Кощей и царевна

 

 

Виктор Иванович внимательно разглядывал Верочку Удальцову. Эта миленькая темноволосая студентка всегда являлась на  его лекции в красивых, явно заграничных, джинсиках,  чёрной отливающей люрексом водолазке, и черной блистающий бликами куртке.     

         Она была королевой своей студенческой группы. Миленькая совратительница так и не успевших достаточно опериться девственников. А он – лысый профессор, какая-то помесь знаменитого синодского обер-прокурора и знаменитого сказочного долгожителя взирал на неё с искренно адской любовью.

               Родители Верочки были лучшими друзьями ректора их заштатного ВУЗа. Виктор Иванович мечтал об одном – скорой пенсии. Он сумел, как-то умудрился прожить свою жизнь в тиши библиотек, под надзором своей любящей жены, которая совсем недапвно скончалась от самого банального гриппа.

               Похороны не заняли слишком много времени. Жена лежала в гробу с какой-то слишком торжественной улыбкой, как бы говоря: «Вот и всё!».

Он остался один. Совсем один. Словно бы мальчик, у которого внезапно умерла его самая любимая старая няня. Он не мог вспомнить, отчего сорок лет тому назад выбрал для семейной жизни именно эту не слишком умную и хлопотливую женщину.

Теперь его взгляд всё чаще цеплялся за красивую Удальцову. Она теперь невозмутимо грызла кончик шариковой ручки. Эти ручка прямо-таки тонула в омуте её красивого рта, словно бы запретная заграничная сигарета. Верочка явно испытывала его. Ждала от него какого-то нелепого, воистину дон-кихотовского подвига.

 

Вера взглянула на Кощея. Это внезапно овдовевщший старенький дурачок был к ней явно не равнодушен. Родители Верочки не скрывали этого факта от своей дочери. Та явно начала им надоедать, словно бы слишком уж привычная деталь интерьера.

Верочка не пыталась сбежать из этого нелепого рая. Ей не хотелось прятаться в кустах, словно бы такой нелепой преступной Еве. Она умела держать своих друзей на расстоянии. Все эти Павлики и Максимы были слишком уж смешными, словно бы герои какой-то нелепой пьесы.

Им явно не хватало смелости. Не хватало решительности и наглости диких зверей. Верочка же желала быть завоёванной, растоптанной в пыль. Ей было страшно остаться навсегда под родительским кровом.

Виктор Иванович ей отчего-то нравился. Он манил её к себе. Верочка с улыбкой вспоминала любимую с детства сказку о красавице, ставшей по воле бессметного старика обычым и мерзким земноводным, Она сама, будучи пионеркой, очень гордилась, когда её сравннивали с этой красавицей. Мальчишки – те и впрямь видели в ней копию той самой сказочной героини.

Верочка гордилась своими длинными тёмными волосами. Гордилась своим так буйно растушим бюстом. Тот слшком быстро сделал её из плоскогрудой девчонки первую красавицу, сначала школы, а затем и ВУЗа.

Виктор Иванович весь вострепетал. Он, наконец, решился. Записка тлела в его кулаке. Она была готова вот-вот вспыхнуть адским пламенем. Верочка с её бюстом и красивыми тщательно отчерченными ягодицами истомила его.

Он постарался скрыть своё преступное трепетание. На ум отчего-то пришёл нелепый мамлеевский профессор, Наденькка с её вызывающим возгласом. Верочка была совсем иной! Он вряд ли бы смог её укротить, словно бы настоящую, дикую, а совсем не цирковую тигрицу.

Он дорого бы дал за такую возможность.

 

...Записка педагога скользнула в её ладонь как бы сама собой.

Верочка решительно смутилась. Она была готова ко всему. Её могли призывать на пир. Но в качестве кого. Гостя? А может быть самого главного блюда?

Ей стало жарко и весело. В записке был указан адрес и указано время. Верочка глубоко вздохнула.

Она была рада помучить опостылевших ей предков. Те слишком изводили её постоянными придирками. Верочка была их семейной гордостью. Она была рада хоть на один вечер оказаться там, где сама желала оказаться.

Дом, в котором имел свою квартиру профессор, был старым, но совсем  скучным домом. От дешёвой многоэтажки его отличали суровые окна и весьма кокетливые балконы.

Верочка пришла к нему, как обычно. В тех же самых джинсах, куртке и водолазке. Она даже не сменила своих гипюровых трусов. Верочке было весело. Она уже знала наизусть свою роль. Роль наивной, но решительной совратительницы.

В парадном дико и мерзко воняло кошками. Верочка представуила, как профессор Виктор Иванович Штольц выходит поутру с дежурным ведром полным его наполовину холостяцкого мусора. Овдовевший старик был ей попросту смешон. Поговаривали, что он любил пить гоголь-моголь, и лакомиться  куриным супом с лапшой.

Верочка вся затрепетала от плохо скрываемой злости. Она была готова к любому, даже самому трудному экзамену. Ей опротивела собственная абсолютно лживая непорочность.

 

Виктор Иванович трепетал от восторга. Он жадал свою гостью с искренним нетерпением. Он помнил других, менее красивых и наглых девиц, которых приводила к нему жена. Они не шли  ни в какое сравнение с Удальцовой. Прыщавые и скованные они были слишком похожи на внезапно ожившие манекены.

Он теперь был рад. О Верочке он знал многое. Она вполне годилась для его эксперимента. Он никак не мог поверить в то, что он избран.

Это в первый раз случилось в школе. Он тогда ужасно трепетал, не веря, что лучшая ученица их класса придёт к нему в гости. Он была вполне годна для этого эксперимента. Она была его первой самой жалкой и плачущей жертвой.

Её так и не искали. Он сделал всё для этого, оставив её платье и бельё на берегу маленького болотца. Нину искала милиция. Но и она не могла догадаться, что та самая лупоглазая лягушка была его первой жертвой.

Женщины никогда не отказывали ему. Они словно бы догадываклись об его тайном даре. Все они балансировали на грани. Особенно слишком крикливые и злобные продавшицы. А ещё нагловатые соседки, чьи крикливые голоса всегда мешали его учёным мыслям.

 

...Верочка брезгливо коснулась пуговки дверного звонка. Красивая двустворчатая дверь с медной табличкой заставило её вспомнить о прочитанной в детстве книге. Она всегда верила печатному слову. Верила, что рано или поздно всё, что она так жадно читала, станет приятной явью.

Виктор Иванович не разочаровал её. Он был при полном параде. Красивый и загадочный, словно бы цирковой иллюзионист.

Верочка постаралась как можно изящней разуться. Её белые носочуки взывали о дежурных почти музейных шлёпанцах.

Те были ей тотчас предложены. Верочка сунула в них свои ступни и прошла  в большую  гостииную.

Тут бло так красиво и основательно. Верочка бросила взгляд на красивый старомоднй диван. Ей не терпелось оказаться на нём в позе такой развратной гойевской махи.

Старик был готов ухаживать за ней, как настоящий рыцарь. Он вошёл в комнату с подносом. На нём врзвышался старинный кофейник и две миниатюрных чашки.

Вкус  кофе опьянил Верочку. Её голова слегка закружилась. Комната заволновалась и стала расти и расширяться, словно бы пьяный мираж. Её голова стала вдруг абсолютно пустой.

Старик смотрел на неё холодным взглядом злого волшебника. Верочка взглянула на свои бёдра и внезапно ужаснулась. Те были отчего-то абсолютно нагими, и вопили, прямо-таки вопили, своей развратной розоватостью.

Верочка испуганно заморгала. Она не была готова оголяться с такой дикой скоростью. Ей казалось, что кто-то включил воображаемый кинопроектор на троекратную скоростью

- Не бойся, красавица. Ты теперь навеки моя! – просипел тот, кого она привыкла называть профессором.

Глаза Верочки медленно закрылись. Она была уже не здесь, а в каком-то мерзком бревенчатом доме, так похожем на дачную баню Станислава Михайловича.

Она помнила, как сразу же после выпускного вечера весело кокетничала с этим лысоватым стариком. Полученная золотая медаль, позволяла ей быть более смелой. Старик обещал перевести её из школы в институт с лёгкостью перехода по красивому мосту.

Эта бревенчатая изба заставила вспомнить о прочитанных сказках. Верочка впервые по-настоящему испугалась. Перед ней возникла мерзкая горбатая старушенция с льстивой обезьянной физиономией.

               Верочка попыталась оттолкнуть её когтистые руки. Те играли на её теле, словно бы на какой-то древней дудке. Верочка дрожала. Ей было стыдно и противно, словно бы на медосмотре. Старуха была такой же наглой и решительной, как та медсестра, что делала ей клизму, наслаждаясь её позором.

               - Не бойся, Василисушка. Не бойся, красавица. Тебя жених ждёт. В золоте будешь купаться.

               Верочка была готова сойти с ума от брезгливости. Старушка явно знала своё дело. От их прикосновений у Верочки началась настоящая истерика. Она была готова то засмеяться, то заплакать.

               Ей казалось, что эта нежданная банщица вот-вот превратится в омерзительную ядовитую змею. Что она вот-вот задушит её в своих смертельных объятиях или укусит прямо в гулко бьющееся сердце.

               Глаза старухи показались ей какими-то слишком знакомыми. Она где-то видела эти глаза. Возможно, эта женщина приснилась ей во сне.

               В избе возник какой-то знакомый старик. Он был одет в рыцарские латы. И голенькая Верочка с ужасом узнала в этот сказочном колдуне такого привычнго и презираемого ею профессора. Тот явно играл с огнём...

               «Отпустите меня... пожалуйста! Меня мама дома ждёт!», - заныла она каким-то пласкивым голосом малолетки.

               Ей даже показалось, что она стала младше лет на двенадцать. Что ей сейчас всего-навсего восемь лет.

               Старик взирал на неё холодными глазами. Верочка задрожала, покрываясь холодным льдистым покровом.

               Течения времени она почти не чувствовала. Его здесь не было. Тут былак мерзкая отвратная Вечность.

               Верочка почувствовала на своих красивых щеках  соверщенно бессильныеи солёные слёзы.

 

 

               Голенькая Верочка лежала в приятном анабиозе. Виктор Иванович не сводил с неё своих мерзких явно влюбленных глазок прирожденного вампира. Он всегда хотел завладеть этим сытым и совершенно довольным этой жизнью телом. Хотел увидеть её такой – голой, спящей и безумной.

               Она будет самым главным экспонатом в его коллекции. Будет тем самым экспонатом, ради которого она так долго страдал.

               Родители этой дуры непременно обратятся в милицию. Им будет жаль своей неразумной куклы. А он позволит ей начать свою жизнь ссамого начала.

Правда, эту прекрасную жизнь мог вполне прервать какой-нибудь залётный аист. Виктр Иванович не знал, как каких дебрях своего подсознания блуждает эта самозванная царевна. Верочка погружалась всё глубже в свою бездонную и зловонную душу. Становилась из вполне нормальной женщины жалкой тлетворной амёбой.

Он очень жалел, что не видит этих глубин. Не пытается нащупать их. Он только давал им возможность начать всё с самого начала. Да, их жизнь начиналась с  чистого листа.

Жена его всегда понимала. Она помогала его жертвам войти в спасительный транс. Девушки скоро погружались в свои собственные мысли, запутывались в них, слвоно бы в липкой тлетворной паутине.

Верочка медленно стала съёживаться. Её сытое довольное тело приобретало привычные черты сказочного земноводного, а розовый цвет стал сменяться какой-то отвратной изумрудностью.

 

Несчастная студентка не могла выплыть из омута собственных фантазий. Она билась в ней, словно бы насекомое в своём смертельном капкане. Она не могла, не умела стать прежней.

Старуха старательно обряжала её. Это свадебное платье казалось похожим больше на саван, чем на наряд счастливой невесты. Верочка тщетно проливала слёзы. Они скатывались по её покрасневшим щекам и тотчас превращались в аккуратные кругляши речного жемчуга.

Она пыталась прогнать этот страшный мираж. Пыталась прочесть молитву, но вместо молитвы ей на ум приходила всего-навсего жалкая/, знаемая с детства считалка.

Верочка с ужасом замирала. Её тело было каким-то неживым, она почти не чувствовала его. Она не могла понять, что происходит там, наяву. Возможно, что этот сумасщедщий уже убил её, и она теперь тут, в своём персональном аду – нагая и несчастная.

Старуха надела на неё золотистый венец. Верочка уже до конца поверила, что она настоящая, как говорят дети, взаправдашняя Василиса. Что она вот-вот станет супругой бессмертного Кощея.

Ей всегда хотелось стать женой профессора или даже академика. Всегда мерещилась уютная красивая жизнь, которая могла быть такой только на киноэкране. Но то, что происходило в тех давнишних фильмах, было только приятной сказкой.

Вера вспомнила обо всех своих мечтах. Перебирала их, словно бы фантики от конфет. Она тоже захотела стать ярким манящим фантиком. Стать для кого-то маленьким, но таким приятным для глаз и для души сокровищем.

Дома её ожидали нервные приступы матери и жалобы отца. Верочка тщетно пыталась прослыть счастливой. Её капризное лицо никого не могло обмануть. Она лгала даже самой себе.

Родители были готовы продать её за самый затёртый грош. По выходным они зазывали красивых и состоятельных мужчин и охотно демонстрировали им свою  пока вполне одетую дочь. Верочка была не прочь предстать перед этими стариками в неглиже, а то и совершенно нагой, как какая-нибудь Фриза. Она видела, как умасливаются глаза всех этих мужчин. Они смотрели на неё, словно бы сладкорежки на огромный, но, увы, пока недоступный торт.

Кощей смотрел на неё совсем иначе. Он презирал ей, как человек презирает попавшуюся на уду лягушку. Верочке ужасно хотелось негромко, но внятно квакнуть. Она сейчас не могла произнести ни одного внятного слова.

 

Операция подошла к своему логическому концу. Старик взял в руки лягушку и спрятал её в небольшой аквариум.

Всё было кончено. Осталось вернуть её туда, где ей было самое место. Одежда модницы Верочки лежала на холодном паркетном полу. Лежала одинокая и никому ненужная.

А та, кто ещё недавно была милой девушкой, теперь стыдливо молчала. Старик кривовато улыбнулся. Он не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии. Он сделал то, что должно было сделать.

 

Верочку Удальцовы так и не нашли. Никто не догадался заглянуть на маленькое уютное болотце. Виктор Иванович усмехнулся, он тщательно прятал своих жертв. А на маленьких вздорных лягушек никто никогда не обращал внимания