Три закона
В хуторке Гремучем из тридцати хаток, расположенных у подножья меловых бугров с крутыми оврагами и глубокими балками на самом краю хуторка стоит хатка Матвея Ивановича Болтона, окружённая тополями, верхушки которых чуть не упираются в облака. Палисадник с густой, ветвистой сиренью. Травянистый двор, а в нём колодец с «журавлём». Резные, деревянные ставни с узорами. Из лозы плетённая изгородь и калитка. Лавочка, покрытая целлофаном, от дождя. Словом, маленький мирок Матвея, который часто сидит на лавочке и смотрит вдаль, а вдали степь. Смотрит он вдаль, наверное, думает, что отходился по степи с её тропками, вольным воздухом и бескрайним простором, о дороге, по которой уходили батько, мать, деды, прадеды и по которой ему придётся когда-то тоже уходить.
Матвей — старик колоритный. С огромной, чёрной, как смоль до пояса бородой, кустистыми бровями, которые почти закрывали его глаза, неопределённого возраста.
Вечером он идёт в бусугарню, в которой его ждут мужики. Без Матвея бусуарня не бусугарня. Водка жжёная, пиво кислое, а поговоришь с Матвеем всё тип-топ. Он мыслями богат, рассказывает интересно. Заслушаешься и пить не хочется.
— Матвеюшка, — просили бабы, — ты бы ушёл со своей хаты и жил бы в бусугарне. Мы тебе и койку поставим, и есть будем носить, ты только не уходи с бусугарни, отвлекай мужиков своими историями, а то они сопьются.
Матвей один раз послушался. Бабы обрадовались. Диван купили, в бусугарне поставили, пуховиков натаскали, еды нанесли, хутор можно прокормить, установили дежурство, чтобы Матвеющке служить. Поворочался Матвей на пуховиках, день, два, три, мужики и взаправду пить меньше стали, а как тут попьёшь, глядя на Матвея, лежит на диване, закинув ногу за ногу, отдыхает, книжку читает, улыбается, хохочет, бабы за ним ухаживают, он им подмаргивает, чуть ли не сопли подтирают и в туалет носят, выходит, что без водки и пива жить можно, с соседних хуторов приезжали посмотреть, чтоб себе таких Матвеюшков в бусугарнях поместить, да не вытерпел Матвей. — Провонялся, — бросил он. — Боюсь бабы, что сам начну пить. Я лучше почаще стану ходить в бусугарню. Ночью и водка, и пиво снится, и черти с бутылками, кружками, стаканами, вёдрами, бочками. Сманивают. Ни один ангел не прилетел, а всё рогатые с свинячьими рылами. Один раз я с ними подрался. Навешал, думал, что не придут, а они целой кодлой привалили с какими-то одноглазыми, схватился с ними, все вторые глаза вышиб.
Бабы не обращали внимание на то, что Матвей вышибал второй глаз у одноглазых.
В бусугарне он садится возле окна, напротив — огромный дуб, на котором, как утверждает Матвей, его вешали всяческие человеческие разновидности, начиная с помещиков и заканчивая анти-помещиками, но он оставался жив, благодаря законам Гегеля.
— Расскажи нам о них, — просят мужики. — Пожить охота.
— Это можно, — отвечает Матвей, — только нужно вначале понять, что время не существует,
— А часы?
— Так это же часы, а не время.
Хуторяне не спорят. Матвей любое слово любого раздолбает.
Одни говорят, что родился он после революции. Другие утверждают, что старик жил и при ихних прадедах и дедах. Матвей поддерживал это мнение.
— Так наши прадеды и деды умерли, — замечали некоторые.
— А я живой. Что вам ещё нужно. У меня нет психической установки на возраст, а у вас имеется. И живу я по трём законам немецкого философа Гегеля.
— Так он же не наш, — неслось из толпы. — Разве можно по ненашенским законам жить?
— Законы не имеют национальной принадлежности, — веско бросал Матвей. — А какие нашенские законы?
Мужики почёсывали затылки и смотрели на дуб, на ветке которого болталась верёвочная петля. Матвей сам повесил, сказав, что нужно не только рассказывать, но и предметно показывать. Ставил даже табурет, залазил, набрасывал петлю и вешался, но трещали, ломались ветки от его увесистости.
Особый упор Матвей делал на высказывание Гегеля, которому однажды заметили, что его идеи противоречат фактам, на что философ ответил: тем хуже для фактов.
— Ух, ты, — восхищались мужики, — какой смелый мужик, если против фактов шёл. Сейчас у нас таких нет, У нас против фактов не попрёшь.
Мужики снова посматривали на дуб.
— Первый: закон единства и борьбы противоположностей, — начинал Матвей.
Хуторяне не знали ни единства, ни борьбы противоположностей. Мужики утречком бежали с тормозками (бутылка молока, три яйца в крутую, ломоть хлеба) в депо, где вкалывали на токарных и фрезеровочных станках, а бабы с тяпками и лопатами тянулись в совхоз.
— Второй; переход количественных изменений в качественные.
Этот закон тоже был непонятен, так как гроши, которые получали хуторяне, не возрастали ни в количестве, ни в качестве. Их можно было просадить за один заход в бусугарню.
— Третий; отрицания отрицания. Возьмите зерно, бросьте в почву, прорастёт колос, а в нём снова зерно. Так это или не так?
— Так, так, Матвеюшка. Живую правду говоришь, а если б неправду, то, — хуторяне разводили руками и посматривали на дуб.
— Я жил крепостным при барине, — продолжал Матвеюшка. — Когда началась революция, был и большевиком, и меньшевиком, в гражданскую и красногвардейцем, и белогвардейцем, в отечественную солдатом, в Совдепии рабочим-коммунистом. Какие изменения произошли в нашем обществе с момента революции? Были некачественные богатые и некачественные нищие, — заливал Матвеюшка. — революция разметала богатых, количественно уменьшила, а перестройка снова породила некачественных богатых и некачественных нищих.
— А мы какого качества?
— Формально — бестолкового.
Хуторяне опять смотрели на дуб.
— А если рассуждать крупно, по-гегелевски, то что выходит. Был царь — зерно. Потом количество: вожди — коммунисты накапливались и отрицания отрицания президент. Так это же царь только в другой одежде и обувке.
— Выходит тоже по законам Гегеля?
— Конечно? Всё по законам Гегеля. Вот как вы относитесь к кладбищу?
— Боимся, — голосили.
— А я нет, потому что кладбище — это вход в другую жизнь, где мы набираемся количественно, а потом переходим в качество. Человеками снова становимся.
Матвей разглаживал раскидистую бороду и смотрел на хуторян. Они пожимали ему руку, говорили: мы ничего не поняли о законах, о которых ты рассказывал, но полностью согласны со сказанным тобой и хотим жить по закону отрицания отрицания.
