Эпидерсия

Охапка пластиковых цветов тошнотворной расцветки покачивалась перед носом Киры.  

– Это что?.. 

– Подарок! Держи, Кируся! 

Лёня так и сочился энтузиазмом. Похоже, он и вправду полагал, что китайские искусственные цветы – это годный подарок. Такому любая обрадуется, не только тридцатилетняя училка, которую за следующим поворотом жизненной дороги поджидает кладбище.  Даже «кладбИще», как говорил Лёня. 

– Что это за эпидерсия? – уточнила Кира.  

Эпидерсия – тоже было лёнино словцо, означавшее неприятную неожиданность. 

– Ну как… – растерялся кавалер. – Цветы, Кируся. 

– Это, по-твоему, цветы? 

– А как же? Смотри: синенькие, розовые, оранжевые вот. 

– В жопу себе такие цветы засунь. 

– Тебе, Кируся, не угодить. Чо не так-то? 

– Лёня, эти цветы из чего?  

– Ну как… пластик силикатный, с фенолом и альдегидами.  

– Это мёртвые цветы, Лёня. Понимаешь, мёртвые. Мне ещё рано такие. Живым дарят живое. 

– Да ну тебя, Кируся! – Лёня бросил китайский дар на тумбочку под зеркалом. – Чаем-то напоишь?  

– Чаем напою. Рассказывай, коммерсант, как дела.

Леня, однокурсник Киры по филфаку, начал фарцевать по мелочи еще в восьмидесятом.  За прошедшие десять лет он занимался джинсами, польской косметикой, пластинками и вьетнамскими шлёпанцами. Теперь, видимо, дошло до пластиковых цветов. Дела то уносили Лёню из Москвы, то забрасывали обратно.  Тогда он заезжал в гости, шумно пил чай, хвастался или жаловался и снова пропадал – на месяц или на полгода. Кира с Лёней были «разнополыми друзьями». Со стороны Лёни это предполагало галантность, которая выражалась в более или менее странных подарках. Со стороны Киры – чай, варенье и руку под щекой во время застольного рассказа.

 

После пластиковых цветов Лёня исчез надолго, до конца декабря. Позвонил в дверь и, как только Кира открыла, бухнул:

– Одевайся, мать!

– Куда ещё одеваться? – опешила Кира.

– На улицу, потеплее.

– Ты что, даже чаю не попьёшь?

– В другой раз, – отмахнулся Лёня и постучал по наручным часам. – Цигель-цигель.

– Не нравишься ты мне… – проворчала Кира из комнаты, натягивая рейтузы.

Застегнув тяжёлую овчинную дублёнку и приладив шапку, она посмотрела на гостя. Вид у Лёни был довольный.

– Шарф не забудь.

– Не забуду, не забуду… – Кира повязала шарф и сгребла варежки. – Я готова.

У подъезда стояла лёнина «семёрка», а к  её заднему бамперу была прицеплена верёвкой рыжая корова.

– Ты что, с цветов на молоко перешёл? – ошарашенно спросила Кира.

– Нет, конечно. Это тебе, – кивнул на корову Лёня.

– Кольцов, ты ёбнулся?

– С чего это? – возмутился Лёня. – Сама говорила, что живым дарят живое. Вот я живое и пригнал.

– И что я с ней буду делать? – просипела Кира.

– Да что хочешь, – царственно махнул рукой Лёня. – Твоя же корова. Пошли.

Он подвёл Киру к машине, отвязал от бампера верёвку и вложил в ей руку. Наклонился и клюнул носом в щеку.

– С новым тебя девяносто первым годом, Кируся.   

– И тебя, сволочь такая.

Лёня хохотнул, обошёл «семёрку» и сел за руль. Мотор взревел, из выхлопной трубы вырвался клок вонючего дыма, корова фыркнула. Кира подскочила на месте и повернулась к ней.

– Вот это эпидерсия…

– Мооэу-у-у! – подтвердила корова.

Кира огляделась. Двор был безлюден. Под окнами растопырили обмороженные ветви чахлые топольки. Привязать корову к дереву и пойти домой? А дальше? Она же замёрзнет к чёртовой матери или от голода умрёт. К соседнему подъезду лихо подкатило такси, хлопнула дверца, и тут Кира поняла – гараж. Отцовский «запорожец» она продала в прошлом году, после чего и купила дублёнку. А вот пустой гараж стоял через два дома, и громоздкий ключ от него висел в общей связке.  

Кира шагнула вперёд и потянула за верёвку.

– Ну, пойдём.

Корова стояла неподвижно. Кира потянула сильнее. Корова шевельнула ухом и осталась на месте.

– Слушай, как тебя? Бурёнка? Пойдём в гараж. Там теплее, там крыша над головой, – Кира помахала рукой, условно изображая крышу. – Поживёшь там, а я придумаю как быть.

Корова флегматично взмахнула хвостом. Кира потянула за верёвку – ничего не изменилось.

– Да пойдём же, дубина ты такая!

Корова стояла, как скала. Кира громко почмокала губами и снова потянула за верёвку. Безрезультатно. «Какая здоровенная… Силой точно не утащу,» – подумала Кира. В голове пронеслось всё немногое, что она знала о крупном рогатом скоте. В основном это были рецепты. Машинально она забормотала:

– Дряхлая, выпали зубы, свиток годов на рогах, бил её выгонщик грубый на перегонных полях…

– Мооэ-у-у-у! – отозвалась корова и сделала первый шаг.

– Вот она, сила слова...  

Кира шла к гаражу спиной вперёд, тянула корову и читала стихи вслух – сначала Есенина, потом Некрасова. Корова мерно шагала по двору. Наконец Кира ткнулась спиной в дверь гаража, нашарила в сумке ключи и скомандовала:

– Стоять!

Корова послушно остановилась. Полязгав в замке, Кира оттащила в сторону металлическую створку и взялась за верёвку. Она завела корову в гараж, привязала к стойке и осторожно потрогала за нос.

– Идиот Лёнька, правда? Я сейчас тебе поесть принесу.

Корова промолчала. Никакой еды для неё, кроме хлеба, Кира дома не нашла. Подумав, набрала еще пятилитровое ведро воды и понесла в гараж. Дверь Кира открывала с опаской, но корова смирно стояла и глядела в стену. К запахам ржавчины и пыли добавился букет из мокрой шерсти и прелой травы. Кира поставила перед коровой ведро, положила на пол хлеб, проверила – верёвки хватит, дотянется.

– Не скучай тут. Утром ещё приду.

Дома, скинув дублёнку и сапоги, Кира упала в кресло и сообщила в потолок:

– Заявится ещё – кипятком оболью.

 

Утро вечера мудренее, и Кира проснулась с готовым решением. Она отдаст  чёртову корову любому желающему, бесплатно. Желающий наверняка будет знать, что с этим подарочком делать. Надо немедленно дать объявление – сегодня же  воскресенье, на работу не идти. А ещё задать скотине корму. Кира потянулась в последний раз и выскочила из постели.

Хлеб она скормила корове еще вчера, поэтому нужно было идти в «Гастроном». Там есть доска объявлений, вспомнила Кира. Вырвала несколько тетрадных листов и крупно написала на каждом: «Отдам корову! Бесплатно!» Обвела надпись пожирнее. Нижний край каждого листа она разрезала на полоски, на каждой указала свой телефон и подписала: «Корова». Получилось так убедительно, что Кира на всякий случай посмотрелась в зеркало. Потом бросила в сумку объявления, коробочку канцелярских кнопок и взялась за рейтузы.

Домой она вернулась уже без объявлений, зато с полным пакетом хлеба. Взяла одну буханку, набрала новое ведро воды и отправилась в гараж.

– Мооэ-у-у-у! – заголосила корова, когда дверь открылась.

– Жив и я, привет тебе, привет, – ответила Кира.

В нос ей тут же ударил ядрёный аммиачный дух. Что ж, надо было предполагать, что корова захочет не только поесть и попить.

– Начинаю понимать прелесть пластиковых цветов, – процедила Кира, сморщила нос и шагнула внутрь. Подобрала с пола пустое ведро, поставила полное, выложила хлеб. Осторожно тронула рыжий коровий бок. Он был тёплый, под шкурой что-то медленно пульсировало.

– Бывай, Бурёнка. До вечера, – сказала Кира.

Телефон зазвонил в обед.

– Алло?

– Девушка, здрасте! Я по объявлению! У вас корова? – мужской голос звучал азартно и взволнованно.

– У меня, – подтвердила Кира.

– И что, прям бесплатно отдаёте?

– Да, бесплатно.

– А она у вас живая?

– А какая ещё она может быть? Настоящая, большая, живая корова. С рогами.

– Ну мало ли какая, раз бесплатно… Тогда могу её забрать?..

– Да, конечно. Приезжайте.

– Не, девушка, приехать не смогу. Только если вы доставите.

– Как это – доставлю? – растерялась Кира. – Куда?

– На Тюльпанную улицу, дом семнадцать. Тут у нас частный сектор.

Кира задумалась. Она знала, где находится Тюльпанная – не так уж далеко, примерно в часе ходьбы.

– А… а в какое время можно её вам доставить?

– Да в любое, девушка. Вы в звонок на калитке позвоните, там жена моя выйдет.

– Хорошо. Сегодня доставлю, –  ответила Кира.

 

– Выходи, Бурёнка! – крикнула она, открыв гараж. – Нашёлся для тебя нормальный хозяин.

Видимо, корову это известие не особо обрадовало. Она стояла неподвижно, пока  Кира отвязывала верёвку, и хлопала ресницами. Выходить на улицу корова тоже не пожелала.  

– Однажды в студёную зимнюю пору… – завела Кира, и Бурёнка двинулась вперёд.

Так они и пошли на Тюльпанную. Кира думала, что  прохожие  начнут пялиться, хихикать и тыкать пальцами, а ей будет неловко. Оказалось, что всем на корову наплевать, разве что пара человек оглянулись. Гораздо больший интерес публики вызывали бока мандаринов, выглядывающие из авосек. В какой-то момент Кира почувствовала себя на карнавале – Новый год же на носу. А она, допустим, пастушка...

 – Женщина, как вам не стыдно?! – взвился  на всю улицу крик.

Кира остановилась и обернулась.

– Серут и серут со своими коровами, – прошелестела в спину проходившая мимо старушка.

Позади Бурёнки красовалась исходящая дымом лепёшка. Кире немедленно стало жарко, даже кончики пальцев закололо. Позор какой! Она резко дёрнула за верёвку и потянула корову за собой. Та, будто поняв, что виновата, потрусила за Кирой.

Наконец, они добралась до нужного дома, окружённого ярко-зелёным забором. Рядом с массивными воротами притулилась узкая калитка, в которой было прорезано неожиданно игривое сердечко. Кира надавила на пимпочку звонка. Через пару минут калитка распахнулась, и на улицу выступила могучая женщина с брежневскими бровями, в фиолетовом зимнем пальто.

– Вы, што ли, с коровой? – спросила она, взглянув на Киру.

– Да, я с коровой.

Женщина повела одной бровью, обошла Киру с коровой кругом и кивнула.

– Што ли, бесплатно?

– Да.

– А чего так?

– Мне держать её негде, – пожала плечами Кира.

– А-а. Ну, давай, – протянула руку к верёвке новая коровья хозяйка.

– Подождите. А что вы с ней будете делать? – зачем-то спросила Кира.

– На мясо пустим, – флегматично ответила женщина.

Бурёнка попятилась и уронила лепёшку.

– Как это – на мясо? – испугалась Кира. – Да вы посмотрите, какая это корова. Вон какие… какое вымя у неё. Она молоко даёт вёдрами!

– Зима, сена лишнего нету.

– Да она совсем немного ест.

– Много, немного, а сена нету, – женщина решительно взялась за верёвку. Видно было, что никакими коровьими достоинствами её не убедить.

– Нет! – Перехватила верёвку Кира. – Я передумала. Не отдаю. Пошли, Бурёнка!

– То надумала, то передумала… – фыркнула могучая женщина. По улице разнёсся возмущённый стук калитки.

– Скучно? Скучно! Ямщик удалой, разгони чем-нибудь мою скуку…

Кира брела с коровой в поводу, читала вслух стихи и проклинала свою мягкотелость. Она почти дошла до гаража, когда услышала крик:

– Кира Васильна! Кира Васильна! Это вы?

Кира оглянулась. Придерживая шапку, за ней спешил, отдуваясь, участковый. Круглого, румяного и хохотливого Петра Ивановича давным-давно кто-то из детей прозвал Сеньором Помидором. Потом эта кличка разошлась по всем близлежащим домам. Возможно, приличные люди не знают своего участкового в лицо, а вот Кира часто с ним сталкивалась.  Сеньор Помидор то приходил к тощим лохматым соседям по лестничной клетке, из-за двери которых постоянно воняло сладковатой дрянью, то навещал живущую этажом выше девяностолетнюю большевичку Прокофьеву.  

– Здравствуйте, Пётр Иванович, – сказала Кира, когда он подбежал.

– Здрасьте, Кира Васильна, – выдохнул участковый. – А я смотрю: вы, не вы? Что это за пополнение у нас? – кивнул он на Бурёнку.

– Подарили, – вздохнула Кира.

– Кому? Вам?

– Конечно. А что мне с ней делать?

– Доить? – предложил участковый.

– Пётр Иванович…

– Ну, да… – он оглядел Киру с головы до ног. – Доярка из вас не очень, чтобы очень.

– Я хотела эту корову отдать кому-нибудь по объявлению. А там её зарезать собирались, представляете?

– Такую красоту?.. – Пётр Иванович погладил Бурёнку по морде. – Не годится.

– Вот и я не согласилась. Только что с этой красотой делать – не знаю.

– Подождите, Кира Васильна. Вы её за так отдавали? Даром?

– Даром.

– Так давайте я возьму? У меня сестра в Подмосковье живёт, там домик, хозяйство, и коровке место найдётся.

– А вдруг у вашей сестры тоже лишнего сена нет? – прищурилась Кира.

– Не, за сено вы не беспокойтесь, – хохотнул участковый. – Там и её прокормят, и на нас с вами останется. Ну что, красавица, поедем в деревню?

– Мооэ-у-у-у!

– Она согласна, – ответила Кира.

 

Новый год принёс какое-то сомнительное счастье. В январе люди давились в очередях в сберкассы или за хрусталём, пытаясь обменять или во что-то вложить деньги. В феврале подсчитывали потери. В марте – смирялись с ними. В апреле недоверчиво разглядывали новые цены в магазинах, а больше там не на что было смотреть. Для того, чтобы купить пачку «геркулеса», нужно было показать паспорт с московской пропиской. И за тем «геркулесом» приходилось ещё побегать и постоять. К маю у Киры иссякли запасы крупы. Зато в «Гастроном» завезли ванильные сухари и детскую смесь «Малютка».

Кира сидела и проверяла тетради, когда в дверь позвонили. «Открывать? Не открывать?..» –  лениво подумала она. Любопытство победило. На пороге стоял несколько побледневший Сеньор Помидор.

– Пётр Иваныч? Здравствуйте...

– Здрасьте, Кира Васильна. А я к вам с приветом с фазенды!

– От кого? – удивилась Кира.

– Да, от Машки, от коровки вашей.

– Почему – Машки? Её же Бурёнкой звали...

– Так сестра моя её переименовала. Ладно, Кира Васильна, вы держите, а я побежал, – Пётр Иванович вложил Кире в руки увесистую матерчатую сумку. – Через недельку ещё заскочу.

В сумке оказалась литровая банка сметаны и пакет с творогом. Кира аккуратно разложила на столе эти дары и смотрела, не решаясь коснуться. По кухне расходился тонкий запах подкислённого молока, травы, тёплого коровьего бока.

Пётр Иванович привозил «приветы с фазенды» несколько лет. В тёплое время он забегал еженедельно, зимой – раз в месяц. Пока, наконец, не появился в дверях сразу с двумя набитыми сумками.

– Держите, Кира Васильна, – объявил он.

– Почему так много?.. – растерялась Кира.

– Потому что срок Машке вышел. Старенькая она уже стала, понимаете?

Мясо Кира есть не смогла, хотя борщи и котлеты благоухали на всю квартиру, да и знала она эту корову от силы два дня... Не смогла, даже не пробовала. Зато мужу и детям всё  понравилось.

Облить Лёню кипятком Кире так и не удалось. Он не приезжал больше никогда.