Дримм

Я мечтала. Да, в детстве я мечтала. Я умела тогда это делать. О чем? Да так, просто. Просто закрывала глаза и выдумывала себе правду о всякой ерунде, о том, чего никогда не случится, или уже случилось там, где не украдет вор, не слижет огонь, не снесет вода. Из пустоты приходило то что уже есть. Мой город, мой мир, мой дом, что-то я строила сама, что-то уже было готово для жизни. Мне незачем было мечтать, кем я стану — там я уже была. Задолго до появления компьютерных игр все это родилось и жило в моей голове. Своя вселенная онлайн. Впереди ждало что-то большое и я просто плыла туда на всех парах. Чего мне не хватало в реале, я легко находила там, с лихвой.

Однажды вечером мы с сестрой сидели на крыше гаража, тогда я впервые увидела свой город. По горизонту плыли розоватые облака, но это были не облака, а дома, башни из белого пушистого мрамора, причудливые дворцы. Мне показалось, что там на одной из улиц я увидела Бога, он был как положено, с белой бородой и добрым лицом. Я захотела там жить рядом с ним, и поняла, что сделать это очень легко, стоит только отпустить себя, дать себе волю.

Помню всякое, например, мечтала убить одного типа. Он меня дико бесил. Это был злодей из фильма «Человек-амфибия». Мне было плевать, что это игра, понарошку, — я мечтала убить именно актера Казакова. Ну, или чтобы это сделал за меня другой. Я желала ему зла. Он так убедительно сыграл роль, что я была уверена — он и в жизни такая же сволочь, как в фильме, поэтому мир ничего не потеряет, думала я.

Помню еще, мечтала, кто кто-то отменит весну. Убьет ее, как актера Козакова. Как проститутку. Я всегда ненавидела и боялась весну, когда она приходила пьяная, с бутылкой шампанского в руке и размазанной по лицу помадой. Она всегда врала, держала камень за пазухой и, раскорячив вульгарное тело, преграждала мне путь домой, в лето. Я пережидала турбулентность весны, закусив губы, считала дни, мне был невыносим запах тлеющего снега на асфальте, всех этих набухающих почек, сосков и чресел, родовых схваток природы, реального мира, который нагло пер из всех щелей. Шум, толчея, птичий базар — все это было слишком поперек, царапало кожу, взрывало мой мозг.

Там, в моем городе готовое вечное лето. Там ждал меня Бог.

Всегда была странной. Однажды по пути из школы я увидела похороны и всю дорогу домой мечтала, чтобы этому покойнику было на том свете хорошо. Я не знала кто это, но стало чего-то грустно, что люди умирают ни с того, ни с сего. Зачем тогда жить? Я просила Бога, чтобы он встретил его там как надо и дал ему то, что я сама имела уже сполна в своем царстве. Я имела все, чего пожелаю, надо только пожелать, лечь, закрыть глаза и отъехать в полной темноте на привычной лодке.

Сейчас, с холодной высоты лет детство видится ярким зеленым полем, с запахами, красками, гудящим комарьем, ворованными черешнями, порванными колготками. Красные послания родителям в дневнике размашистым почерком, гневные взгляды учителей, поломанные куклы, карандаши и запах свежей краски на 1 сентября, яркое осеннее солнце сквозь желтую позолоту листьев, «из полей доносится печаль», унылая тяжесть портфеля, пионерский галстук, белый фартук поверх стандартной формы, мальчики, их колкая недосказанность в ломающихся голосах, нервная грубость поверх пугливого пробуждения плоти. У меня было мало подруг, почти не было, зато были мальчики, с ними я была своей в доску, я умела их понимать.

И еще у меня был он.

В старших классах с какой-то поры в мой мир, туда, стал приходить и он. Тот, с кем я сидела за одной партой восемь лет. Тот, кого я и так видела каждый день. Я помню его с песочницы, где мы лепили куличи, играли в «домика», он всегда был удобен, всегда под рукой. Мы делились секретами, я давал ему списывать, он читал мне свои стихи, такие корявые, наивные до слез, хоть и старался косить под Блока.

Как-то незаметно, но вскоре он прочно поселился в моих снах.

Я приходила утром в класс и с удивлением рассматривала его, силясь понять — почему он стал заслонять весь мир, почему мне стало трудно дышать рядом с ним, горели щеки, я не могла связать двух слов, не могла отвечать у доски, когда он смотрел мне прямо в глаза. В груди бухало сердце, дрожали руки, все катилось куда-то к черту, я понимала что с головой окунаюсь в сладкую тягучую беду, я в панике закрывала глаза и бежала в свой город, но и там был он.

Все кончилось в миг, когда мы с родителями переехали в другую страну. Так было надо.

Наши реки растеклись по сторонам.

И вот, пришло то время, когда вдруг обнаруживаешь, что не знаешь, как это — мечтать.

Сломался этот хрупкий, детский механизм.

Все осталось там, в том заоблачном городе, но вода жизни течет по своим законам и кто знает, возможно однажды, просто выбирая помидоры в супермаркете, услышишь за спиной:

— Я послал тебе черную розу в бокале

Золотого как небо, Аи..

И даже не повернувшись, ты выдохнешь с усталой улыбкой, обращаясь к своей потерянной когда-то мечте:

— Ну наконец-то... Где же тебя черти носили? Я же так могу и состариться.

— Неет, Наина. Ты все та же... Все та же.

—