Достучаться до ноосферы
Иван Степанович — мужчина ни мелкого, но и не крупного габарита, а среднего. Расписывать, лысый он или густо засеянный волосом на голове, какие глаза, нос, губы, подбородок, руки, породистый или мелкотравчатый, словом, какой внешностью его наградил Бог, не стану, потому что я совершенно уверен, вы знаете его.
Он ходит, поддерживая двумя руками свой объёмистый пищевой сосуд, который никогда не пустеет и не «сердится», не клокочет и хорошо спит по причине сильного аппетита и не втягивается из — за его тяжеловесности, а растёте вширь, вперёд и похож на огромную шишку, так что издали несведущий человек, то есть не знакомый со Степановичем, принимает его за самоходный бугор.
Это его таран, и если кто — то оскорбит самого любимого героя Степановича (Кто самый любимый герой, скажем дальше), то пищевой сосуд превращается в страшное орудие.
От сокрушительного удара, выполненного в технике сумо, * обидчик отклеивается от земли со сбитыми с орбит глазами и страхом в пятках, зависает в воздухе, а потом с неимоверной силой обрушивается вниз и сталкивается с землёй, у него темнеет в голове и происходит стопроцентная отключка сознания. Иван Степанович долго смотрит на упавшее тело, ждёт, когда оно оклемается, но так как клеммы замкнуло от мощного удара, он поднимает обидчика и мягко спрашивает.
— Я Вас не сильно ушиб?
Деликатный мужчина.
Итак, к делу.
Степанович спокойно сидел на порожках теплым июльским утром и мечтал, догоняя мечты до самой крайней точки воображения, то есть до…
Далее я не успею сказать, так как калитка пошла ходуном и во двор ворвался драгоценный кум и самый что ни на есть верный друг Фёдор Фёдорович.
Юркий и главное приспособленный не к спокойной, размеренной и вдумчивой ходьбе, а к стремительному беганью и рывкам. Крутится, вертится, мчится, несётся, вихрится… Просто удивительно, как его земля держит. При такой юркости он должен был бы оторваться от земли и улететь за её пределы, но не улетает. Земля крепко магнитит.
— Ваня, — заорал он, да так, что у Степановича рвануло в ушах, словно кто — то долотом задолбил по перепонкам, — мы под колпаком, Ваня.
Он бураном промчался по двору, успев закинуть взгляд в кухню, где Марковна готовила блины, складывая их в стопочку и поливая майским мёдом, потом метнулся к Степановичу с потухшим воображением и загарцевал.
Слова Фёдоровича сильно подействовали на Степановича
— К нам приехал штандартенфюрер СС Мюллер, — вскинулся он. — Да я его так протараню, что, что, — закипел Степанович.
Он не случайно упомянул Мюллера. Степанович вчера смотрел самый сногсшибательный фильм «Семнадцать мгновений весны». Нервничал, сжимал пальцы в кулак, переживал за Штирлица и так крепко переживал, что похудел на четверть веса и чуть не выдернул Мюллера, злейшего врага Штирлица, из телевизора, чтоб обработать его в стиле сумо.
— Да не Мюллер приехал, — затараторил Фёдорович. — Ты от весенних мотивов, — он хотел сказать мгновений (А дело было как раз весной.), — уже прокопчённым стал. Жену свою не Марковной начал звать, а радисткой Кэт. Фашистский алфавит выучил. Кто против Штирлица, тот под твой живот попадает. Дело дошло до того, что в посёлке ни одного небитого не осталось из — за твоей привычке драться за Штирлица. Другой. И не приехал, а давно уже обживается и хорошо обживается у нас в посёлке. Эта информация из самых достоверных поселковых журналистских источников и кругов. (Откуда он взял, что в посёлке имеются достоверные журналистские источники и круги — неизвестно, но взял). Вчера вечером получил.
— Не Мюллер, — разочаровано протянул Степанович, — а кто?
— Глава нашей администрации. — Фёдорович запустил плевок. — Ему сверху прислали секретную аппаратуру, с помощью которой он тайно будет прослушивать все телефонные разговоры в посёлке. Он думает, что мы окажемся под его колпаком. Хрен им и ему. — Фёдорович завихрился по двору, запыхавшись, тормознул. — Это разминка, — бросил он, — чтоб кости не омертвели. Я ночь не спал, думал, как выбираться из колпака. — Фёдорович опять хотел забурлить по двору, но Степанович так ловко схватил его за ногу, что тот кувыркнулся через голову, но встав, ничуть не обиделся. — Утром полез на горище за кукурузой и нашёл книжку с названием «Небесный Разум.». Раньше ни в доме, ни на горище ни одной книжки не было, а тут на тебе целую библиотеку кто — то — то всучил. (Да — с. Для Фёдоровича одна книга — целая библиотека.). Ваня, — он выдержал паузу, — Небесный Разум — это ноосфера — это то, что заменит нам телефоны, мессенджеры всякую информационную, брехливую хрень. На хрена нам будет нужен тогда интернет, мессенджер и всякие доглядаи, чтобы подслушивать, о чём мы калякаем, если мы через ноосферу общаться станем. Я тебе сейчас расскажу простыми словами о ноосфере, а после проведём первый эксперимент. Ноосфера такая штука, в которой находятся все мысли и слова человечества с самого дня его рождения. Они никуда не исчезли, как думают наши политические задиралы, они образовали ноосферу. — Рубящий удар правой ладонью. — Она не трень — пень. Она разумная. — Резкий переход. — У тебя бутылка самогона есть?
— Имеется. Спрятана под порожками.
— У тебя мы не выпьем. Марковна с веником будет гоняться. Переходим теперь к эксперименту. Я беру бутылку и иду к себе. Сажусь за стол, ставлю бутылку, поднимаю голову вверх, ноосфера находится вверху над нашими головами, а не под ногами. Небольшое замечание: сейчас делаются попытки кое — кем, не называю конкретно, так как все знают, кто такой кое — кем, чтобы нашу ноосферу потоптать ногами, но мы ещё разберёмся с кое-кем. Так вот. Я посылаю ноосфере мысленную телеграмму: Ваня, самогон готов, жду в двенадцать часов, — чтобы она доставила её тебе. Кроме того, я еще мысленно рисую и твой образ и тоже посылаю его ей, чтобы она быстро тебя нашла, а не перепутала с другим и передала моё послание точно по-уличному, а не респектабельному (Вишь какой.) адресу. Ты сиди, отдыхай, моё послание к тебе ноосфера доставит.
— Крепко, — говорит Иван Степанович. — Не подведёт? А, например, ты можешь послать мысленную телеграмму нашему главе администрации. Так и так. Мы за тебя хлопец голосовали, высылай ящик водки.
— Раз плюнуть. Даже президенту могу отправить с твоим текстом. Только не сейчас. Требуется очень серьёзная подготовка. Ноосфера же не то, что разумная, она сверхразумная. В ней же все мысли человечества за всю его историю накоплены. Это не наша башка с гулькиной вместимостью. Это обширное пространство, такое как небо, но сильно понятливое. Давай бутылку.
— Подожди. А как она выглядит? Здоровье. Полнота…
— О. Судишь по себе. Да не так, как твой пищевой сосуд, — ковырнул Фёдорович. — А в отношении её здоровья прямо скажу. Выглядит она сильно не важно. В последнее время в неё кучу звериной дряни наложили и мусора насовали, размазали всякой хренью, амбициями напичкали, твердолобой, как цемент стала, не пробьёшься, только хитростью. Давай бутылку.
— Ты только не тяни, — крикнул Иван Степанович вслед Фёдор Фёдоровичу с засунутой за пазуху бутылкой. — Быстро подключайся к ноосфере.
Фёдор Фёдорович исчезает со двора.
Иван Степанович начинает мечтать, но не о выпивке, а о Герое, который недавно появился в России, заходит в его двор, садится на порожки. И теперь Степанович не один мечтает, а вместе с Героем, как они идут в центр посёлка, где их ждут посельчане.
Герой рассказывает им, что пора переходить к другой жизни: снести посёлок и на его месте выстроить самый что ни на есть новый обширный мировой центр с ноосферой счастья, радости, а старый с хатками, депо, каракубой, бусугарней и ноосферой с самогонными, мазутными, солярными запахами, грубыми, драчливыми голосами выбросить к чёртовой матери. Сообщить через ноосферу другим посёлкам, чтоб они подтягивались, вливались, и не подстраивались к иностранному агрессивному центру, который пытается захватить всю планету.
Воображение Степановича пламенеет. Он с Героем вступает в схватку против центра, разумеется, иностранного, но Герой вдруг по непонятным для него причинам превращается в мелкого человечка. И ростом не вышел, и шириной плеч не взял, и лысиной подобрался почти к затылку, но, несмотря на это, вид у него сильно бойцовский и решительный: глазами ест. Степанович пытается вернуться к первоначальному Герою, а нового героя выгнать из воображения, но человечек машет кулаком и кричит: вы тут у меня все под колпаком, я либо выстрою новый центр на вас, либо разрушу к чёртовой матери старый, камня на камне не оставлю.
Степанович спохватывается. Где же мысленная телеграмма от Фёдоровича? Может быть, он прозевал её. Степанович ощупывает голову, да нет, голова такого же размера, не пополнилась. Он снова мечтает и ждёт. Час, два. Нет мысленной телеграммы. Степановичу уже не до мечты. Он поднимается и идёт к Фёдоровичу. В летней кухне, где они обычно выпивают, кума нет. Степанович проходит по комнатам. Нет Фёдоровича. Пропал, исчез.
— Фёдорович, — кричит он. — Ты где?
— Да тут я, тут.
Голос доносится из постройки на огороде. Раньше её не было.
— Это, наверное, он выстроил её сегодня утречком по прохладе, чтоб ноосферой в ней заниматься, — бормочет Степанович, — для общения с Высшим Разумом.
Проход в постройку узкий, Он с трудом втискивается в нее, царапаясь животом о дверные косяки.
И что он видит, дорогие читатели? Я бы посоветовал Степановичу закрыть глаза, повернуться и уйти, чтоб не разжигать себя, но кто я? Мошка перед великаном.
На столе стоит пустая бутылка самогона, Степанович столбенеет, но ненадолго. Взрыв. Его разозлила не, столько пустота, сколько то, что на бутылке была пришпандорена этикетка «Путинка».
Мелочь по сравнению с опустошением, но так бывает, что мелочь иногда сильнее всего прихватывает человека и выносит мозги. Так и произошла с Иваном Степановичем.
— Ты зачем бутылку изгадил, — взвился он и попытался протаранить Фёдоровича.
— Узко, кум, — бросил Фёдорович, — узко, убойной работы для тебя тут нет. И слушай, что я тебе скажу. Мне обидно. А почему? Я тебе так много о ноосфере рассказывал, а ты за этикетку (много непечатных слов) уцепился.
Спокойный ответ Фёдоровича ещё больше разозлил Степановича, и он чуть не задохнулся от крика.
— А почему ты не послал мне мысленную телеграмму?
— Ваня. Дорогой мой кум. Я посылал, — отбрил несломленный Фёдорович. — И получил от тебя ответ через ноосферу: Федя, выпивай сам всю бутылку, я сейчас занят, приду вечерком, у меня под порожками ещё одна и закрепим эксперимент.
— У тебя что мозги отломились, — вздыбился Степанович. — Я в жизни никогда, — понесся он, — таких телеграмм не писал и не напишу.
— А вот сегодня написал, — стойко и непоколебимо отреагировал Фёдорович. — Вот ты, Степанович, думаешь, что сам пришёл. Нет. Тебя ноосфера привела.
— Никто меня не приводил, — трудно описать голос Степановича, просто скажем, что голос был, но какой, — я сам пришёл,
— Так что по — твоему. Я взял, — Фёдорович развёл руками. — и ни с того, ни с сего раз и выпил? Нет, кум. Для совершения такого серьёзного дела обязательно должна быть мысленная телеграмма. Даже, — Фёдорович выставил указательный палец вверх, — в самой непревзойдённой книге «Библия» сказано: человек сам по себе ничего сделать не может.
*Японская борьба тяжеловесов.
