Две путёвки на двоих. Часть 3 (из цикла «Жили-были старик со старухой...»)

— Ты вот что, Митрич... — они решили взять ещё по стакану на посошок, — глаза закрой, да повернись на 180 градусов.
Старик чуть пригубил, поцокал языком:
— К тебе задом, что ль?
— Тьфу ты, простыня то в ту койку! Ну, хочешь я перемещуся, сбоку тута стану!
— Сатиры в тебе, Кузьмич маловато. — старик сочувственно покачал головой — Я сказку ж припомнил, а он перемещаться удумал. Что ж в башке-то твоей твориться, господи? — старик закрыл глаза и повернулся.
Секунд через пять он потоптался словно конь:
— Ну? .... Чево там? Открывать? ... Ты убёг, что ли?
— Да тута я! Разувай, чево встал-то, как спящая красавица!
Старик открыл глаза и замер со стаканом в руке:
— Ух...ёть... Эт... Что ж... еть!?
— Это тебе не наш Охопкин курган! — Кузьмич отпил. — Это, Митрич, — гора.
— Ять... Скок... Ни хр...!
— Та ладно, уймись. Я ж разумею, кака каша у тя щас. Сам, помню, два дня Зинку изводил таким же хрюканьем. — Кузьмич протянул старику свой стакан. — Хлебника-ка с двух. А то ты чевой-то совсем оглупел.
Старик выпил с одного, потом допил другой.
— Это... какая-то ж...
— Во-во-во! Возвращайся давай! Мне, еть то ту Люсю, бестолковый компаньон ни к чему.
Старик поставил стаканы в окошко и с опаской опять глянул на гору:
— А она... этого... не упадёть?
— Гора-то? — Кузьмич поковырялся в ухе. — Я так мыслю, что она давно уж упала. И лежить тута много лет.
Старик откупорил бутылку, выпил половину и словно очнувшись смутился. Кузьмич усмехнулся:
— Та пей! А то? -«Куды столько?!». Нам ещё фуникулёру, фонтан, да море узреть надоть! А кизилу токмо четыря бутыля щас останется... Что не страшно, ибо поправимо.
— Что за фонтан? — старик наконец оторвался от горы и посмотрел на Кузьмича.
— О! Тут и солнце встало тя-то в душу! С возвращеницем! Фонтан-то? У-у, Митрич. Дивный фонтан, дивный! Волшебный, я б сказал. А главное ить... — Кузьмич загадочно замолчал.
— Это что ж? Как ж её-то...? Интрига, что ль? — старик поморщился.
— Ну тя в дышло! Это у топора с поленом интрига! А тут... Ступай за мной, одним словом! Чего я тут разбалакался?! Вижу ить, — нету в зенках твоих веры! — Кузьмич забрал у старика бутылку, допил, выкинул в урну и направился вниз, к кипарисной аллее.
Старик пожал плечами:
— Чево это нету? — и пошёл следом.

— Приехали, что ль?
— Ну, вишь выходют все. Чего вросла-то?
— А я этово... — старуха испуганно взглянула на Зинку. — Не могу чево-то.
— Чево ты не можешь?
— Да встать не могу. Видать отсидемши ноги-то. Я ж в жисть стока на одном месте не сидела.
— Ну, Петровна! В щи-то тебя без сметаны. Ну дык, потри их, похлопай!
Старуха принялась отчаянно хлопать и растирать ноги. Юбка задралась обнажив худые белые колени.
— Мамочка, бабушка нервничает? — в проходе застыл мальчик и с интересом смотрел на старуху.
Зинка оправила старухин подол:
— Иди, мальчик мимо, пока бабушка те ремня не всыпамши.
— Что вы себе позволяете?! — женщина стоявшая за ребёнком сердито уставилась на Зинку.
— И ты, козочка ступай молча за своим пересветом. Не погань се отпуск-то.
Женщина покраснела, хотела что-то сказать, но увидев в Зинкиных глазах мелькнувшую Горгону, сжалась и подтолкнула мальчика вперёд.
— Мамочка, а бубуш...
— Заткнись! — увесистый подзатыльник аннулировал все вопросы.
Через пять минут из автобуса вышла Зинка. За ней спустилась старуха.
— Эт... Едри... Ка... Шт...?!
— Это горы, Петровна. Тока не превращайся в Кузьмича. Ничего особенного. Они туту везде. Привыкай.
— Господи! — старуха перекрестилась. — Каки ж они огроменные?! Что ж там внутри-то?!
— Пух гагар.
— Чево?!
— Ну что у тя за вопросы-то как у нездоровой курицы?! Земля тама! Что. Не зерно же хранят! — Зинка оглянулась. — О! Вона! Вишь ларёк? Я там свово всегда ловила! — она решительно направилась к ларьку.
— Девочка, милая! А ну-как глянь-ка! — Зинка вытащила из кошелька небольшую фотокарточку Кузьмича. — Бвл этот тута?
Продавщица взглянула и коротко кивнула:
— Да пил он тут недавно. С приятелем.
— Кода?! — обе бабки одновременно просунули головы в окошко и чуть застряли.
— Да минут 10-15 назад. И здесь пригубили и с собой взяли...
— Куды пошли?! — вновь в один голос спросили Зинка со старухой пытаясь выбраться.
— Да мне ж отсюда не видно. — продавщица с интересом за ними наблюдала.
— Уф! — Зинка первой освободилась. — Много пни набрали?
— Да я не помню. — продавщица еле сдерживала улыбку. — Литра 3-4.
Зинка чего-то прикинула в уме:
— Что хряку блюдце.
— Вообще ни об чём. — согласилась старуха.
— Надоть, что б они хорошенько алканули. — прищурилась Зинка. — Тады сможем за ними угнаться. А щас они как жеребята, — поди поймай.
Обе медленно стали спускаться к аллее.
— А куда бы они подамши? — старуха с надеждой посмотрела на Зинку.
— Знамо мне одно место... — Зинка коснулась мочки уха. — У твово деньги есть?
Старуха тяжко вздохнула:
— Так спёр же, ирод, с чулка обе пенсии! И чего дура не перепрятала?
— Как сыщем, сразу на кол! — Зинка ударила кулаком по ладони.
— Что ты?! Что ты?! Простила уж! Лишь бы живым найти! — она исподлобья взглянула на Зинку. — Нешто у тебя совсем беспокойству за Кузьмича нету?
— А чего с ним сделается-то, с демоном!? Румынию, Польшу, от Парижу до Берлина пешочком, не крякнувши ни разу. Да над ним же бесы витають! — Зинка в сердцах сплюнула. — Только у меня вот где этот обмылок! — она сунула старухе под нос грязный ноготь. — Еже ли он хоть копейку с не отданной сдачи потратил... На первой же пальме за ноги подвешу. Пущай мир в перевёрнутой картинке узреет!
— Ну и злости в тебе, Зин. Как говна, ей Богу!
— Да откель говно-то?! Со вчерашнего не жрамши! Кстати! — Зинка посмотрела по сторонам. — Пошли-ка, чебурекою тебя угощу!
— Чебурекой? — старуха секунду подумала. — Из Чебурашки, что ль?
— Юморишь, Петровна! Вот и ладно! Почитай, ещё век твой!
— Да кудыть век-то! Кости, вон ноють кажное утро.
— Это здеся ты думаешь, что ноет. — Зинка постучала пальцем по лбу старухи. — А ты не думай, да не жалуйся и ныть перестанет.
— Мудрёно больно.
— Мудрёно мудрецам балакать. А ты, пока мне покамест маразм мозги не подвинул, вникай. Это те с голодухи вразуметь больно. О! Так вот она! Хачапури! Пошли!

Старика с жаркого солнца слегка разлило по скамейке. Чуть приоткрыв один глаз, он сонно наблюдал за Кузьмичом. Тот задрав до колен штаны бродил по фонтану и собирал со дна мелочь.
Бережно поддерживая завёрнуты низ рубахи с мелочью он наконец выбрался из фонтана и уселся рядом со стариком:
— А ты чево задницу мозолишь? Тама ещё столько же, еже ли не более.
— Шоб посадили?
— Меня посадили?
Старик потянулся, зевнул:
— Посадють. Куды ты денешься?
— Что у фонтана украл? Кабы он обидную написал...
— Заявление. Обидную...
— Да какой дятел разницу чует? Мы в прошлом разе с Зинкой цельную пенсию собрамши! И ничаво! — Кузьмич рассмеялся. — Спит Милиция, Митрич! Не добудисси!
Старик снова зевнул:
— Разморило меня. Я бы поел, что ли?
— А! Так это нам в санаторию! Тама и обед как раз скоро! — Кузьмич звякнул мелочью. Куды бы это...? Ну-ка давай к тебе в мешок.
— Ни. — старик помотал голвой — Своё с собой носить надоть.
— Ну и жук ты, Митрич, порой.
— Потому ты не со мной, а с Зинкой своей живёшь. Блаженной.
— Эх, вздохнул Кузьмич. — Да рази может нечисть блаженною быти? — он огляделся, потом вынул из мешка бутылку, закинул голову и в секунды перелил всё туда. Потом аккуратно перебросал всю мелочь в горлышко и закупорил:
— Вот так-то. Пока кумекалка работает, врасплох мне кипарис никто не вставить.
Старик поморщился:
— Мудрёно уж чевой-то.
— Мудрёно в Египете хоронють. Етить тех фараонов. А я, Митрич простой рабочий лапоть. Мне и крест-то на могилке не больно нужен будет. Говорят, на голову давить.
— Это кто ж тебе такое...?
— Кто, кто? — Кузьмич тоже широко зевнул. — Покойнички... Кому ж ещё знать про то да сё?
— Пошли в санаторию. — старик поднялся. — Тебе, видать напекло, пока ты свой урожай собирал. Ересь какая-то пошла...
Они встали со скамейки.
— Моя ересь, — не трожь. — Кузмича малость развезло.

Старуха с Зинкой появились минуты через две.
— Тута мы гроши собирамши. — Зинка кивнула на фонтан. — Дураки кидают, а мы что ж, тоже что ль? На пенсию собрали.
Старуха посмотрела на фонтан, нахмурилась:
— Чегой-то мне не перемолоть. Зачем кидают -то?
— А леший их знает! Говорю ж, — тёмный народ. Мелочь-то в городах перестали считать. Будто и не деньги вовсе! Думають, — копейка рупь не схоронит! А потом властям плачутся, мол не прожить на зарплату-то!
— Чурки, ей Богу.
Они подошли к краю фонтана.
— Вишь, скока?! — Зинка подобрала подол, засунула край за пояс и залезла в воду.
— Да что же это такое делается!? — услышала вдруг старуха. — Одному пенсии мало, шоркался тут. Вторая... Вы совесть-то имейте, в конуе концов!
— Кто шорколся?! — старухи уставились на старичка кормившего голубей батоном.
— Да был здесь один. Хоть бы постеснялся. Нет, давай собирать в пазуху! А это ж достопримечательность города! Это же люди на счастье бросают. Что б вернуться!
Старуха подошла вплотную:
— Один он был?
— Не.
— Куды?! — закричала с фонтана Зинка. — Куды пошли-то?!
— Да мне почём знать? — стрик рассердился. — В ту сторону пошли. Там банк городской. Видать, мало рецидивистам мелочи показалось.
— Батюшки светы! — старуха охнула и присела на скамейку. — Никак они грабить задумавши?!
— Это кизил всё. — заключила Зинка. Мой с него пароход хотел захватить тогда...
— Что ж мы?! — старуха встала. — Хорош, Зин клюшки свои полоскать! Давай вылазь!
Зинка поставила ногу на каменный край, встала, но нога соскользнула и она, не удержав равновесия, завалилась назад и упала в воду подняв кучу брызг.
— Больно ударилась?! — старуха протянула руку.
— Обо что?! — Зинка ухватилась. — Об воду?! Побежали, страдалица.
— Да куды?! Тебе б обсохнуть!
— Не мороси, Петровна! Быстрее побежим, быстрее обсохну.

Двери банка распахнулись и в вестибюль ввалились две раскрасневшиеся старухи. Когда одна из них, — насквозь мокрая, — крикнула? — «Где они?!», рука кассирши машинально опустилась под стол и нажала кнопку.