Масада

Как объяснить, что прошлое и будущее существуют в одинаковой проекции? В той же геолокации.

Что мы знаем и то, и другое, и что для этого не надо даже напрягаться — как объяснить?

Закрой глаза и смотри.

Прошлое было завтра.

Завтра было вчера.

Сегодня — лишь мостик, который может быть длиной в один день, в год, в три года, в пятьдесят или в сто лет.

Мостик. На нём табличка:

«Во время наводнения проезд по этому мосту невозможен».

А моста-то не видно.

На обратном пути — видно. Понимаешь, что это мост, лишь потому что там есть перила.  А так  — это просто дорога.

Повсюду доисторические пески и камни. Какими были, такими и остались. Море отступило раньше, чем случился первый век нашей эры, и на его месте римляне поставили несколько лагерей. Со скалы можно видеть и следы от моря, и следы от римлян.

Стихии оставляют след. Отдельные люди — редко. Но именно по следам отдельных людей мы видим прошлое и предсказываем будущее.

— Вам надо было быть археологом.

Вместо этого сломались очки. Сами. От времени. А ты ведь зачем-то взяла с собой вторую пару.

— Вы хотите сказать, что это прошлое?

— Нет, это прошедшее.

Оно прошло, но не закончилось, потому что не начиналось.

Потому что ничего не изменилось

Соль осталась на своем месте. Сегодня у нее будущее, а завтра её не станет, и она станет прошлым.

Надо смотреть туда, куда ты не можешь пойти, потому что именно там твое богатство.

Ненаписанное так и остается где-то в другом городе. Ты уехала, а слова остались там вместо тебя. Включилась в чужую жизнь, и целая неделя прошла где-то рядом, коснувшись лишь датами, обрывками, несколькими именами.

— Дворец наместника вон там, за деревьями, мы увидим его с другой стороны.

— Сейчас перейдем под дерево, и дождь кончится.

— Мы не были уверены, в том, какое назначение у этого здания, поэтому решили говорить, что это значимое сооружение: или дворец, или какой-то особняк, но во время интервью слово дворец употреблялось так часто, что оно ушло в массы, и мы уже ничего не могли сделать. Из-за этого раскопки остановили, и мы теперь не скоро узнаем, что находится ниже того, что мы сегодня называем Дворцом Давида.

Климат здесь не меняется по меньшей мере 10000 лет.

— Вы спрашивайте, если что, — я скажу, что отвечу в конце лекции.

Я спрашиваю:

— Что там растет?

— Остановись и посмотри.

— Так все могут.

Кроме фуникулера, змеиной тропы и героической истории, в Масаде есть музей с археологическими находками, которые хранятся в  полумраке небольших комнат. А берегут их витрины с климат-контролем. Казалось бы: ты в музее, можно (и даже нужно) разглядывать экспонаты со всех сторон, что ты и делаешь. И вдруг видишь последи бытовых предметов людей. Вернее, это настолько искусно сделанные манекены, что возникающее ощущение вторжения в чужую жизнь не покидает в течение всего пребывания в этих стенах, а на выходе с нарисованного побережья Мертвого моря натыкаешься на надпись: «Иди с миром».

И ты уходишь и видишь бесконечные соляные столпы, один из которых — жена Лота. На указателе так и написано: «К жене Лота».

Следующая дорога — к антилопам, потом — к крокодилам, но ты едешь по Дороге Специй (Spice Route), которая ведет в Индию.

«Зона обстрела справа» и тут же: «Маршрут мира».

Знак «Осторожно, верблюды». Но пока что верблюды только на заправках и только за деньги.

В какой-то момент понимаешь, что от обезвоживания до описаться меньше 5 минут езды. Выбор делать совершенно неуместно. Особенно после указателя «Тайная долина» (Hidden valley).

Названия записаны и оставлены на потом, которого может не быть, как накануне дня 7 апреля не стало одного из оставшихся в живых и переживших Холокост. Шестеро из них зажгли шесть факелов в Яд Ва-Шеме в память о шести миллионах погибших. Вместо Переца Хохмана это сделала его вдова. Я ее сфотографировала, затерявшись среди сопровождающих президента страны (в гетто у меня бы это вряд ли получилось), а до этого, в 10 утра, 2 минуты гудела сирена, и все замерло. Машины, люди, слова, мысли.