Свадьба в альтернативных тонах

Питер. Банкетный зал «Marseria» в виде корабля на Неве. На причале накрыт свадебный фуршет, снуют официанты в бабочках, на скрипочке играет Елизаров. Гости со стороны жениха в смокингах и вечерних платьях изящно обгладывают канапешки и пьют шампанское. Все камерно, чопорно и солидно.
Замуж выходит автор Альтерлита, умница и красотка Листерика. Прибывают первые приглашенные со стороны невесты, завсегдатаи сайта. Из такси выходят Элли, Плюша и Мерд, которые, как и положено подружкам новобрачной, одеты в одинаковые желто-зеленые платья. Их встречает свидетель и, глядя на плохо выбритого Мерда с лабутенами в руках, томно вздыхает:
— Вот это волчица!.. Мадам, не желаете ли конную прогулку в приятной компании? Вы лошадок не боитесь?
Мерд, кривя личное лицо в брезгливой гримасе, скрежещет:
— Не боюсь.

Свидетель покрывается инеем и испариной одновременно:
— А они вас?
— Я тебе сейчас глаз каблуком проткну, папуас.
Папуас икает, громко пугается и ретируется в сторону туалета.
Подъезжает зеленый автобус с символикой Альтерлита. Оттуда вываливает ватага писателей, избалованных, в основном, духовной пищей, и набрасывается на фуршет, пытаясь есть культурно и хотя бы не глотать шпажки. Доносятся восхищенные возгласы: «Нихера себе, икра! Это не креветки, а динозавры! Смотрите, смотрите, там хамон!».

В микроавтобусе с удлиненной базой, на случай транспортировки бухого главного редактора, прибывает администрация сайта. Пока все ждут приезда молодых, Удав собирает свою беспокойную фауну на пятиминутку:
— Значит так, сосайтнички. Ведем себя по-людски, матом не ругаемся, мимо писсуаров не ссым. Здесь собрались приличные люди, давайте хоть раз в жизни побудем нормальными и покажем, что Альтерлит — это, прежде всего, духовность.
Из толпы раздается:
— Тут симулировать нормальность могут только я и японец. А эти сетевые тузики вам всю духовность обоссут. Вот увидите.
В ответ доносится голос Петропавловского:
— Царевна, ну что вы как венеролог, ей богу.
— В смысле?
— Постоянно в залупу лезете. 
Удав начинает злиться:
— За срач буду банить вручную и больно. А рука у меня тяжелая, вы знаете. И еще: просьба поклонников невесты говнотерок с женихом не устраивать, дактилями не меряться, пургена ему в лобстеров не сыпать. Все ясно?
Моrо в сердцах, выкидывая какой-то пакетик в урну:
— Да как так-то?! Ничего, я после пятой рюмки из френдзоны выйду, пурген за счастье станет...
— А кто жених? — как бы равнодушно интересуется Борзенков.
— Никто не знает. Говорят, крупный писатель современности.
— Соболев что ли?
— Типун вам на все лицо. Соболев не дорос. И кажется, уже не вырастет.
В резиновой лодке на веслах к причалу подгребают еще двое литераторов в грязно-зеленых пледах. Оба очень похожи на Федора Конюхова, который выиграл в блице набор мерча. У одного в бороде замотаны пивные банки. У другого из-за портупеи торчит сдутая резиновая женщина, вся в латках и с совершенно изумленным выражением лица.
— Это еще что за Ихтиандры? — слышится из толпы.
— Это Мобя с майором. Из Одессы на веслах два месяца шли.

Наконец, появляются молодые. Невеста ошеломительна. Жених щупловат. Под руководством модного тамады они встают под свадебной аркой в конце зала. Выстраивается вереница дарителей с цветами и пухлыми конвертами. От альтерлитовцев первой выходит Татка Боброва и презентует двухметровый портрет ШГБ из собачьей шерсти:
— Это вам на память от нашего дружного коллектива.
За ней к новобрачным строевым шагом подходит полковник Покс, вместо ружья сжимая в руках лысого кота, на котором маркером написано Иуда. Шерсть на картине встает дыбом, и лицо мецената превращается в Тифлисскую саклю. Котяра пугается, шипит и рвет когтями желтое пальто хозяина на лоскуты, как монстр. Исцарапанный Покс вручает извивающийся и орущий подарок жениху:
— Это Иуда. Пусть он скрасит ваш медовый месяц. 
Пока Боброва пытается разгладить саклю обратно в ШГБ, рядом увивается Ушеля. Он не видит, что Татка пришла с мужем, чемпионом Грузии по тяжёлой атлетике и мгновенной кастрации. Ушеля во всю балагурит, сыплет комплиментами и даже обещает показать свое родимое пятно на мошонке в виде белки-летяги, не подозревая в какой опасности его кудрявые тестикулы.
Внезапно тяжело-атлетическая рука повышенной волосатости ложится на плечо ухажера:
— Гомарджоба, генацвале, отойдем на полслова.
С палубы доносится сдавленный вопль. Через минуту Ушеля возвращается. Он широко расставляет ноги и бормочет: «Тучки небесные, вечные странники»... В глазах, полных вселенской тоски, стоят слезы. Он тих и задумчив, как человек потерявший смысл жизни.
К стоящему в стороне Кэпу, увешанном фотоаппаратами, объективами и прочими фотошопами, подходит немного расстроенная Листи:
— Представляете, Кремнев не приехал.
— Это лучшее, что могло со всеми нами случиться. А посмотрите вон в той разношерстной компании, которая мнется за забором.
— Кто все эти люди? — удивляется Листи.
— Группа мимоглавных поэтов «Альтерлитовские тетерева».
— Но я их не приглашала.
— Их никто не приглашает, но они все равно приходят.

В этот момент на белом ишаке подъезжает разряженный в пух и прах Кремнев в дембельской парадке, сжимая в руках наградную лопату.
— Не дождалась!!! — истерически вопит он. Отчего ишачок взбрыкивает и скидывает седока мимо причала в реку. Кремень, не желая бросать бесценную лопату, которой получил по хребтине за ударную стройку генеральской дачи, начинает тонуть. Заматеревший в долгом плавании майор, не растерявшись, закидывает спиннинг. С первого заброса Кремдель уверенно берет на кукурузу «Бондюэль». Майор подсекает, плавно вываживает стокилограммовый трофей и по привычке собирается оглушить поленом, но вовремя останавливается.
Когда спасенного достают из пацака, к нему подходит Листи:
— Кремень, рыба моя... — она гладит его по щеке, из которой торчит крючок на сома.
— Не дождалась... — жалостливо всхлипывает Кремень.
— Я тебе ничего не обещала.
— Не дождалась, пока я склею каких-то полтора миллиарда коробочек и выплачу кредит за стиралку. Мы бы жили, как боги с Вяткой-автомат. Но я все равно привез тебе подарок, — гундосит он, лезет в нагрудный карман и достает оттуда живого карася:
— Так... это не то. А, вот, — разворачивает он мокрую бумажку. — Стих про мою к тебе верность. Почитаешь после брачной ночи.
Слышно, как тихо возмущается кто-то из родственников жениха:
— А что так можно было? Цена банкета пятьсот долларов с человека, а он стих на осле привез.
— А вы еще не в курсе, что все это сборище вместо денег каких-то литов надарило? Похоже, эти гуманитарии думают, что это новая криптовалюта.
Свадьба тем временем идет своим чередом. Тамада трудится, не покладая языка, два аниматора, которые выдали промокшему Кремню костюм Лунтика, стараются, как клоуны в Аншлаге. Застолье набирает обороты.
После нескольких тостов и стандартных здравиц, тамада объявляет:
— А сейчас бабушка жениха, которая вот уже 22 года пишет стихи, прочитает свое напутствие молодым.
Бабуля, божий одуванчик, надевает очки, достает открытку и принимается скрипеть:

Она смотрела на него бездонными глазами,
И он не мог ни пить, ни спать, и Гамлетом — кругами.
В недоумении друзья: «Братишка, ты чего?»
А просто вдруг стрельнул Амур из горней выси так легко.
Ходил в волнении много дней, секрет в душе храня,
Но вот однажды воскричал: «Ты выйдешь за меня?»
Тревожно ждал её ответ, но лишь взглянул в глаза,
Он обнаружил радость там, а это значит «Да!»

Вас небеса благословили,
Соединив, сплетя навек
Два сердца, две души большие.
Пусть длится ваш семейный век!
Пусть будут все пути едины,
Успех разлейте на двоих.
Желаем вам судьбы красивой
И складной, как мой чудный стих!

Родственники аплодируют. В лагере невесты кто-то ржет заразительным, как у туберкулезника, смехом. Начинается галдеж и обсуждение стиха. Винни, успевший соорудить кавер, берет слово:

Что крылья горного орла,
Жена и муж в согласье схожи:
Взмахнув одним всего крылом
Полуорёл взлететь не сможет...
Пусть с этим тостом к новобрачным
Придёт Кремнёв, а с ним Шекспир,
Пусть жизнь их будет феерична,
Как этот икромётный пир!

Смех переходит в ржание.
— И то и другое писал Сотона после передоза мухоморами, — ехидничает Темнова.
— На солнцеликого напраслину возводить!? Совсем бога не боишься? 
— Винни, я как представлю, что у тебя в голове реально измельченный Буратино, так начинаю сомневаться в существовании бога.
— Может, поэтому меня здесь и клюют всякие дятлы?
— Ты на кого намекаешь, рифмоплет шерстяной? — буровит Филин.

— Хватит уже булькать в каждой кастрюле, кипяточек, — встревает Сорока.
— Угомонитесь, — шипит Удав, — Сейчас до нас очередь дойдет тосты толкать. Не ударьте в грязь еб... лицом, повелители суффиксов.
В этот момент непонятно откуда взявшаяся Анна Червяченко выхватывает у тамады микрофон и эротично подносит его ко рту, поглаживая по головке:
— Хочу... это... сказать. Я только что с панковского соревнования по оральному сексу. И знаете, что общего между свадьбой и членом во рту? Горько!
В образовавшейся тишине раздается грохот. Это вместе со стулом падает в обморок будущая свекровь. Даже видавший виды Удав, краснеет и сдавленно шепчет Але:
— Это полный пиздос. Еще чуть-чуть, и нас здесь всех отмудохают. Кто-нибудь, забаньте ее, пока она свои стихи читать не начала.
Вячеслав Петров забирает у Червяченки микрофон. Берет ее на удушающий и выводит из зала. Слышаться крики: «Сатрапы! Творческие импотенты! Не имеете права! Я Чичолина русской поэзии! Убери руки, я не умею плавать». Потом раздается плюх, и все затихает.
Гости жениха ошарашено молчат. Листи смущенно улыбается и всеми средствами лицевой мимики пытается показать, что это норма. Альтерлитовцы, как ни в чем не бывало, выпивают, закусывают и спорят, кто будет говорить следующий тост. Пока тамада пытается сгладить образовавшуюся неловкость заученным словоблудием, к нему подходит Гешин и берет микрофон:
— Тамада, погоди. Не тамазди. Евгений Николаевич сейчас петь будет. Мои светлые нефильтрованные чувства я хотел бы выразить песней группы «Хуй забей»...
Удав хватает со стола яблоко и со всей дури кидает его в маститый лобешник оратора. Геша падает на спину, как застреленный. Удав:
— Я же просил — без мата. Бан на три часа. Мобил, убери своего кореша под стол и проследи, чтоб он оттуда не гавкал.
— Дима, я понимаю, что само существование Геши вдохновило немало еврейских погромов в Чертаново. Но зачем так жестить? — ворчит Мобил, затягивая увесистого писателя под мебель.
В дверях появляется бухой Покс с тремя жирными бабищами, сильно похожими на плечевых проституток. Удав выбегает ему навстречу и преграждает дорогу:
— Что это?
— Стрипиздерши.
— Я бля вижу, что не микробиологи. Почему такие страшные?
— Му... му... муниципальные. От админисрации города Ниццы.
— Быстро убери отсюда этот падший сифилис.
За уходящим Поксом и галдящими по-французски путанами бросается оклемавшийся Ушеля:
— Оу, франсузиш, вэйт! Же не манж па сис жур...
Все немного устаканивается, гости веселятся и танцуют. Тамада объявляет конкурс «Носороги» и предлагает привязать к жопам гостей шарики, а на лбы примастырить кнопки. Нужно протыкать жопные шарики других участников и не дать проколоть свой. Но беспонтовой физкультурой заниматься у альтернативных интеллектуалов желания нет, участвовать никто не хочет. Выходит только жених с тремя друзьями и растерянно озирается по сторонам. Подвыпивший Удав, берет микрофон:

— Не умеете вы конкурсы устраивать, мазуты нерифмованные. Смотрите, как надо. Ребяты, победитель получит от редакции тысячу литов и набор мерча! А отказавшиеся получат от меня пи..., пардон, рукотворное неодобрение.

Писатели синхронно встают и мгновенно обряжаются в носорогов. Под музыку из «Деревни дураков» жалких чужаков, не сговариваясь, закалывают всей носорожьей стаей. В суматохе никто не замечает, что Moro не заколол, а коварно и с удовольствием пнул жениха под шарик. К удивлению тамады, в этом самом веселом конкурсе никто не смеется. Носороги делятся на кланы и, ожесточенно работая локтями и головами, херачат друг друга, пытаясь не подставить жопу. Выигрывает никому неизвестный и внезапный мурзилка. Все разом теряют интерес к происходящему и идут бухать.

Свадьба подходит к концу. Торт съеден, все тосты сказаны. Музыканты выходят на перекур, и тут Леха Гагач садится за барабаны. Японец берет гитару. Кремдель в костюме Лунтика, выходит к микрофону и вдруг становится трезвым и серьезным. Звучит приятный софт-рок. К всеобщему удивлению, Лунтик поет хорошо и чисто, не хуже кота Леопольда:

При повороте налево

Вам следует учитывать осень.

Я позвоню вам без четверти восемь,

Моя королева, моя королева...

Вы так охуительны!

Куда вы хотите,

Чтобы я вас сегодня отвез?

К черту идите, дождями летите,

Lisтьями из-под колес...

Припев про охуительность он повторяет несколько раз. Все присутствующие немало изумлены годным исполнением.

— Кремень, ты мой герой! Что ты со мной делаешь... — растроганная невеста сморкается в жениха. Стоящая рядом Плюша подолом платья вытирает ей лицо:

— Ничего, ничего... Это жиза в глаз попала. 

— Я не герой. Я — героин. Тоже умею ждать... — печальный Кремень разворачивается и бредет к выходу, волоча за собой лопату. С города надвигается и растет грозовая туча. В расползающихся пятнах света видна трагическая картина: скорбный Лунтик влезает на белого ишака и уезжает в темную бездну...

Гости понемногу расходятся. Невеста стоит на палубе и смотрит на небо. Мобил, улучив момент, подкрадывается сзади:
— Листи, а можно я вас на прощанье потрогаю за талию?
— Можно.

Слышны трогательные звуки.

— Но это не талия.
— А это, может быть, и не прощание...

...Листи остается одна, закуривает. Где-то Елизаров играет пронзительную мелодию. Звезды падают в позолоченные светом фонарей волны. И торчащий Петропавловский шпиль бесстыдно намекает невесте, что после этого длинного дня, ног ей не смыкать еще целую ночь... 

P. S. Буквы написаны с искренним уважением ко всем участникам забега и к реальности отношения не имеют. Это всего лишь шутка. За помощь огромное спасибо камраду Винни.