Жил-был...

— Пшол вон!

— Ну и зачем так орать? Чем я помешал? Подумаешь, посмотрел, как ты свои окорочка протухшие разворачиваешь. Да жри их сам. Чтоб тебя срачка прихватила в первом большом городе на «долгом» светофоре. Жмотяра. Привык, наверное, дома на жену и детей орать. Я тебе не они. Я собака все-таки. Могу и гавкнуть в ответ. Хотя жена тоже может.

Только не надо сравнивать меня с булгаковским Шариком. Мне человеком не стать. Да и не больно-то охота. Собакой родился — собакой и подохну. Ходить на двух ногах. Работать. Брать кредиты. Смотреть дурацкий «Дом 2». Болеть за какого-то идиота Самсонова. По клубам шлясться. На выборах голосовать. Нет. На хрена мне такая жизнь?

Вот тут, на придорожной «тырле», и мой клуб, и мои выборы, и даже мой «Дом 2». Такой, что Ксюша Бородина обзавидуется. Мое место между пятым и шестым ларьком. Наблюдательный пункт. Удобный. Сразу видно кто подъезжает и от кого чего ждать можно. Вот, например, «ренджровер» тонированный остановился. Из него цыпочка вышла. Потянулась. Зевнула. На юг едет. На море. Ну как едет. Везут ее. Вот этот лысый, который с водительского места вылез.

— Костик, возьми мне кофе и шоколадку. Только молочную.

Костик, с телефоном у уха: — «Да. Да. Да. Да пошел ты на хуй!». Не в настроении. Тут лучше свалить в сторонку. У Костика туфли с острыми носками и, судя по комплекции, он занимался в юности боксом. Так что реакция у него будь здоров. Пизданет — мало не покажется. А вот цыпочку из вида выпускать не стоит. Костик пропустил мимо ушей просьбу про молочный и тащит ей черный батончик с начинкой. Опля! Точно. Губки надуты. Лицо обижено: — «Я же просила — молочный. Никогда меня не слышишь». Шоколадка летит на асфальт. Я тут как тут. Пардон мадмуазель. Не беспокойтесь, что мимо урны. Я уберу.

Я вообще то сладкое не люблю. Это для Машки, дворняги, которая мнит себя болонкой. Ну, мне не жалко. Пусть хоть королевской догшей себя представляет. Главное чтобы не выпендривалась когда я ее вечером прижму за мусорным контейнером. А то много берет на себя в последнее время. И все потому, что Светка из второго ларька называла ее по пьяне -Марианна. Забыла, сука, как я ее отбил у кодлы возле колбасного цеха. Не Светку. Хотя она тоже сучка та еще. Следы от зубов их вожака Астона, до сих пор у меня на правом бедре сверкают. Пошла бы по хуям собачьим за кусок свиной шкуры. А я ее сюда привел. Тут тебе и сладкое. И тепло под настилом. И ебу только по любви. Довыебывается, сдам в аренду Борьке.

Борька кобель ленивый, поэтому всегда на еду и еблю голодный. Он домашний был. Ему всегда миску с едой перед мордой ставили, а потрахаться домой приводили. Но хозяин его случайно киркнул и остался Борька на улице, к собачьей жизни не приспособленный. Взял я его на поруки. Или на полапы если по нашему, по собачачьи. Он здоровый, но добрый. Даже на котов не гавкает. Хотя на них тут никто не гавкает. Этот миф вы, люди, придумали, что кошка с собакой не друзья. Нет. Ну, может и не друзья, но и не враги, точно. Что нам делить то? Еды тут хватает. Бабы у нас разные. Так что вполне уживаемся.

С Тимохой мы вон даже недавно вместе одичавшую морскую свинку загоняли. Она, тварь в клетке, у хозяйки четвертого павильона живет. Пока срок в неволе тянула, то все вокруг умилялись: — «Ах, какая лапочка! Ах, какая смешная!». А когда «лапочка» дыру в дне клетки прогрызла и сделала рывок к свободе, то все вдруг заорали: — «Крыса! Крыса!». Ну, мы с Тимкой как Бэтмэн с Робокопом, тут же откликнулись на зов о помощи. Устроили этой дуре сафари. Главное было ее не придушить. Грех на душу брать не хотелось. А она, падлюка, резкая оказалась. В колесе там у себя натренировалась и на виражах от нас постоянно уходила, словно механический кролик от борзых на собачьем ипподроме. Кругов двадцать мы так нарезали. Первый ларек. Третий. Четвертый. Навес. Поддон. Прилавок второго. Холодильник пятого. Юбка Катьки из седьмого. Намяли и набили товару тыщ на пять. Но загнали скотину в угол. Она там возмущенно фыркала, но Тимоха отвесил ей пендаля по ушам, взял аккуратно за загривок и притащил назад в клетку. Там она отдышалась. Попила водички и снова залезла в колесо — тренироваться к новому побегу из Шоушенка. Только теперь на дне клетки у нее лежал стальной лист, пожертвованный Семеном. Так что точи резцы, животное. Век воли не видать.

Семен крутился вокруг «тырлы» постоянно… Пфффффффф… Опля! Серегина фура затормозила. Потом про Семку доскажу. Надо с Серым пойти поздороваться. У него всегда в остатках тормозка котлеты. И кости от баранины он не выкидывает. Мне везет. Как такому хвостом не повилять и не дать за ухом почесать? Спасибо Серый! Твоя сегодня никому глазки не строила. Тех, кто пытался заигрывать с ней я тщательно обгавкивал. Пару раз даже рыкнуть пришлось и клыки показать. Кусать-то я не буду, а то нажалуются в службу по отлову собак. Отловят меня и пустят на чебуреки в биляшной на старой трассе. Но им откуда знать что я не кусаюсь. Главное ужаса навести. А с моим видом это не сложно.

Иди уж. Заждалась тебя Танька. Закроют сейчас окошко. Табличку «буду через 10 минут» повесят, музыку погромче включат и начнут. Десять минут. Ага. Не меньше часа. Ладно, уж. Хватит меня чухать. Слышишь, музыка уже заиграла. Ступай. Я тебе пока на колесо поссу. Это у вас, у водил вроде как — на удачу. У меня этой «удачи» за сегодня много собралось. Как знал — для тебя держал.

Так вот о Семене. Он тут всегда. То поможет товар поднести. То починит что-нибудь по мелочи. То посторожит, если кто куда отлучится. За это его награждают мелкой монетой и наливают водки. Когда он «начинится» сверх нормы, то идет ко мне. Садится рядом и начинает рассказывать разные истории. Так то его послушать интересно. И как он на шахте уголек рубал. И как его жена бросила. И как он в психушке от алкоголизма лечился. Но все это интересно до тех пор, пока он не начинал мне в любви признаваться. Тут я уже напрягался и держал ухо остро. Женщины у него давно не было, так что мало ли что. Да и поцелуи мне его ни к чему. Пропахну водкой весь, а Машка потом от меня морду воротит.

Бац. Товар привезли. Надо отойти и под ногами не крутится. Тимохин кент, кот Гошка, недавно об ноги экспедитора терся, когда тот ящик пива нес, да заплелся ему между конечностей. Итог — пацан пластом перед ларьком, пиво ручьем под ларьком, Гошка изловлен, отпизжен и депортирован на городскую свалку. А там «морские свинки» размером с меня. С ними не подружишься.

— Нок! Нок!

О! Это меня. Эллинка. Вылезла из кабины дальнобойщика. Проститутка местная. Что-то в руках держит. Пахнет ничо так. Не от Эллинки. От свертка. От Эллины пахнет всегда одинаково — диролом, джин-тоником и соляркой. Ну, мне с ней не спать, а Машка к человеческим блядям не ревнует. Так что спасибо. Вильнем хвостом. Сделаем грустно-добрые глазки. Лизнем ручку. Мы ж джентльмены, а не барыги привокзальные. Ого! Сардельки. Что это девочка уже харчами стала за работу брать? Да я то не против. По мне так хоть собачьим кормом, но как-то странно.

Темнеет уже. Сейчас подтянется местный бомонд. Начнется маленький джаз-рок-бард фестиваль. Я всегда в это время перебираюсь в дальний угол за восьмым ларьком. Там потише и меньше шансов, что на тебя наступят при танцах или в кураже ебнут бутылкой по черепушке. Отсюда все хорошо видно. И как сначала все пьют и обнимаются. И как потом начинают танцевать под «рюмку водки на столе». И как начинают драться и бить стекла в витринах. И как приедет наряд милиции. Можно подремать под шоу. Завтра будет новый день и новая пища. Машку только сегодня не выебал. Ну ничего. Куда она денется. Шоколадка то надежно спрятана.