Трёшка

Дмитровский автовокзал, недавно отстроенный, напоминал собой разворошенный муравейник. Красные, распаренные на жарком июльском солнце пассажиры, с негодованием носились от одной билетной кассы, к другой.

Автобус на Сергиев Посад безбожно задерживался. В справочном, никто толком, ничего не знал. Билетеры, истекая потом с ненавистью в голосе и с вымученными улыбками на злобных лицах, терпеливо отвечали особо назойливым, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на мат.

— Граждане дорогие, ну, что же вы так орете, вашу мать? Слушайте радио. Его специально для вас повесили. Обо всех изменениях в расписании, будет объявлено дополнительно. Да не плюйтесь вы мне в лицо, вашу мать! А еще наверно интеллигент, книжки, небось, читает. Вон шляпу, какую одел. Ковбой, твою мать….

Какая-то дама, в платье горошком, наступила на ухо спящей в блеклой тени дворняге. Бедная, ни в чем не повинная псина, встрепенулась всем своим, лохмато-пыльным существом и, не разобравшись, цапнула за потную ляжку торговку пирожками. Та в это время, близоруко поднеся к глазам пластмассовую тарелку с мелочью, отсчитывала сдачу юной пионерке в мятом, красном галстуке. Получив от укуса определенный заряд бодрости, торговка резко дернула вышеуказанной тарелочкой, от чего вся мелочь с веселым звоном взлетела над головами пассажиров и с не менее веселым звуком посыпалась на разогретый асфальт.

Юная пионерка, с готовностью бросилась собирать деньги, ловко ползая на коленках среди леса людских ног, не забывая при этом наиболее крупные монетки складывать в свой кармашек на белом передничке. Торговка обиженно плакала и причитала, а люди радостно и счастливо смеялись: хоть какое-то развлечение среди скучного и нудного ожидания автобуса. В это самое время, к автовокзалу подошел, скрипя всеми своими сочленениями, оранжевый, пропыленный Икарус. Остановившись, он открыл все двери, словно капитулирующий бастион, отдающийся на милость победителей. Толпа с ревом бросилась на штурм автобуса. Никакой, даже самый предвзятый режиссер, не смог бы заявить, — Не верю!

Это была настоящая атака. Любу — девчушку лет пятнадцати, словно водоворотом, какая-то мощная сила затянула в салон автобуса, сжала со всех сторон, выпрямила, словно кремлевского курсанта, стоящего в почетном карауле возле мавзолея. Ей еще повезло, что ее формы, бедра и грудь, пока не сформировались, в автобусе не было ни миллиметра свободного пространства и эти ее излишества просто бы не вошли.

Откуда-то спереди раздался зычный крик кондуктора.

— Кто вошел, передавайте деньги за проезд.

Люба, с трудом засунула потную ладошку в карман и с удивлением обнаружила в нем чью-то, судя по размеру мужскую руку, пытающуюся вытащить ее, Любину, кровную трешку. Онемев от такой наглости, она начала, как могла в этой давке бороться с дерзким карманником. Она щипала эту, бессовестную чью-то руку, своими длинными, острыми ногтями, царапала, выкручивала захваченную двумя пальцами податливую кожу ворюги и заметьте, все это в полной тишине.

Люба подняла свой взгляд и увидела рядом с собой лицо какого-то мужика, искаженное гримасой боли.

— Слово вякнешь, все всем расскажу, нахал! — Пообещала она, и в это время почувствовала, как мужская кисть ослабла и ее заветная трешка оказалась у нее в руке. Кое-как подняв над своей головой купюру, она громко и даже несколько злорадно крикнула на весь автобус.

— Мне до конца! — И ее трешка перекочевала в чужие руки.

При этом она посмотрела на посрамленного мужика и даже показала ему язык, опьяненная своей победой. Примерно через час, совсем обессиленная, вывалившись из автобуса, она зашагала к своему дому.

Случайно опустив руку в карман, она обнаружила в нем трешку, заметную по измазанному зеленкой уголку. Пораженная, она остановилась прямо перед подъездом. В ее голове зазвучал на разные лады странный, риторический вопрос.

— А, чей же тогда это был карман?