Две путёвки на двоих. Часть 4 (из цикла «Жили- были старик со старухой…»)

   — Ефим Дмитриевич Сон?
   — Да. — старик суетливо достал паспорт, протянул в окошко. — Вот. Это я.
   Дородная женщина увешанная янтарём так, что от неё прям несло смолой взяла паспорт, развернула:
    — Ну, здесь у меня нет вопросов. Сон… Хм. — она перевела взгляд на Кузьмича и взяла в руки вторую путёвку. — Сон Зоя Петровна?
   Кузьмич чуть склонил голову, улыбнулся и присел в книксене.
   — Голову мне не морочьте. Паспорт ваш … Зоя Петровна.
   — Он его ишо в прошлом годе на двух коз обменявши. — старик уже смекнул, что не выгорит. — Пошли отседова.
   — Эх, девонька, — Кузьмич достал платок и высморкался, — ну, кака тебе разница-то? Пропадають путёвки же!
   — Почему? Ваш товарищ может вселяться!
   Старик замер.
   — Вот именно, доченька! Верно ты подметимши! ТовариСЧ! Да рази бросит товарищ товарища?!
   Женщина усмехнулась:
   — А ваш товариСЧ, между прочим похоже другого мнения.
   Кузьмич удивлённо обернулся:
   — Ты чево, Митрич? Совесть, что ли в кизил слил?
   Старик с грустью рассматривал кафель под ногами:
   — Я есть хочу.
   Кузьмич потряс бутылкой с мелочью:
   — Тут на взвод хватить! Пошли, пока ты окромя друга, душу ишо не успел профукать.
   Они вышли на улицу.
   — Кузьмич., — старик явно чувствовал себя виноватым, — ты простишь меня?
   — Выкинь! Голод совесть быстро сжираить. По себе знаю.
   — Кукуруза! Горячая кукуруза!
   Старик оглянулся, увидел тётку за лотком:
   — Чево это? Может…?
   — Не может, Митрич. То не про нас. Нечем нам её скоблить. Там зубы нужны, как у бобра или зайца. — Кузьмич подтолкнул старика. — Иди старость шепелявая. Тут недалече.
   Старик вздохнул и провёл языком по голым дёснам.

   — Зоя Петровна Сон? — молоденький лейтенант посмотрел на фото в паспорте.
   — Это я. — старуха словно в школе подняла руку.
   — Что ты стелисси? — одёрнула её Зинка. — Мы ишо пока никого не убили.
   Милиционер поднял голову:
   — А что? Собираетесь?
   — Щас я прям тебе тута всё и разложу! Глянь на него, Петровна! Гимнастёрка-то не велика ль?
   Лейтенант покраснел и взял второй паспорт:
   — Зинаида Михайловна Каспий?
   — Ну еже ли так написано… — Зинка развела руками. — Куды ж я денусь?
   — Вы подтверждаете?
   — Да что ж ты хочешь-то от меня, не могу никак в толк взять?! — Зинку прорвало.
   — Да фото-то не ваше! — вскипел лейтенант.
   Зинка встала, медленно подошла к столу, наклонилась и тихо шепнула:
   — А ты, касатик карандашик-то возьми, да морщинки к лицу пририсуй.
   Лейтенант ещё раз взглянул на фото, на Зинку, ещё раз на фото:
   — Извините.
   Зинка вернулась, села:
   — От тово и медали у тебя … ни-од-ной.
   Старуха украдкой взглянула на часики:
   — Отпустил бы нас, милок. Чево держишь-то почём зря?
   Милиционер снял фуражку и посмотрел в распахнутое настежь окно:
   — Вторую неделю дождя нет…
   У Зинки приоткрылся рот:
   — Ты что ж, служивый? За енто нас судить собрался?!
   — Судить вас пока никто не собирается. Но вот в банке, — он пристально посмотрел на Зинку, — вы появились, словно из-под ливня выскочили.
   — Да ты что?! — выкрикнула старуха. — Да она в фонтане вымокши!
   — А я знаю. — невозмутимо заметил лейтенант. — А вот, что вы делали в фонтане, могу я поинтересоваться?
   — Жарко тут у вас. — Зинка вытерла платочком лицо. — Вот я ноги и мочила.
   — А вот свидетели показывают, что вы деньги собирали.
   Зинка замерла:
   — Та-ак… Так, это ты што ли рассыпал? — она откинулась на спинку стула. — Господи! Да нешто сразу не сказать было?! Я взять-то успемши, вот! — она вытащила две монетки и положила на стол. — Двенадцать рублей!
   — Вы что же? Не знали, что эти деньги нельзя брать?
   — Да откудава?! Токмо сегодня дед какой-то поведал! Знала б, што это на счастье ваше… Господи-и!
   — Вы раньше этим занимались?
   — Ни разу! Вот те крест! — поспешно заявила Зинка, но не перекрестилась.
   Лейтенант вздохнул и кивнул на монетки:
   — Заберите. И … бросьте их обратно. Хорошо?
   — Вот теть! — Зинка всплеснула руками. — Да когда я тя обманывала?!
   — Вы свободны. — лейтенант уткнулся в бумаги, но краем глаза успел заметить, как старушки растворились.

   — Уй!!! Ётить! — Кузьмича вдруг согнуло пополам, словно кто-то ударил его под дых.
   — Ты…? — старик не успел задать вопрос. Кузьмич рванул за рукав увлекая его за собой в кусты.
   — Ложись!
   Старик испуганно лёг на землю:
   — Ты чево зашугался-то?!
   Приподняв голову, Кузьмич осторожно раздвинул ветки:
   — Всё, Митрич. Кончилися каникулы. Вон она!
   — Да кто?!
   — Зинка! Кто.
   — Где?! — старик приподнялся на локтях, но Кузьмич тут-же прижал его к земле.
   — Не высовывайся, етить то тех фрицев! Вон она из милиции вышла. И твоя рядом…
   Старик поднял голову:
   — Быть тово не может! Чево они тут забыли-то?!
   — А ты мозгами-то шевельни чуток.
   Старик закатил глаза, поковырялся в голове:
   — Неушто по наши души?
   — Нет, ту-то пальму под корень! Чаек они приехамши кормить!
   — Чаек? — изумился старик. — А милиция тады к чему им?
   — Тьфу ты, ей Богу! Даже не выругаешься! Я тя дёрнул, ты мозги на тропинке выронил, что ль?! Нас они ищуть!
   — Так пошли к ним-то! — старик хотел встать.
   — Лежи, дурень! Они нас, видать не приметели. Так што … Ишо повоюем. Зинка, конечно в разведке всю войну… Но и я… Не лыком шит. — Кузьмич оглянулся, оценил обстановку. — Давай-ка, Митрич уходим по-тихому. — он развернулся и по-пластунски стал пересекать небольшую полянку.
   Старик тихо ругнулся и звякнув бутылками пополз за ним.
   — Мамочка, а дедушки в войнушку играют?
    Громкий детский голос заставил обоих вздрогнуть и замереть.
   Кузьмич поднял глаза. В метре от себя он увидел мальчика. Рядом стояла, судя по всему, мамаша. Он плюнул на кулак и показал его ребёнку.
   — Да что вы себе позволяете?! — загремела тётка, но увидев над стариковской головой вьющихся бесов, подхватила мальчика и поспешила прочь.

   — Щас, Петровна прямо идём. В конце дорожки резко направо.
   — А чево шёпотом-то? — старуха оглянулась.
   — Да не верти ты башкой-то! Иди спокойно! Наши справа в кустах затаилися.
   — Да иди ты?! — старуха радостно улыбнулась. — Слава те Господи! — она перекрестилась.
   — Они через поляну поползуть, — думаю. На ту сторону. А мы их тама и словим!

   — Ты кудыть? — зашептал старик увидев, как Кузьмич вдруг резко сменил направление.
   Кузьмич повернул голову:
   — Не стратег ты, Митрич. Коли моя нас приметила, да виду не подала… Она по-фронтовому мыслить начнёть. Так что… Тока, — след в след штоб! Лишний раз траву шевелить не стоить.
   — Да я уж в аккурат стараюся.
   — Бутыли целы?
   — А чо им? Ползуть вслед. Я мешок-то к ноге привязамши.
   — Значит не всё ты на тропинке выронил. — одобрительно заключил Кузьмич.
   Вскоре они доползли до кустов шиповника с краю поляны.
   — Хорош, Митрич. Подымайся. — Кузьмич встал и отряхнул штаны на коленях.
   Старик поднялся, глянул по сторонам:
   — А теперь куды?
   — Назад вертаемся. Где они нас и приметили.
   — Обратно? — удивился старик.
   — Ну дыть! — Кузьмич криво усмехнулся. — Уйдём к морю с другова флангу. Пусть ётить употеют нас ждамши.

   — Чевой-то нету их…
   — И не будет. — Зинка встала с карачек. — Разгадала плешь…
   — Как же это?
   — Так шестьдесят годков вмести поди… За версту меня, псина чуить.
   — Што ж нам теперича делать-то?! — старуха чуть не плакала.
   — Сопли подобрать! — Зинка взглянула на солнце. — Половина четвёртого. — она повернулась к старухе. — Твой море видал?
   — Да откель?
   — Чуют мои лопатки, -мой твово к морю потащить! А тама, только в одном месте, у пляжу, кизилу продають. Отседова до туда, — прямой путь, а они в обход подадутся. Коли спешимся, то глядишь и сами успеем кизилу отведать. А после — засаду устроим. Хорош кручиниться, Петровна! Никуда они от меня не денуться!
   — Тама море? — старуха ладонью утёрла слёзы.
   — Море.
   — А кизил…кислый?
   — Вот же шь ты, Петровна неопределённая баба-то! — развеселилась Зинка. — Поди поспей за твоей мыслью-то! — она приобняла старуху.

   — Кузьмич! Ты только глянь! То ж обезьяна!
   — Да ты чо разорался-то?!  В ту-то Люське в ухо! Обезьян никогда не видемши, что ль?
   — Где?! За курганом у нас? В лесу? В избе у тя?!
   Старик подошёл к мужику с маленькой обезьянкой на руках:
   — Вот же шь оттенить-то небо! Она ж, как человечек! А ушки-то, а зенки! Ёжкины яблоки! Кузьмич! — он оглянулся. — Это ж вылита Ляська Пашкина!
   — Я, Митрич с оказией передам как-нить твому сыну, что его доча на обезьяну, по твому мнению по роже схожи.
   — Желаете сфотографироваться с Микки? — оживился хозяин. Возьмите её на руки! Не пугайтесь! Вот! Встаньте вот тут и улыбнитесь! Сейчас щёлкнем и снимочек…
   — Ни-ни-ни! — Кузьмич быстро подошёл к старику. — Знаем, небось, как вы тута снимочки делаити! Меня так с попугаем щёлкнули! Так я апосля полгода эту фотокарточку отрабатывал! — он взял обезьяну и хотел было отдать мужику, но та вдруг вцепилась в стариковскую бороду и дико завизжала. Кузьмич, рискуя оторвать животному ноги, крепко ухватил их и рванул на себя.
   — А-а-а-фрика! — завопил старик. Голова его дёрнулась вперёд и не удержавшись на ногах, он охнул и упал перед Кузьмичом на колени. Пронзительно крича и размахивая клочьями седой бороды, вырвавшаяся обезьяна устремилась к ближайшей пальме. Фотограф бросился за ней.
   — Я говорил! Говорил! — казалось старик был в полном восторге. — Один в один с Ляськой! Словно с ней самой повстречамши!!!
   — Да што ж ты городишь-то, етить те джунгли! Твоя внучка така ж бешена, что ль?!
   — Да не-е! — старик прям сиял. — Кака ж бешена? Просто она так же жисть любить!
   — То-то я гляжу у тя маковка на макушке выросла! Вона крестик как на солнце блестит!.. А я б убил, еже ли меня так за…
   — Злой ты, Кузьмич. — старик покачал головой.
   — Ты добрый!  Поди, — догони макаку! Расцелуй! Ишь, раскопать то ту могилу-поп выискался!
   Старик ощупал бороду:
   — Чо тама? Много ль выдрано?
   — А у тя чево щас, — служба, что ль? — не унимался Кузьмич. — Иль приход?
   — Ладно! — старик махнул рукой. — Пойдём до морю.
   — А-а-а! Ну дык етить то! Как же! Чтоб все подивились, как ты по воде ходишь?!
   Старик раскрыл мешок, достал бутылку:
   — На-ка. Залей желчь-то. А то уж воняить дюже.
   — Етить то тот фокус! — Кузьмич взял бутыль, осмотрел. — А я-то было подумал, што мы кизил-то весь давно на ноль помножили!
   — Кудыть! Ишо две осталося!
   — На двоих — Кузьмич улыбнулся. — Как путёвки твои! — он припал к горлышку, отпил половину, утёрся, потянул Кузьмичу — И ты распишись тоже, чудотворец! И пойдём, покажу морю. Там у пляжу ещё одна заправочка должна стоять… Моя любимая.