Перекресток

Игорь, красавчик, куда ты? Ах, тебя все равно не удержать.

Ну, лети.

Игорек все же дождался. В это время дня автобус похож на бочку, у него выпуклы даже стекла от набитых внутри человеко-рыб. Игорек расчетливо поджал ноги и его внесло на заднюю площадку, прижало в угол к стеклу. Он взялся за поручень и постарался дышать, просто хотя бы дышать. В такой давке надо уметь сохранить ребра, яйца, внутренности. Все это очень пригодится в будущем. Кроме того, здесь так легко потерять невинность не целованным мальчишкам и девчонкам. Да и кому угодно. Ведь никто не придет на помощь, когда ты почувствуешь, как кто-то более бойкий взламывает сзади линию обороны и вероломно аннексирует твою задницу, а тебе останется только выть на лампочку, ибо сделать ничего нельзя.

Рядом с его рукой на поручень опустилась тонкая элегантная рука, обтянутая лайковой перчаткой. Почему-то эта деталь в общей куче возбужденных переспелых тел сразу заняла центральное место. Будто заблудившись в квантовом и распоров страницу глянцевого журнала, неземное чудо забрело в нижний мир. Игорь смотрел прямо в надвигающуюся ночь, но видел только эту руку. Моника Белуччи, точно, она. Или Скарлет Йохансон. Не меньше. Боже, как хороша, уверен. Он хотел, но не мог скосить взгляд, чтобы разглядеть ее, шея мгновенно стала чугунной. Провалиться сквозь землю, он не смог бы на нее глянуть, даже воткни ему нож под ребро. Достаточно юн и неопытен, но вкусный как малосольный огурчик, нежная кожа, кудрявый правильный чубчик, голенькие щиколотки без носочков, подстреленные брючки и — у белых тапках. Как надо, модненький, одет по теме, в стиле «все правильно». Ему было не стыдно себя показать, но не хватало, пока не хватало духу смело так, с гордой осанкой прямо взглянуть на молодую, красивую, от которой такой запах.. ммм..

Автобус сокращал стенки разболтанного брюха, неторопливо переваривая толпу, а Игорек ловил волну, чтобы теснее прижаться к незнакомке. Парней так много молодых — но как еще им заявить о себе в человеческой пустыне, где яблоку негде упасть?

Люди едва не терлись носами, дышали друг на друга чесноком, луком, старательно прятали глаза, чтобы, окончательно потеряв края, нечаянно не вцепиться вставными челюстями в сочное горло напротив. В этой стихии никто не упрекнет, если зафиксировать внимание на бедре совершенно чужого человеческого существа, которое так же ловит волну, чтобы ты ощутил все, каждый изгиб, чтобы ты удобно прижался и вжился именно там, туда, туда — почему ты? Потому что ты, именно ты, Игорек, ты здесь и сейчас, ты вдыхаешь этот запах, о, прелесть.

О, эта Шанель № 5... О, все эти Дживанши.

Грязновато-оливковый свет густо плескался в салоне поверх плотно утрамбованных голов, окончательно ставя точку в сравнении с банкой шпрот. От тесноты и близости молодой женщины с тонкой безупречной фигурой — а ее фигуру он с каждой секундой все плотнее впитывал всеми клеточками — у Игоря закружилась голова. Хотелось.. какой-то музыки, весеннего обострения, содроганий. Пользуясь толчеей, он уже чуть преодолев робость, повернулся в ее сторону и мягко елозил тазом об эту незнакомую, но уже странным образом давно желанную и почти родную выпуклую ягодицу, прижимался, отстранялся, и снова, будто не устояв, метил в уютную ложбинку своим стыдливо отвердевшим выступом. Она смотрела прямо перед собой в окно, ничем не выказывая эмоций, только чуть придвинула руку ближе к его, вплотную. Можно списать на серость, плохое освещение, но он не поверил глазам, если бы не почувствовал, что ее мизинец дрогнул и коснулся его руки. Да, продолжая глядеть в темноту, она нежно, едва-едва гладила пальчиком его руку. Автобус колыхало на ухабах по плохой дороге, Игорь почти пьяный от ее запаха, чувствовал, что случайно попал в сказку или в не менее волшебное кино, он уже откровенно терся тазом о ее люляки, а его палец сплелся с мизинцем незнакомки. Мысль еще не оформилась в слова, но сейчас он мечтал только об одном — чтобы прямо сейчас автобус угнали сомалийские пираты и они ехали бы долго, в Африку, без остановок и перерывов на обед. О, как много он успел бы за это время. Возможно, она бы вышла за него замуж, они завели бы кучу детей, состарились и умерли в один день. В сжатые сроки. Даже не выходя в туалет по маленькому. Время так пластично, когда влюблен.

Но она оборвала мечты, просто повернувшись и посмотрев ему в глаза. «Таких не бывает у людей» — мелькнула и с шипением потухла в его мозгу последняя здравая искра.

На него смотрели два ошеломительно глубоких зеленых озера. Там пропадал и барахтался человек, махал руками, звал на помощь. Игорь узнал в нем себя. 

— Вы выходите? — спросила она, не разжимая губ, одними глазами, — ? Вы выходите. — Добавила уже без вопросительного знака.

Он не выходил. Но вышел. Повинуясь и ничего не соображая, он молча стал орудовать локтями, прокладывать дорогу. На остановке сошел и подал ей руку. Она взяла ее и, сойдя, отпустила только на минуту, чтобы снять перчатку. Автобус уехал. Держась за руки, они пошли по улице. Место было не знакомо. Скоро они свернули в еще более темный сквер или аллею. На одиноких безлюдных лавках пылилось одиночество, тьму нехотя разгоняла пара контуженных временем фонарей. Молчать приятно и легко, когда ты молод и молчалив, слова могут только спугнуть, разбудить от сладкого сна, вернуть на землю, а Игорь сейчас готов был убить любого, кто попытается выключить эту беззвучную музыку.

В конце аллеи, на перекрестке дорог стоял высокий бесформенный камень, обелиск, стела, что-то подобное. Они подошли и остановились перед ним. Игорь увидел выбитые символы, стрелки и слова корявым, старо-славянским шрифтом. Стрелки указывали вверх-вниз, вправо-влево. Над верхней было слово «Хоррор», под нижней «Бежать», правая приглашала в «Трэш», а левая манила в «Ганг-Банг». В вокабуляре скромного тепличного мальчонки кроме «бежать» не было таких слов и он принял камень за инсталляцию или образец современной авангардной скульптуры. Бежать? Назад? Это прикол? Он повернулся к спутнице с немым вопросом, но она только пожала плечами, — мол, тебе выбирать. И выжидающе молчала, не выпуская и лаская пальчиками его ладонь. Уплывая в неведомое, он напоследок вспомнил, что еще даже не слышал ее голос, но это ведь такая мелочь, правда?

Игорь сжал ее руку и, обойдя камень, они двинулись прямо.

В Хоррор.

Его белые тапки рыбаки выловили в реке через несколько дней. Тело нашли чуть раньше, на следующее утро у местного магазина. Патруль полиции подобрал его, отвез куда надо, там оформили, раздели, сделали опись вещей, составили протокол и оставили на холодном лежаке медвытрезвителя.

Некоторое время спустя в зал вошел пожилой майор с помощником ник и несколько служителей храма трезвости, в белом. Они окружили Игоря.

— Так он живой? — неприятно удивился усталый майор, — ччерт... Как не вовремя... что там у нас? — он повернулся к молодому помощнику.

— Да что, недобор по висякам в этом месяце. Правда, рапорта еще не закрыли.

Сыщик нервно достал трубку, набил ее каким-то мусором из кармана и попытался раскурить. Закашлялся так, что слезы из глаз.

— Вы же не курите, Семеныч.. — тактично напомнил помощник.

— Да знаю, знаю... подарок жены... требует начать, а то не солидно выглядишь, говорит. Ладно. Как это случилось? Что известно?

— Ну, судя по следам на теле, опять Зинаида. Ее работа.

— Вот же тварь... Знаешь, в ее имени мне всегда почему-то чудится звук циркулярной пилы. Вот прислушайся: — Зззззззззиииииннна... аж зубы сводит, не так ли? Бррр. И она ведь древнее того камня на перекрестке, а поди скажи. Суккуб, хули... Сколько таких вот в могилу свела, — он с сожалением кивнул на Игоря, — молодой совсем... Кстати, а почему он тогда жив?

— А там прямо дорога перерыта. Трубы укладывают. И, видимо, они свернули влево.

— Ганг-банг... — задумчиво протянул майор, — то-то я и смотрю, он весь в помаде и какой-то... пожеваный. Кого-нибудь взяли?

— Да, двоих геев-оборотней. Зинка с остальными ушли.

— Эй ты, слышь меня? — Майор похлопал Игоря по щекам. Игорь пробормотал что неразборчивое на старо-славянском. Он делал руками бессмысленные движения, будто пытался что-то то ли поймать, то ли оттолкнуть. От него сильно несло спиртным и нечистью. Майор поморщился.

— Так, посторонним выйти. Нам надо допросить подозреваемого.

Когда двери за посторонними закрылись, Семеныч скомкал в руках трусы Игоря.

— Ты сегодня рапорта будешь закрывать?

— Да.

— Смотри этого не забудь.

— Само собой, Семеныч, — сказал помощник, и деликатно отвернулся в окно. Там с утра хмурились тучки, накрапывал дождь. Но это не портило его настроения, как не испортила и эта судорожная возня за спиной, булькающие всхлипы, хрип.

Обычная работа, обычный день.

Джон: Перекресток