Утро

 — Сон мне намедни приснился...

— ...
— Слышь-ка, старая, чево говорю...
— ...
— Да ты жива ли, хоть?!
Старик подошёл к старухе, молча стоящей у стола. Заглянул через плечо. Перед старухой на столе стояла большая коробка.
— Ты оглохла, что ль?!
Старуха вздрогнула:
— Ошалел, ирод!
— Я ж говорю тебе! Ты хоть реагируй, что ли! — он хмуро взглянул на коробку. — Это чево?
— Кузьмичу внук прислал. А он говорит, — ему без надобности.
— Вот же баба, ешь тя мухи с комарами! В коробке-то чево, говорю?!
— Комбайн, говорит какой-то. КухоОнный.
Старик помолчал.
— А ты пшеницу, что ль вздумала растить?
— Ну тя к лешему, пень старый. Говорю же, — для кухни! Режет сам чистит, перемешивает...
Старик сел за стол и прищурился:
— Да ты никак, старая перемешивать разучилася?
Старуха подбоченилась.
— Ты сон свой блудливый будешь рассказывать? Или ты ёрничать уселся?
— Да! — старик стал сворачивать папироску. — Сон-то! Будто мы с тобой вышли в поле, взялися за руки, да и полетели.
Старуха усмехнулась:
— Бес в ребро, сон в руку. А ну-ка ступай за мной.
— Куды это? — старик поднялся и кряхтя вышел за старухой из избы.
Старуха взглянула на небо, послюнявила палец, — проверила откуда ветер дует.
— Дай-ка руку свою.
Старик взялся за сухую ладонь и тотчас оба взлетели высоко над землёй.
— Едрить-то тебя, холера! — завопил старик и свалился с кровати.
Старуха привстала на локте, глянула вниз:
— Напужал меня, хрыч старый.
— Да бесовщина всякая приснится тоже... — старик залез обратно и осторожно приобнял старуху.