Морской волк

Как Дядюшка Тыква складывал кирпичик к кирпичику, знал точную цену каждого. Строил дом медленно, со вкусом, любуясь каждой новой аккуратно прибитой досочкой. С наслаждением, граничащим с чувственным, вырезал узор на мягком дереве наличников и балясин, превращая их в кружево. Любовно ограждал свой драгоценный дом забором.
Забор был симбиозом смелой мысли и зодческого мастерства. Забор, в отличие от дома, был виден всем, и потому еще значимей и ценнее.
Долго выбирал краску. Краска была дефицитом, но мечтать-то он мог! И мечтал. А потом мечта взяла, да и осуществилась. Шурин поехал «в заграницу» и привез ему гостинец. Цвет «лунная лагуна». Приехал, тайнственно улыбнулся, подмигнул дяде Лене и вдруг достал из багажника ведро заборного нектара. Одно. Очень большое.
Знал, как угодить, стервец!

Дядя Леня поставил пластиковый контейнер возле забора, закурил, стараясь не смотреть на него, и, предвкушая запах свежей краски на смолистой, живой еще доске, представил этот цвет. Руки чуть дрожали, когда он поддевал упрямую крышку перочинным ножом — едва заметно подрагивали. Взял новую кисть на длинной ручке — валики он презирал, отложил ее, взял черешок от лопаты — и сломанная лопата может еще пригодиться, и аккуратно начал мешать краску по часовой стрелке, любуясь ее нежной, в меру тягучей, текстурой, и глубоким, таящим в себе перламутр, цветом. Снова взял кисть, обмакнул ее в краску раз, затем другой, прошелся вольным мазком по дереву, отошел на два шага, внимательно, с тревогой, вгляделся в цветополосу. Подошел, дотронулся пальцем, понюхал, снова отошел. Улыбнулся. Услышал: «Здравствуйте, дядь Лень!», повернулся на голос...

Невысокого роста, одно ухо заткнуто ваткой в профилактических целях. Неповоротливый, с женским, слишком тяжелым для юноши, задом и вечно блуждающим от страниц приключенческого романа к небесам и обратно, взглядом.
В штанах на синих подтяжках.
С остриженной неумелой материнской рукою головой.
Рассеянный и близорукий зануда — потеха местных ребятишек, стоял одной ногой в ведре, улыбаясь.
Вторую ногу он упрямо, но тщетно пытался разместить рядом.
В левой руке неизменный томик Валентина Пикуля. Правая доверчиво и открыто тянется для рукопожатия.

Дядя Леня — жилистый, сухощавый старик с неестественно синими глазами и белой как лунь шевелюрой.
Дядя Леня — бравый полковник в отставке, рассорившийся насмерть со всей родней, отобрав у них участок земли в восемь соток.
Дядя Леня — вздорный и крепкий на словцо человек, доверяющий только своему медно-рыжему сеттеру.
Дядя Леня, ударивший однажды в ухо председателя садоводческого товарищества.
Дядя Леня, сбивший с ног и потушивший своей курткой полыхнувшего керосином летчика...
... смотрел на идиота с книгой в руках, стоящего по колено в краске «лунная лагуна» и чувствовал, как у него наворачиваются слезы.

— Ах, ты, ебаный карась!!! — заорал страшным голосом дядя Леня и схватил черенок от сломанной лопаты.
Ебаный карась, он же — последний романтик нашего двора, неожиданно ловко, по-кошачьи, выпрыгнул из ведра, перевернув его в грязь, и очень быстро побежал, зажав томик Пикуля под мышкой. Он бежал грамотно, зигзагами, пыхтя и бормоча слова извинений.
Влез по лестнице на чердак и долго пытался стряхнуть с брючин липкую, отвратительно воняющую химией, краску. Перемазался весь, расплакался, случайно наткнулся взглядом на спрятанную под карнизом бутылку черноплодной наливки. Взял ее, открыл и хлебнул, давясь слезами и сладким, забродившим пойлом.
Через час он с суровым лицом и колорированными в цвет «лунная лагуна» брюками стоял на толстой ветке старого дуба, раскачивал ее и кричал сердито: «Похож я на капитана дальнего плавания?»
Его бабушка плакала внизу и умоляла слезть.
Так он открыл для себя алкоголь.

Пил.

Но алкоголиком не стал, а стал капитаном.
Правда, водит он речной трамвайчик, но лицо его морщинистое и загорелое, как у настоящего морского волка.