — добавляет Вячеславович.

Ревнуют мужики Семеныча ко мне. Им-то он в руки не дается, хотя гостинцы принимает и от них. Коли остается без гостинца, будет торпедой носиться по всему озеру, рыбу распугивать. Попробуй, не угости...

Гляжу на доктора, давлюсь смехом. В отместку сразу всем троим направляю указательный палец в сторону тропки:

-Солидный человек, интеллигент... девушек бы постеснялся!

Доктор срывается с места и без оглядки ломится в кустики, на коронное место нашего юриста. Мужики озираются. Тропинка, конечно же, пуста. Какие там девушки ни свет, ни заря?.. Хохочем. Всем весело, даже Семенычу. Он умный, понапрасну шарахаться не станет.

— С точки зрения банальной эрудиции все прогрессивное человечество подвержено чувству парадоксальных эмоций. — прорывает наконец-то нашего доктора. — Эмоции отражают состояние души. Горькие эмоции влекут за собой боль, а боль всегда проявляется, любезные мои, в эмоциях. Выключение из сферы интегративной деятельности головного мозга человека левой гемисферы ставит последнего в реальном мире вещей и понятий в положение, которое не может быть логически объяснимо и рационализировано...

— Переведи, Алексеевич! — просит меня Владимир Иванович.

— Думаю, уважаемый ученый муж и сам-то не понял, что сказал. Но смысл, ежели не ошибаюсь, в следующем: мы все в недалеком времени можем стать его пациентами, и тогда он выдаст нам за наши хиханьки-хаханьки по полной программе. Отмажется, короче, за все про все!

— Вы несколько драматизируете, друг мой, однако суть моего гениального высказывания ухватили верно, что само по себе удивительно. Аксоны и нейроны головного мозга в трех ваших башках, простите за вульгаризм, потеряли связующую миелиновую спираль, а по сему я вполне допускаю определенный сдвиг по фазе.

— У тебя там, в кустах, трибуны, часом, нет? — толкает в бок Владимира Вячеславовича наш философ-самоучка: — А то ведь этот Цицерон хрен остановится...

— Вовка! Тормози лаптем, у тебя клюет! — на этот раз без малейшей подначки кричу я, чем и останавливаю включившийся у доктора рефлекс словоотделения.

Он выскакивает из кустиков, на ходу бросает Вячеславовичу крохотного карасика. Гляди-ка, не только лекцию нам впаривал, но и рыбку умудрился поймать... Бежит к своей снасти. Босиком. Задрав выше колен полы дождевика. Прозрачного.

— Галстук хоть бы надел, охальник... — тихим, как всегда, голосом произносит Вячеславович, и эта его реплика приводит нас в неописуемый восторг. Мы уже не хохочем. Мы истерически пучим глаза друг на друга и взахлеб икаем. И вправду сдвинутые...

Семеныч скорее всего так и подумал. Хрюкнул осуждающе, зажал в зубах недоеденную морковку, плюхнулся в воду и подался к южному берегу. Там живет еще одно знакомое нам существо — одинокая утка Маруся, с которой Семеныч поддерживает дипломатические отношения. Маруся, вообще-то сказать, лишь по природе дикая. Кряква. Когда окрестная пацанва набегает купаться, Маруся тут как тут! Плавает среди ребятишек, ныряет под них, выскакивает. Хлопает крыльями по воде. Крякает оглушительно. Любит компанию. И пацаны ее любят. Хлебушком подкармливают. Гоняются за ней. Гам в такие моменты стоит на озере, гвалт несусветный. Хорошо!

Х Х Х

Вконец ухохотавшиеся и обессиленные, разбредаемся по своим местам. Яковлевич наш подцепил солидного ротана, на радостях поочередно каждому из нас скорчил рожу, натянул свою непросохшую, волглую одежку и полностью переключился на процесс рыбалки. Галстук, конечно же, надел.

Поплавок намертво приклеился к водному зеркалу. Сижу, от нечего делать размышляю. На днях Вячеславович рассказал абсурдный случай. Молодой мужик, «временно», как это повсеместно принято скромничать у чиновников, безработный, мучаясь похмельем, стащил у соседки курицу и запамятовал, заспал, как говорят в таких ситуациях, у кого именно спер. Короче, пошел продавать несчастную курицу ее же хозяйке, которая без напряга и со стопроцентной гарантией опознала свою собственность, ибо у несушки под крылом имелась метка, сделанная зеленкой. Мужика повязали, продержали за решеткой девять месяцев, покуда дошла его очередь до суда.

Руководствуясь статьей 158 УК РФ (кража) и учитывая обстоятельства дела, в частности, первичность совершения подсудимым противоправного действия, судья приговорила мужика к шести месяцам лишения свободы и тут же в зале суда освободила его из-под стражи. Все прекрасно, но мужик-то пересидел лишних три месяца. Нонсенс? Кто-то посоветовал ему подать иск на возмещение морального и материального ущерба. Мужик послушался и подал и теперь уже третий год добивается справедливости у государства. Даже пить бросил, но толку хрен! Адвокатура и правозащитники забодались искать концы — хоть в Страсбургский суд по правам человека подавай... Вот я и думаю: мужик, конечно, тать, однако государство-то, отнявшее у него почти год жизни, кто оно?.. Оно-то кто? Или что оно такое?

Мысли скачут с пятого на десятое. Вот, к примеру, хрен! Почему-то считается предосудительным употреблять это слово не по прямому назначению. А я давно уже обратил внимание, что жители Тульской области несравненно реже орловчан, тверичей, петербуржцев ругаются матом. Хрен заменяет нам любое словесное непотребство и во все времена помогает держаться в рамках приличия...

В нем, хрене, есть все, что мужику надобно для выражения чувств и эмоций: крепость, резкость, шибающая в нос, выдавливающая слезу, соль и кислота, дабы (цитирую Ивановича) взбодрить пресную морду лица, и множество всяких прочих компонентов, позволяющих не охренеть напрочь в обезображенной человеком окружающей среде. Очень, скажу прямо, полезное слово. И корень полезный. Аппетит возбуждает!

— Мужики! — кричу: — Может, пожрать сообразим! По программе — максимум!

— Не возбраняется. Закон не запрещает... — шуршит в кустах Владимир Вячеславович.

— Надо же, первая здравая мысль! В данный момент ты вполне адекватен обществу, друг мой. Прогрессируешь... — подкалывает меня Владимир Яковлевич.

— А пахать, конечно, мне! — обреченно качает головой Владимир Иванович. — Ладно, хрен с вами, я пошел. Удочку мою постерегите!

— Да за твою удочку морду в базарный день досыта не набьют. Кому она нужна-то? — дурачусь я.

— Деньги будешь в придачу давать — не украдут! — констатирует юридический авторитет Вячеславович.

Удочка у Ивановича — предмет наших постоянных подковырок. Это вовсе и не удочка, а растрескавшийся, обмотанный изолентой полутораметровый кончик древнего бамбукового удилища. Как он умудряется забрасывать леску чуть ли не на середину озера — уму непостижимо. Мы пробовали, только запутывались каждый раз. Даже опытный рыболов Владимир Вячеславович путляшки делал.

Вот у него-то, пижона, удочка действительно суперклассная! В походном положении тридцать пять сантиметров! Приходишь на берег, отщелкиваешь карабинчик, которым она крепится к поясному ремню, нажимаешь кнопочку в торце рукояти-держателя, тресь! — изящное пятиметровое удилище готово к работе. Каждый из пятнадцати сегментов снабжен эластичной пружиной. Одна пружина, выталкивая свой сегмент, поставляет дополнительную энергию следующей. И так по восходящей. Америка, блин!

Все во имя человека, все для блага человека... Иванович, правда, бухтит, что на такую загранснасть не рыбу, а лишь определенную венерическую болезнь ловить можно. Зависть. Совковая наша нищенская зависть к процветающему миру забугорного капитализма.

А поплавок у нашего законника? Сказка! Наилегчайший чуткий кораблик-бригантина с парусами и миниатюрным «Веселым Роджером» на фок-мачте. Умеют же люди делать! Залюбуешься.

Хотя на свой поплавок я тоже грешить не могу. Мне его брат мой Сашка подарил (как от сердца оторвал). Самодельный поплавок, из твердого пенопласта. Черно-бело-красный, с крохотным розовым буйком на воткнутой в вершину зубочистке. Хороший поплавок. По всем статьям хорош! Стойку на воде идеально держит, никакая рябь ему не помеха, и по ветру не валится. На моем поплавке, между прочим, стрекозы любят отдыхать в жаркие дни. Как медом им намазано. Выдергиваю, скажем карасика, меняю насадку, забрасываю снова, и стрекоза мигом на буек планирует. Причем та же самая, что и до этого на нем сидела. Не гоню. Помехи, в общем-то, никакой, а любоваться приятно. Поплавок с радужной стрекозой не хуже Володькиного (который Вячеславович) выглядит. И, кстати, примета, будто севшее на поплавок насекомое означает конец рыбалки, в моем случае вовсе ничего не означает.

Дорожу я этим поплавком. Как-то по весне зацеп у меня случился. Дергал, дергал я леску, пока не оборвал. Остался мой поплавок в воде на прошлогоднем тростнике. Пять штук запасных, самых разных, один даже за три сотни рублей куплен, в рюкзаке у меня лежат. Ан, нет! Разделся я, полез в ледяную воду. Выручил Сашкину самоделку. Недели две потом сопли на кулак наматывал, а не пожалел. Заговоренный он, поплавок-то мой. Из рук, можно сказать, прирожденного рыболова достался.

Сашка, то бишь, Александр Витальевич (отцы разные, мать одна) не в пример мне рыбалкой с ползунков увлекся. И здесь ему равных нет. С закрытыми глазами повадки и причуды любой рыбы знает, в снастях — профессор! Рыбу, как говорится, на асфальте может поймать. Один недостаток у братца. К нам, мелколовам, свысока относится. Сноб! Того не уразумеет, что мелкая рыбешка азарт создает. Клюет она несравненно чаще крупной, двигаться заставляет, вертеться, шустрить, адреналина добавляет в кровь. А братику подавай никак не меньше полена. Потому и выглядит Сашка на десяток лет старше меня, хотя я позволил себе родиться на два года прежде него.

Оп-паньки! Редкая удача. На обоих крючках по карасю сидит! Золотистые. На солнце будто драгоценные камешки переливаются. Аж глазам больно. Ну что ж я за молодец! Уважаю себя в такие моменты.

— Неприлично же вот так нагло радоваться. Я бы даже позволил себе смелость сказать — неправомерно. Особенно, когда товарищи твои страдают... — бурчит в своих кустиках Владимир Вячеславович.

А Яковлевич снова как воды в рот набрал. Понятно. Масть у него пошла напропалую. Стебает карасиков одного за другим и ничего вокруг не видит, не слышит. Даже как-то не по себе: наш доктор с закрытым ртом. Нонсенс...

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)