«Дорз» не играют в Раю

Давай я начну с самого начала. Иначе ты просто не поймешь - почему так получилось.

 

Как Кай и Герда.

В том году зима очень рано пришла в наши края. Снег сыпал несколько дней подряд и, превращаясь на лету из белого в серый, устилал землю слоями вперемешку с угольной пылью. По утрам дворники лениво скребли эту грязную хрень, в уверенности скорой оттепели, а из подъездов “хрущоб” вываливались мужики, нагруженные коврами и, расстилая их во дворах, посыпали приданное своих жен свежевыпавшим снегом, стараясь выбрать почище и побелее. Они остервенело терли ковры щетками и выколачивали кто чем горазд. Потом все это добро скатывалось в рулоны и заносилось домой вместе с морозным воздухом пропитанным дымом котельных, а снег продолжал идти, залепляя бреши  и свежие раны земли.

***

Все эти неожиданно-ожидаемые погодные метаморфозы заставили наших мам достать из шкафов детские “чебурашковые” шубы, а пап - выковырять с антресолей завернутые в старую клеенку санки. В понедельник нас, “подготовишек” детского садика “Теремок”, вывели на прогулку сразу после завтрака. Пока малышне шнуровали ботинки и искали их пальцы в варежках и перчатках, мы уже развернули бурную деятельность на площадке за кочегаркой, закатывая Сипу в снеговика. Валера-Сипа стоял на куче угля, расставив руки в разные стороны. Он старался не шевелиться, пока мы превращали его в снежную скульптуру, забрасывая  со всех сторон  липким снегом. Иногда снег попадал Сипе в лицо и тогда он кривился, но терпел. Максим Коляса обещал ему за это машинку “Москвич” в которой открывались все дверцы, багажник и даже капот. Весной в нее можно будет посадить муравья или жука и устроить гонки с пацанами, поэтому оно того стоило. Когда из кучи снега остались торчать только кисти рук и Сипына голова, Макс сказал, что нужно найти трубку и вставить Валере в рот:

- А то задохнется и умрет, - уверенно добавил он и вытер заледенелой варежкой нос.

Мы разбежались по территории в поисках чего-нибудь похожего на дыхательный аппарат для человека-снеговика и тут я увидел ее. Словно сказочная принцесса, в белой шубке и пуховой шапочке с огромным помпоном, она восседала на санках, которые завозил через калитку мужчина в военной форме. Санки были воистину королевские. Ни какие-то там жестянки с поломанными цветными рейками, замененными на неструганные дощечки от тарных ящиков. Это были кованые сани с сидушкой со спинкой и подлокотниками, как на креслах в ДК. Воспиталки, курившие у забора, быстро затушили свои сигареты и побежали к прибывшим посетителям. Я подошел поближе и прислушался. По отрывкам разговора стало понятно, что это новая девочка, которая будет ходить в нашу группу, что ее папа военный и служил в ГДР, а теперь комиссовался по здоровью и вернулся на родину, что мама девочки приедет позже, когда сдаст все дела в Фюрстенберге, а пока ее муж с дочкой обустроятся на старом-новом месте. Взрослые закончили обсуждать свои дела, отец девочки поцеловал ее, прошептав что-то на ухо и ушел, помахав на прощание рукой воспитательницам. Те, дождавшись когда подтянутая фигура скрылась за поворотом, стерли с лиц улыбки и, отвернувшись от ребенка, начали живо обсуждать ее папу. Девочка растерянно оглядывалась по сторонам, явно чувствуя себя неловко. Ее взгляд наткнулся на меня и она, робко улыбнувшись, пошла ко мне, таща за собой свои чудо-сани:

- Хочешь покататься? У вас тут есть горка?, - спросила она

Я не хотел кататься. Я хотел держать ее за руку и потеряться с ней в дремучем лесу где на нас напали бы дикие звери, а я бы всех их убил. А потом пусть она бы поцеловала меня и сказала, что любит и выйдет за меня замуж. У нас была бы самая красивая свадьба с лимонадом и тортом. Мы бы жили вместе, в красивом доме с кучей игрушек и цветным телевизором, по которому целый день показывали бы одни мультфильмы. Я думал обо всем этом, а она стояла и, продолжая улыбаться, ждала ответа.

- Тебя как зовут?, - мой голос предательски охрип.

- Герда…

И как мне было после этого не стать Каем?…

 

Как Грей и Ассоль

Прошло почти десять лет с тех пор как мы с Сипой и Максом, впряглись в сани и, изображая тройку рысаков, под смех  Герды, носились вокруг корпуса детсада. За это время мы выросли и вместе с похоронами генсека проводили в последний путь и наше счастливое советское детство. Наступило время ломки старых идеологий и строительства новых кооперативов. С голубых экранов светил прожектор перестройки, выжигая своим лучом старые грехи и новые пороки. По окраинам больших городов формировались первые маленькие группы будущего большого криминала. Ростки неформальных движений обильно поливались ханкой и удобрялись кристаллами йода. Подыхающая в конвульсиях идеология утаскивала за собой в могилу пионерские галстуки и комсомольские значки, подсовывая взамен ирокезы и собачьи ошейники в качестве браслетов. Сипа с Максом стали моими закадычными друзьями, а с Гердой мы впервые трахнулись еще два года назад, используя в качестве пособия для дебютного секса венгерский порнографический журнал, найденный нами среди старых конспектов к Ленинскому зачету, написанных ее отцом. Олег Владиславович давно забыл про свое замполитское прошлое, потерял военную выправку и лоск и работал на пересыпе на третьем добычном участке. Вся штука в том, что у его жены сначала немного затянулись фюрстенбергские дела. Потом появились небольшие проблемы требующие ее обязательного присутствия. Потом она на протяжении трех лет писала письма и слала на праздники красивые открытки с видами Бранденбургских ворот и Дрезденского замка и, наконец, от мамы Герды пришла телеграмма на полторы сотни слов, в которой рассказывалось, что у нее родился сын, что она полюбила другого и надеется, что Олег справится с воспитанием их дочери, которую она, конечно же очень любит и скучает по ней, но так получилось и еще какие-то банальности в стиле “прости, мне очень жаль, верю ты поймешь” и прочей чепухи, заставившей Олега Владиславовича спустить в унитаз их свадебные фото и несколько лет своей жизни. Когда он вынырнул из алкогольного угара, превратившего бывшего офицера Советской Армии в бледное чмо с трясущимися руками, то увидел, что его дочурка подросла, обзавелась странными друзьями и от нее иногда попахивает спиртным и сигаретами. Воспитывать дочь было поздно, да и все педагогические навыки Олег Владиславович утопил в стакане вместе с доверием Герды, поэтому отыгрывался на мне. Когда он заставал меня у них дома или просто, ожидающим Герду на лестничной площадке, то начинал переть буром и размахивать руками перед лицом, забыв все красивые слова и лозунги которым его учили в военном училище:

-Ты, сука, опять трешься возле моей дочери! Тебе мало прошлого раза, обсос? Еще раз увижу тебя тут - сдам ментам или сам порежу. Вас, идиотов, давно пора в дурдоме закрыть. Сами снюхались и дочку мою тащите в эту пропасть, гандоны.

Все эти макаренковские изыски речи частенько заканчивались моим разбитым лицом, что поднимало  градус ненависти с моей стороны. Нет, я конечно мог ответить. Несмотря на малый возраст и слабое физическое развитие, расплющенный и заточенный с одного конца кусок арматуры помог бы моей злости. Но в то время кодекс рабочих поселков, запрещающий поднимать руку на старших, еще работал в наших мозгах.

***

- Ганс, подгребайте со своей немчурой вечером в “кинозал”. Макс у тетки с лаборатории бутылку настоящего эфира стащил. Это тебе ни клей галимый. Позырим третью серию космических приключений.

Из Кая в Ганса я эволюционировал через Андерсена, который на самом деле был Ханс да еще и Кристиан. Сипа уже всех запарил своей космической одиссеей, привидевшейся ему с пакетом ацетона на голове. Мы подсели на эту гадость как-то незаметно для нас самих. Как-то Макс рассказал, что если плеснуть в целлофановый пакет бензина и подышать, то можно стать героем любого мультфильма или увидеть настоящего монстра.

- Мы с Гриней с пятой бурсы пробовали за гаражами. Я с гномами в футбол играл, а Гришка на слонов охотился, - возбужденно делился впечатлениями Максим, - потом правда голова болела, как после водки, но если опять подышать из пакета, то все проходит.

И мы дышали. Убегали к старой, полуразрушенной больнице. Забирались на второй этаж и, усевшись в драные кресла, стартовали к иным мирам. Мне постоянно мерещились какие-то люди с крокодильими головами, которые гонялись за мной по сухому лесу. Иногда к этим чудовищам присоединялись гигантские пауки затягивающие свою паутину вокруг моей шеи и мухи, вылетающие у меня изо рта. В этих галлюцинациях меня жрали, проглатывали и выблевывали по частям. Герда же рассказывала, что видит море и корабль с алыми парусами, как в сказке про Ассоль. Макс ржал с её рассказов и говорил, что теперь быть мне Греем, только в алых трусах и без корабля. Может быть, если бы я, как Сипа в своих видениях, летал на кометах, то я и не пропускал бы “сеансы  кинематографа”. А так я чаще приходил чисто за компанию. Ну и проследить - чтобы с Гердой ничего не случилось…

***

Макс как то странно замер. Я вроде бы зырил за тем чтобы они не отъехали, но больше смотрел на Герду и просрал момент, когда  у Максима остановилось дыхание. Я посрывал пакеты с их голов, схватил Макса и потащил его к окну. За спиной закашлял Сипа. Я перевесил Макса через подоконник головой наружу, повернулся к Сипе и увидел что тот чиркает спичкой, пытаясь прикурить мятую сигарету. Через секунду вокруг его лица вспыхнул огонь и Валерик, словно дракон выпустил струю пламени, Герда закричала. Я продолжал держать Максима и тут он с громким хлопком выдохнул воздух, потом еще раз, потом его вырвало и он повернулся к нам. Сипа глупо улыбался, продолжая гореть. Его звездолет еще не  приземлился в мир реальности, но когда Сипыну голову полностью охватил огонь то он зарычал по-звериному и кинулся на пол…

***

На похоронах гроб не открывали. Сипына мать выла, всю дорогу до кладбища. Мы шли немного поодаль, потому что боялись, что Валеркин отец прибьет нас. И прибил бы. Не сейчас, так позже, но через пару дней его разбил инсульт и мы его больше не видели. Вечером все собрались на могиле у Сипы. Я достал из кармана спичечный коробок, воткнул в него спичку с насаженным лепестком красной гвоздики и щелчком подтолкнул этот кораблик к Герде:

- Твой корабль с алыми парусами, малая. Встречай своего Грея.

Коробок, набитый травой, юзанул по влажной земле и уткнулся в игрушечного “москвиченка”. Сипа пришел первым к финишу в этой гонке…

 

Как Сид и Нэнси

Мы как-то попробовали вспомнить - когда впервые отложив “косяк” взяли в руки шприц. Память ничего нам не подсказала. Впрочем память - штука избирательная. Она может выставить на сцену самые яркие события вашей жизни и предложить вам искупаться в океане успехов прошлого, а  может вытащить из глубин подсознания кошмары детства и воскресить, казалось, давно умерших монстров, которые не дадут заснуть по ночам. Вот и тогда… Моя память оставила мне Герду такой какой она была в день первой нашей встречи - маленькой девчонкой, с глазами-озерами, но реальность подсовыывала фальшивку, отвергаемую зравым смыслом.

***

Руки Герды покрывали плохо заживающие язвы. С каждым днем места для инъекций находились все труднее и труднее. Кололи везде. В подмышки. В шею. Загоняли “струны” в расковырянные язвы. В промежности, с тыльной стороны бедра, у Герды зияла дыра через которую виднелись гниющие мышцы и белела кость. Иногда, занимаясь сексом, я, в угаре, попадал в эту дыру, но мы не сразу замечали это и продолжали. Когда мы были пустые, то доставали из пакета серые бинты, через которые фильтровали ханку на хатах-лабораториях, размачивали их и, сделав несколько надрезов на гниющих ногах, бинтовались. Сейчас мы были не просто пустые а вычерпанные до дна. Стало понятно, что наступает время большой засухи и боли. Я ушел “на охоту” в воскресенье, пообещав раздобыть хоть что-нибудь, но мне не перло. В долг нам уже давно никто не давал.

- Долги отягощают сознание и не дают возможности получить полный кайф. Я честный торговец счастьем и забочусь о том, чтобы каждая вложенная тобой копейка превращалась в чистый рубль крутого прихода. А как ты сможешь полностью насладиться товаром если будешь думать что должен за него? Так что извини брат. Будут бабки - приходи. А сейчас уматывай на хер и не ной тут, а то спущу собак.

Миро-Сенека, цыганский барыга, круглые сутки банчащий широй  из окна своего маленького замка с коваными конями на воротах, "лечил" меня с час, а я терпел и униженно его слушал, надеясь на то, что мое внимание оценится хотя бы маленьким “чеком”. Иногда он устраивал аттракцион неслыханной щедрости и, поразлагольствовав о высоких материях, мог вынести пару доз  “за спасибо”. Но это был не мой день. В тот вечер я не принес ничего. Еще три дня я пытался упасть кому-нибудь на хвоста на “варку” чтобы сбить трясучку и ломку, но все попытки были безрезультатны, пока на автостанции я не пересекся с залетными торчками-химиками. Они искали место где свариться и я привел их к Максу.

***

Максим завязывал. Начинал снова. Опять завязывал.  Его штормило и кидало от одного берега к другому. Он умудрялся доширяться до психушки и дозавязываться до покупки подержанной “бэхи”. Потом “бэха” утекала по чахлой реке вен, а Макс снова измерял расстояние до звезд делениями шприца. Он был уникумом. На зубовном скрежете и матюках он крутился волчком в ломках когда решал спрыгнуть. Ссал под себя и умывался кровавым потом. Смеялся голосом “ВидеоКидс”. Орал “Мама, мама, я попал в беду”. Плевался поломанными зубами. И все-таки сходил с этого поезда за пару станций до конечной. Сходил, чтобы через время, снова заправлять “машину” и догонять ушедший состав. Сейчас он был в завязке, но впустил нас, видя, что мне очень надо. Варщики сразу ушли на кухню, а я с Максом прошел в зал. Квартира, доставшаяся ему от тетки, была вполне чистой. Новый телек, игровая приставка, несколько кассет на полке, все как всегда когда Максим становился на паузу. Его мать держала пару точек на рынке и, когда сын брался за ум, осыпала его ништяками.

- Бухнешь, пока пацаны наварят?, - Максим достал из стенки бутылку коньяка и пару выщербленных по краю чашек.

Я кивнул, прислушиваясь к звону на кухне.

- Та не парься, сейчас раскумаришься и придешь в норму. Отнесешь гостинца своей принцессе. Я ее позавчера видел. К Сенеке шла. Скажу тебе, братан, видок не самый фешенебельный. Да впрочем мы все едва успеваем от дерьма отмыться. Я завидую иногда Сипе. Вовремя его дракон забрал. Помнишь как он орал, плюясь огнем? Я тебе признаюсь - тогда я не только проблевался но и обосрался от страха. Хотя все эти физические страдания на самом деле фигня. Представь, что тебя сейчас закрыли в подвале, посадили на цепь и не дают дозы. И что? Ты ничего изменить не можешь. Тебе больно. Тебя выворачивает наизнанку. Ты можешь биться головой и звать на помощь, но все это рано или поздно закончится. Организм успокоится. Через боль примет новые реалии. Тело снова станет слушаться. Но вот голова, Ганс! В голове у тебя навсегда остануться воспоминания, как ты улетаешь в леса, на деревьях которых распускаются цветы. На луга, где лошади мягкими губами берут куски хлеба из твоих прогнивших рук и излечивают их от струпьев и язв своим дыханием. На поляны, где всегда поет Джим Моррисон. Только есть одно “но” - “Дорз” не дают концертов в Раю, Ганс! Так что вряд ли в этом месте ангелы укроют тебя своими крыльями. Ты вот сейчас слушаешь меня и думаешь: “Какого хера? Скорей бы пацаны закончили бодяжить свое дерьмо. Я "ужалюсь" и свалю, чтобы не слушать эту чушь”. А знаешь о чем думаю я? “Скорей бы пацаны закончили бодяжить свое дерьмо. Я "ужалюсь". И прекращу нести эту чушь ”. Так что пойдем, а то эти кашевары подозрительно притихли…

***

Максим умер мгновенно. Наверное у залетных была слишком низкая квалификация. Мы сразу и не поняли, что те уже сели на попутку в вечность. Макс выбрал “машину” почище. Прополоскал ее под краном и втюхался остатками мутного дерьма. Ацетон помчался по венам и Максим завязал навсегда.

***

- Хорошая приставка, - Миро поцокал языком, - вам, гляжу, поперло. Недавно подружка твоя приходила, баблом заряженная. Затарилась, как на свадьбу. Подожди немного. Вынесу.

***

Она открыла дверь и мы молча прошли в спальню. В комнате стоял приторный запах гниющей плоти, земли и рвоты. Возле кровати валялся разорванный пакет с выпавшими из него “чеками”.

- Угощайся, - Герда скривила лицо в гримасе. Улыбаться она уже давно не могла. От улыбки у нее лопались и кровоточили губы и лицо становилось похоже на личину кровавого клоуна.

- И откуда столько подарков?

- От белочки, - Герда все-таки засмеялась, выкашливая звуки смеха вместе с кровавой мокротой.

- Ну мне тут тоже “зайчик” встретился, - я выложил на постель свою добычу, - просил тебе гостинца передать. Так что, как говорил Сипа и Гагарин - “Поехали!”

***

И мы поехали. Так поехали, что нам позавидовали бы пилоты “Формулы 1”. Я влетал в виражи приходов не сбавляя скорости и давил на поршень шприца словно на педаль газа. Останавливался  на ”пит стопах”. Дозаправлялся. Занимался любовью с Гердой. И снова выезжал на трассу…

- Остановись!

- Что?

- Просто остановись. Герда умерла. Ее движок сдох на первом же повороте. Понимаешь? Ты уже неделю трахаешь свою дохлую подругу. Зачем ты это делаешь? Ты уж извини за мою бестактность, но это не совсем прилично даже для такого конченого наркомана как ты. Разве ты не видишь что в ней уже зародилась новая жизнь и это не милое дите с обертки шоколадки “Аленка”. Разве ты не чувствовал, как черви заползали тебе в рот, когда ты в отключке несся по ярко освещенным магистралям призрачных иллюзий? Как они щекотали твои ноздри, пытаясь залезть тебе в голову и заменить собой твой мозг? Или ты не видел, что ее тело начало расползаться от твоих объятий? А ее губы? Тебе было все равно, что они не отвечают на твои поцелуи? Может быть потому что ты сам давно сдох? Кстати. А ты спросил у нее - за чей счёт этот банкет? Забыл? Ну тогда пойдем на кухню и спросишь у ее отца. Это он стал спонсором этого чудо-праздника. Немного неожиданно, конечно. Ведь трудно ожидать, что родная дочурка воткнет тебе нож в печень, а потом выдернет золотые коронки и выпотрошит последнюю заначку. А теперь, так получилось, что ее папочка немного потек по кухонному полу, но ты не заметил этой новой детали в интерьере квартиры. Мне трудно осуждать тебя. По сути ты такая же жертва как и любовь всей твоей короткой и никчемной жизни. Лично я простил бы тебе эти маленькие шалости. Все что можно поставить тебе в укор - это не очень аккуратное обращение с дохлой телкой. Но к твоему сожалению я не судья. Я просто еще один глюк в бесконечной череде твоих галлюцинаций. Настоящий судья не слушал бы эти сказки наркетов, писаные как под копирку. Два трупа здесь. Четыре на хате твоего дружка. Что тут слушать? Итог понятен, и я советовал бы тебе не искушать судьбу. Видишь сколько тут высококачественного гавнища. Миро все таки честный торговец. Сейчас это редкость. Так что ключ на старт и вперед! Без стеснений. Будет здорово - гарантирую. Я не какой-нибудь балабол-разводила. Если говорю - будет классно - значит будет так. Жги!

***

Ганс, голосуя, шел по обочине пустого шоссе. У места, где дорога сливалась с небом, показалась точка. Ганс остановился. Опустил руку и закрыл глаза. Он услышал, нарастающий шум двигателя, потом резкий звук тормозов и все стихло. Он открыл глаза. Перед ним стоял красный “Москвич” с опущенными стеклами. За рулем сидел Сипа. На заднем сиденье - Макс и Герта. Ганс подошел к машине, открыл дверь и сел на пассажирское сиденье рядом с водителем.

- Мы тебя уже заждались, брат, - Сипа воткнул первую передачу и, развернувшись, поехал назад, - надо поторапливаться, а то не успеем.

- Не успеем куда?

- На концерт “Дорс”.

- “Дорз”?, - Ганс повернулся к Максиму и Герде, - вы совсем что ли двинулись?

- Нет, просто вспомни, что я тебе говорил, - Макс выжидающе смотрел на Ганса, - “Дорз”...? Что?

- …не дает концертов в Раю, - закончил Ганс и Герда улыбнулась ему своей старой улыбкой без крови.

 

Там, где небо падало на землю, была пропасть…

Шубин: «Дорз» не играют в Раю