Осенее путешествие «на картошку» (Часть 1)

Приходят друзья в сентябре в институт,

А вместо учебы их в Шапки везут.

 «Учеба, — сказал деканат, — подождет,

Ведь в поле картошка,

 ведь в поле картошка,

 ведь в поле картошка

 гниет!».

 Из студенческого фольклора

(поется на мотив «Огромное небо»)

 

            Вот так примерно все и было. Почти как в песне. С той лишь разницей, что нам дали поучиться недели две. Видимо, чтобы собрались все, даже опоздавшие к 1 сентября. Была осень 1983 года. О Михаиле Сергеевиче (Горбачеве, если кто забыл), о гласности, перестройке «и слыхом не слыхивали». А потому: «Партия сказала: „Надо!“/ Комсомол ответил: „Есть!“»  И мы поехали. На поля Родины. «На картошку».

            В понедельник утром пригородная электричка, посвистывая и потряхивая, везла две студенческие группы в поселок Шапки. Там работники совхоза должны были помогать нам убирать урожай. Настроение было какое-то взвинченное, но в общем-то беззаботное, тем более, что день выдался теплым и солнечным… За окнам царило «бабье лето»…

            Прибыв в Шапки, мы выгрузились с поезда и бодро зашагали по асфальтовой дороге возглавляемые куратором. Надо сказать, что он был старше нас лет на шесть-семь. Теперь-то я понимаю, что никому из «взрослого» состава кафедры не хотелось отрываться от работы и отправляться «на природу» «пасти молодежь». Нудно, нервно, хлопотно… Спихнули на  молодого. Дедовщина, в общем… А жил он отдельно, где-то в поселке комнату снимал.

            Местность в Шапках живописная. Невысокие холмы, иногда сосны, пруды… Не то, что унылые плоскости южных окраин Ленинграда… Но, впрочем, я отвлекся.  

Мы прошли почти через весь поселок и только тогда добрались до нашей „базы». Три самых обыкновенных барака, составленные буквой «П». Несколько в стороне виднелось еще одно здание, оказавшееся впоследствии пищеблоком, и какие-то сараи. Тут нам и предстояло жить (точнее ночевать и питаться) целых две недели.

            Нас встретило местное начальство в лице толстой бригадирши. Она сказала, что желающие могут получить сапоги и спецодежду. Вслед за ней мы пошли к сараям. Бригадирша распахнула дверь одного из них. Внутри стояли и валялись резиновые, кирзовые сапоги, на деревянных полках лежали ватные штаны, старые ватники и еще почему-то старые курсантские кителя.

            Сапоги взяли все. И девушки тоже. Наш староста Дима Малурин, как человек, служивший в армии, сказал, чтоб мы брали «кирзу». И точно. У тех, кто ходил в «резинках» в конце дня от усталости ноги просто «отваливались». Что же касается одежды, то штаны  взяли только некоторые, но зато почти все вырядились в кителя. Отчего назавтра наши группы напоминали какой-то партизанский отряд. На отдыхе. Потому что без оружия.

            Народ начал устраиваться и распределяться по койкам. Неожиданно быстро подошел обед. Обыкновенный советский общепитовский обед с борщом, котлетой с макаронами и компотом. После этого девушек оставили в покое, а парней отправили автобусом на сортировочный пункт. До ужина мы распределяли прибывающую картошку: которая с кулак и меньше — в магазин, которая больше кулака — в яму, на хранение.

            Вечером куратор собрал всех и предупредил, чтоб «сегодня без излишеств» (в смысле пьянок), поскольку завтра первый полноценный рабочий день. После этого, посчитав свой долг выполненным, он исчез. По видимому, его указание было воспринято, поскольку вечер прошел тихо и мирно.

            Следующее утро оказалось таким же теплым и тихим. После завтрака, состоявшего из манной каши и чая, мы, ведомые толстой бригадиршей, отправились на работу. Идти было недалеко. Зашли за пищеблок, перебрались через небольшой овражек и оказались на месте.

            Эх, «поле, русское поле…». На нем уже работал трактор, таща за собой картофелеуборочный комбайн. По идее, выкопанные плоскорезами, клубни должны были попадать на ленту чистыми и сразу ссыпаться в кузов тракторного прицепа. Но, как всегда, где-то кто-то что-то «недокрутил» и картошка ехала по ленте пополам с землей. Грузить такую смесь было, конечно, нельзя, а потому она высыпалась обратно. После чего должны были прийти студенты, собрать ее в выданные мешки, отнести к трактору, поднять и высыпать в прицеп. Собрали, принесли, подняли, высыпали. И по новой.

            …Дальний край борозды терялся в голубоватой дымке… Выданные лопатообразные рукавицы делу не помогали. В них можно было ухватить только самую крупную картошку. Неудивительно, что вскоре ребята начали собирать корнеплоды голыми руками. Девушки же почти сразу надели шерстяные перчатки… 

…Время шло… Проклятый мешок, казалось. становился тяжелее после каждой картофелины. Вдвоем с Сергеем мы просто волокли его по земле. А ведь надо было еще потом отнести к трактору, ухитрится поднять и опрокинуть.  Положение спас обед, но после него мешки стали как будто еще тяжелее… В общем, вечер вторника прошел в тишине. Народ умаялся и погрустнел. Ну еще бы, ведь завтра предстояло тоже самое…

            Но молодость приспосабливается к обстоятельствам быстро. Так что вечер среды был уже не таким… «томным». Активисты пошли на разведку в поисках «лабаза», а также возможностей подхарчиться. В смысле витаминчиков, в смысле яблок…

            Четверг ознаменовался некоторым происшествием, которого, однако, мало кто заметил. Утром мы увидели, что комбайн (кстати, получивший почетное наименование «Паршивец») одиноко торчит посредине поля. Ребята, оказавшиеся на поле раньше нас, сказали, что трактор, таскавший «Паршивца», забарахлил и уехал чиниться. И сколько он там будет чиниться… Погода стояла отличная, ласково грело неяркое осеннее солнышко, ветра не было, мухи не кусали и кругом была тишина… Большая часть потянулась к лесу на краю поля, а наша четверка — я, Сергей, наш староста Дима, и Миша — решила не валяться на земле, а устроиться прямо на этом «агрегате».

            И все было хорошо, просто замечательно, пока я случайно не приоткрыл глаза и не увидел направлявшегося в нам Колю из параллельной группы. В руках Коля нес какой-то ржавый кусок трубы, один из концов которого представлял собой нечто вроде конуса. Коля периодически трогал конус, явно желая что-то с ним сделать…

            По мере приближения Коля «труба» начинала приобретать какие-то смутно знакомые и зловещие очертания…

 — Снаряд! — почему-то шёпотом сказал вдруг наш староста.

Этого не могло быть! Но это было. В руках у Коли был артиллерийский СНАРЯД!

Когда Коля подошел к нам поближе, на ногах стояли уже все.

 — Мужики, — сказал он задумчиво, — а нет ли у вас какой-нибудь хреновины потяжелее? Надо бы вот сюда стукнуть, а то, зараза, что-то не отвинчивается.

И он показал на конус

 … Следующие две или три секунды совершенно стерлись из памяти, потому что очнулся я на краю поля, в кустах. Еще через мгновение я понял, что все мы материмся. В переводе на литературный наши высказывания звучали примерно так:

— Уважаемый Коля, разве ты не видишь, ЧТО ты держишь в руках? И если ты, … такой, сейчас… по взрывателю, то эта… сейчас…  и тебя, и комбайн! Бросай эту… и… к нам!!!

Коля недоуменно топтался на месте, видимо, не понимая, а что, собственно говоря, произошло. Дима, сплюнул, еще раз энергично выразил свое мнение об этих … которые … и потому … Потом он направился к «Паршивцу», на ходу снимая китель.

Подойдя к комбайну, Дима положил китель на землю, потом осторожно отобрал у Коли снаряд и положил его сверху. Коля тоже снял китель, которым прикрыл снаряд сверху, совместив рукава и воротники. Староста и Коля взяли получившийся «бутерброд» за рукава и, медленно ступая, понесли его на дальний край поля, к лесу…

Убедившись, что они отошли достаточно далеко, мы вернулись к „Паршивцу». Вскоре появилась и эта парочка.

— Бросили. Нашли болотце. И туда. — коротко отрезал староста.

— Ты где его взял?

Коля как-то неопределенно махнул рукой.

 — Там. Там какая-то яма. А еще вот.

Он вытащил из кармана какую-то ржавую, грязную железяку…

 — «Парабеллум», — моментально определил Дима.

 

   История эта, кстати, имела некоторое продолжение на следующей неделе. Видимо кто-то все-таки проболтался. Сам я этого не видел, поскольку был уже на другом участке. Но говорили, что приехала милиция вместе с саперами и потребовала от Коли немедленно показать им и то место, куда они бросили снаряд, и то, где он был найден. Этим собственно все и ограничилось, если не считать того, что пистолет у Коли отобрали…     

Ну, а потом приехал трактор, и началась обычная работа.

       Вечером возникло некоторое застолье вокруг трех пол-литровок «Столичной» и пары десятков яблок в качестве закуски. Возникло явно по недосмотру куратора, который слишком рано успокоился и удалился. Понятно, что водки не хватило, но тут выяснилось, что ларёк уже закрыт. Организатор «банкета» вздохнул и пообещал «исправить ошибку».

   Следующий день неожиданно оказался пятницей, то есть вдруг приблизились выходные! Предвкушение приятного отдыха было слегка отравлено сообщением о том, что мы будем работать и в субботу (но до обеда). Впрочем, можно было и потерпеть. Тем более, что погода продолжала баловать нас теплом и солнцем.

      Пятничный вечерний «банкет» выдался более продолжительным. И где-то около часа ночи кто-то предложил пойти погулять. Ну и заодно наведаться за яблоками.

     Настроение было замечательным, совершенно не хотелось спать, а хотелось петь! Что мы и делали, дружно топая по ночной улице. Мы продолжали петь даже тогда, когда остановились около какого-то дома и «фуражиры» отправились в сад. Что при этом чувствовали хозяева?.. Не знаю. Окна в доме были темными…

   Рабочая половина субботы промелькнула быстро. За обедом, состоявшим из рассольника, биточков с пюре и непременного компота, куратор объявил, что желающие могут поехать домой, как он выразился, „на помывку». Но в понедельник утром все обязаны быть здесь!

   Некоторые уехали. Некоторые (особенно общежитские) остались. Я тоже остался, рассудив, что не стоит мотаться туда-сюда. Лучше уж потерпеть, чтоб потом уехать окончательно. А пока можно и в баньку сходить…

    Означенная банька принадлежала какому-то деду. Он жил один, лет пять назад,  по его словам, схоронив старуху. Деду было явно скучно, да и выпить хотелось. Но обязательно чтоб в компании, поскольку какая ж это выпивка если без разговоров… Баня стояла на берегу пруда, что обещало традиционное развлечение в виде прыганья в холодную воду после парилки…

  Мы занесли в дом авоськи с пол-литрами, дед пообещал «постараться» насчет картошки и капустки. Тем временем, ребята, пришедшие пораньше, уже вовсю кочегарили в баньке, накаляя «атмосферу».

И все было бы ничего, если бы пруд не оказался общественным, то есть на его берегах стояли и другие бани. И в одной из этих других решили попариться наши девушки. И это тоже было бы ничего, если бы разгорячившиеся девушки не захотели после парной да в воду… И это тоже было бы ничего, если бы купание не вышло одновременным… Понятно, что в таком состоянии мало кто смотрит по сторонам. А впрочем, и смотреть было необязательно. Достаточно было услышать голоса, а точнее женский визг и сочное плюханье в тот же пруд, в который только что плюхнулся ты… Хотя по правде говоря, мы-то тоже не молчали…

    Ну что тут можно было сказать? «Б…!» — и обратно в баню, проклиная деда. Мог бы и предупредить, старый хрен. Хотя.  что можно разглядеть темным осенним вечером… Мы высказались об этом позже, после третьей стопки. Дед только хмыкнул: «А чего? Мы, я помню, по молодости всегда к бане подсматривать бегали, когда там девки мылись… А… Иные-то, говорят, вовсе не против были… Ну, ладно…. Давай за здоровье…».

От деда мы вернулись часа в два ночи.

    На следующее утро — в воскресенье — я проснулся около десяти утра. Завтрак, естественно, был пропущен, да и есть особо не хотелось. К тому же его и не было. Воскресенье, у поварихи выходной… Пришлось удовлетвориться чашкой чая с куском булки.

Погода по-прежнему была теплой и тихой, отчего и возникла идея пойти по грибы. «Зажарим с картошкой и м-м-м…» Ну что ж, прогулка по осеннему лесу обещала быть приятной, и мы отправились туда. Ожидания наши обмануты не были. Грибов (по большей части сыроежек) было даже больше, чем мы рассчитывали.  Ну, а картошки набрать и почистить, это уж запросто… «Жарёха» заняла две огромные сковородки, так что неторопливый процесс поедания (ну и, естественно, выпивания) продлился до вечера.

  Тихая теплая погода действовала умиротворяюще. Не хотелось петь, орать, да и вообще активно двигаться. Задумчивость осенних далей, подернутых седой дымкой… Далекое золото лесов… Но что-то я опять отвлекся… В общем, к вечеру и картошка, и грибы  были съедены, две пол-литры выпиты и народ отправился мирно гулять. Удивительно, но успокоились все довольно рано, так что даже удалось нормально выспаться.

   Утром куратор объявил, что нашу группу перебрасывают на новый участок — туда, где мы уже были, то есть на сортировку.