Семейный портрет

ХАНЖА

Надька Кузяка — существо насквозь лицемерное, тоскливо-агрессивное и хронически неудовлетворенное той реальностью, в коей пребывает. По отношению к окружающим, даже самым близким, из той породы, что в глаза мёд льёт, а за глаза в душу плюёт. Зовет, к примеру, шестилетнего внука за стол:
— Никитушка, Никитосик мой сладенький, иди кушать! Баба Надя тебе кашки с изюмчиком сварила! — и тут же без перехода, с тем же умильным выражением на кислом до осокомины лице: — Чтоб ты провалился, козел дранный!
Ну, не любит Кузяка внука. Она и себя-то не любит, а тут вот и внук образовался непристойно. Родила его дочка Верка еще школьницей. В шестнадцать лет, нарушив тем самым весь уклад декларируемой на публику праведности Надькиной семьи. Надька уже напрочь забыла, что старшую дочь рожала в таком же юном возрасте.
Связываться с Кузякой — себе дороже. Прикинется овечкой, слезу горючую пустит и перевернет ситуацию так, что сама окажется белой и пушистой, а оппонента окунет в дерьмо по уши. Попробуй потом отмойся...

ДОБРОХОТ

Алкоголик «в завязке» Петька Шпынь, Веркин отчим, с недавних пор отзывался исключительно на Петра Сергеевича. Зауважал себя к старости Петька Шпынь. Почитай, с руками-ногами один на деревне остался: старушки по любой житейской надобности к нему шли. Кому тесинку к забору приколотить, кому курицу зарубить, а кому и крышу подлатать. Гордыня, в общем, над Петькой возобладала и не заметил он, как сам себя опустил.
Собрались люди возле магазина; ждали машину с хлебом. Раскланялись с подъехавшим на «Оке» Петькой, подвинулись, освобождая местечко на засиженной до лоска дубовой колоде. Петька милостиво снизошел к землякам и умостился тощим задом рядышком с убогой старушкой Тамарочкой. Хмыкнул многозначительно и безапелляционно выдал:
— Собрать бы всех таких вот (кивок на Тамарочку), облить кислотой, да и покидать в самые глубокие шахты. И сами отмучаются, и государству экономия!
Тамарочка в согласии закивала головой, загугукала радостно, а люди как-то вдруг скукожились на колоде, будто их тут и не было вовсе.
Нынче к Петьке за помощью никто из деревенских не обращается.

ТАКАЯ ВОТ ХРЕНЬ...

Верка где-то на стороне подцепила себе красавца — мужчинку, на которого, как единогласно решили деревенские бабы, «без слез не глянешь». Ну, это они скорей от зависти, хотя, положа руку на сердце, мужчинка попался высокой, неплохо сложенной Верке корявенький (в пупок дышит). Правда, кубастый, жилистый, а с лица, как говорится, воду не пить. Мужичок оный образовался из ближнего зарубежья, без российского, ясный лапоть, гражданства. С подачи Веркиной же родительницы Надьки Кузяки народу местному стало известно, что на зарубежной родине у мужичка имелась законная семья, состоящая из жены и двоих детишек, а в Россию он рванул, дабы откосить от воинской обязанности в своем государстве. Ну и, разумеется, деньжат подрубить на халтурке. В общем, при нынешнем дефиците собственных сермяжных мужиков Верка выбрала из того, что судьба послала. На безрыбье, как говорится, и рак за семгу сойдет.
Надька Кузяка люто возненавидела новообретенного зятька, но будучи достаточно изворотливой в житейской коловерти, принялась его обихаживать. Хрен, дескать, с ним, в хозяйстве пригодится. Авось не навсегда. Призывной возраст перерастет, к семье укатит.
Так до поры и жили-поживали, добра наживали, пока в один из скучных дней мужичок тот не укушался тещенькиной самогоночкой и не вознамерился побыковать на соседа. Мол, у меня и пальцы веером, и сопли пузырем, а посему я тебя запросто урою. Всех урою! Зови блатных, зови ментов, всех урою без понтов! (Верка при этом носилась моськой обочь мужичонки, злобно щерилась на соседа и подзуживала своего дролечку к более решительным действиям).
Ну, короче, трешь-мнешь, сосед, пенсионер и по совместительству советник областного правительства, не дождавшись извинения, выполнил настоятельную просьбицу мужичонки. Приехали аж четверо офицеров полиции. Храбрый мужичок вместо того, чтобы пойти в отказ (свидетелей-то не было), со страху, похоже, в штаны наклал. Клялся-божился, что переборщил, что сосед самый лучший в мире и что он, мужичишка, то бишь, отныне и во веки веков зарекается быковать на кого бы то ни было.
А ларчик просто открывался. Веркина черная зависть к доброте и щедрости соседа, к ненавязчивой интеллигентности его самого и его семьи, подкрепленная Надькиным науськиванием, толкнула мужичка в разнос. В результате завяла напрочь соседская дружба. Такая вот хрень.

Мужичок в конце концов от Верки сбежал. Погонял маленько на пинках по двору приютившее его семейство и сбежал. А Верка нынче бывшим подругам-одноклассницам советует, как надо при себе мужиков удерживать. Любит она это дело — советовать да на путь истинный наставлять. Хлебом не корми, как любит. В младших классах еще девчонок предостерегала, дабы не курили и с мальчиками по кустам не шастали. В общем, вся в маму. Уже и сынишке судьбу предопределила, заявив, что все мужики поголовно козлы. И ты, мол, вырастешь, тоже козлом станешь. Никитка сам кому-то из сверстников рассказал. А деревня услышала...