Телевизер (из цикла «Жили-были старик со старухой …»)

  — Тебе чево? — старуха подозрительно смотрела на внезапно появившегося в сенях Кузьмича. Не смотря на то, что солнце взошло уже полчаса назад, он был ещё трезв.
   — Вот видь, етить-то ту Люсю! Мне чево?! Твой же сам позвал!
   — Мой? — старуха насупилась. — Когда это он тебя позвать успемши? Вродь, под глазом у меня всё-время.
   — Так вчерась, когда! — Кузьмич почесал ухо. — Приходи, говорит, утром. Глянь телевизер.
   — Ах, ты вона про что! … Телевизер, да. Глянуть надо. — старуха посторонилась. — Не фурычит чего-то.
   — Где купили? — Кузьмич подняв плешивую голову, по-хозяйски вошёл в горницу.
   — Да где мы купим-то?! — старуха зло воткнула вопрос в спину Кузьмича. — На что? На похоронки-то не отложить никак! А это-то старый в лото выиграл.
   — Везёт же дурням.
   Кузьмич встал посреди горницы и огляделся:
   — А где ж .? — Кузьмич хотел снова поковырять ухо, но забыл где оно и замер с поднятой рукой.
   — Ты чо? — старик ткнул в огромную чёрную плазменную панель стоящую у стены. — Зенки-то раскрой.
   — Ту-то Люсю в  ячмень… Это чево?
   — Ну ты туман, Кузьмич! — старик хрипло рассмеялся. — Это и есть телевизер. Сони.
   — Соньки?! Егоркиной, что ль? — он повернулся к старухе. — Ты ж говорила, что в лотерею выиграли?
   Старик от смеха зашёлся в кашле.
   — Ты болтать будешь или чинить? Лотерея … — старуха взяла вёдра.
   — Да я ж ума не проложу, с какой стороны и подступиться-то к нему!
   — Слышь, старая? — Старик едва говорил. — А Кузьмич-то … по ходу … всё возле революции где-то … шоркается!
   Старуха не сдержав улыбку, отвернулась.
   — Ну … — Кузьмич наконец отыскал ухо, почесал.
   — Ты не нукай. — старик перестал кашлять. — Ты ж, монтёр!
   Кузьмич кивнул головой:
   — Монтёр, да. Так не телевизеров же, а путей.
   Старик прищурился и мотнул головой в сторону старухи:
   — Ты ж, старой примус чинил!
    Кузьмич довольно улыбнулся:
   — Примус чинил! Как-же, помню. Было дело!
   — Он как починил, так мы тем примусом … — старуха вздохнула и громыхнув вёдрами пошла к дверям. — Только и пользуемся, ядрить-то. По пяти раз на дню! Монтёр хренов!
   Дверь за старухой захлопнулась и изба вздрогнула.
   — Чево это она? — Кузьмич перестал улыбаться и взглянул на старика.
  Тот покачал головой:
   — Эх, Кузьмич … Он же нам в тот же вечер чуть всю хату не спалил. Старуха без бровей да ресниц осталася.
   — Вот оно как … — протянул Кузьмич и тяжело вздохнул. — Етить то ту … Ну, извиняйте. — тут он снова разулыбался. — Так коли не сгорела, отметить надо!
   Старик опасливо посмотрел на дверь:
   — У тебя чево, с собой, что ль?
   — А то! — Кузьмич подмигнул и вытащил из-под рубахи чекушку. — У меня ж, еже ли у сердца не плещется, так оно и не стучится вроде. Твоя-то до колодцу?
   — Ну.
   — Тады не жмёмся. Успеем. — Кузьмич протянул чекушку.
   Старик ещё раз глянул на дверь и быстро выпил половину.
   — На-ка. — Кузьмич протянул конфету. — Что б не воняло.
   Старик передёрнулся и закусил, а Кузьмич припал к бутылке.
   — Это чево? — он допил и кивнул на лежащий шнур под плазмой.
   — Где? — не понял старик.
   — Ох, тетёрки. — Кузьмич встал, подошёл к шнуру и воткнул тот в розетку.
   — Ах ты ж, господи! — старик взял со стола пульт, приблизил его к самым глазам, нашёл кнопку.
   Телевизор ожил и засветился.
   — “ …, а стоит сурикатам остаться одним, они тут-же начинают волноваться и вытягиваться во весь рост, пытаясь рассмотреть вдали своё будущее.» — донеслось из плазмы.
   — Чего рассмотреть? — у дверей стояла старуха.
   — Будущее своё. — усмехнулся Кузьмич.
   — Ты чего же? — старуха поставила вёдра на пол. — Ужель починить сумевши?
   — Ну дык! — Кузьмич развёл сухими руками. — То ж не примус.
   Старуха покачала головой и плеснула из ведра в рукомойник:
   — Думала, на старости уж ничему не подивлюсь. — она подошла к плазме и любовно погладила экран. — Глянь-ка, как живые.
   Кузьмич сел за стол. — Ну чего? Так и будем сидеть, на сурикатов таращиться? Или я не заслужил?
   Старуха оторвалась от экрана и взглянула на старика:
   — Ну, чего сел пнём-то? Знаешь же где. Ставь на стол, уважить надо монтёра-то.
   — А! — встрепенулся старик. — Так то я мигом! — он вскочил и поспешно захромал к комоду.
   Старуха вынула из-под лавки банку с соленьями. Вскрыла. Достала стопки.
   Кузьмич чувствовал себя барином. Откинувшись на спинку стула, он достал папироску, задымил и прищурившись уставился в окно.
   Где-то вдали он старался рассмотреть своё будущее …