Женька

Впервые я увидел ее на детском празднике. Я пришел с дочкой, она пришла с дочкой. Мы оба опоздали, а потому встретились в раздевалке. Стукнулись взглядами, как лбами, до самых искр.  Наташка пригласила друзей с детьми на день рождения своего отпрыска. И теперь, потирая ушибленный взгляд, я не мог не пялиться на нее. Эти  печальные зеленые глазища, эта ее, едва заметная, блуждающая улыбка. Тонкие запястья. Ее маленькая двухгодовалая дочурка стремилась поскорее выпрыгнуть из пальтишка, чтобы рвануть к остальной детворе.

- Это Женька с дочкой, моя одноклассница. Тебе с ней ничего не светит, она зациклена на своем бывшем, ненавидит все мужское, и вообще – странная. 

Наташку никогда не нужно ни о чем спрашивать, она все расскажет сама - подробно и страстно – сделает свои выводы, и тебе останется лишь отобрать нужную информацию из всего этого потока, просеять несколько раз и получить все  ответы. С Наташкой мы встречались около года, она оказалась козырной жилеткой после моего развода. А так же любовницей и другом. Но все осыпалось быстро, как и ее скоротечные речи. Но дружба осталась.

- А что, она всегда такая печальная?
- О, это она сегодня веселая – и даже общительная, - Наташка рассмеялась и упорхнула. Женя наблюдала за дочкой, время от времени подносила к лицу фотоаппарат с тяжелым объективом, висящий у нее на шее – ловила моменты. Казалось, она вот-вот уронит его и проломит грудь.

Об этом я и думал.  Ее малышка носилась по игровой комнате, визжала и потешно заглядывала в глаза другим детям, сидящим на полу тут и там. Женька улыбалась лишь глазами, не давая воли губам – словно сдерживала их. Улыбка временами прорывалась. Щеки тут же вспыхивали розовым цветом, а верхняя губа сдавалась и не могла удерживать заметно выступающие клыки. Наши взгляды пересеклись...

***
Ко мне приехал друг. Женя. Мы вместе учились когда-то, после распределения разлетелись в разные стороны, потому редкие встречи были ценны. Наташке он сразу приглянулся – красивый, статный. 
- Он безнадежно женат и правильный до мозга костей, зачем тебе это, Натали? Ты опять сгоришь как бабочка – он уедет, а я не вынесу все это выслушивать.
- Не твое дело! Зови его в кино, а я Женьку позову. Как ни странно, она спрашивала о тебе. Видно странные люди тянутся друг к другу. Она пойдет, я уточняла…

Сеанс вот-вот начинался, а ее все не было. Наташка быстро нашла общий язык с Евгешей – они хохотали над театрально декламирующим стихи бомжом, облаченным в мятый светло-серый костюм-тройку. Им было весело. Бомжу было весело. А мне нет, я нервничал. Наташка заглянула в телефон.
- Ну вот, Женька написала сообщуху – она малую не смогла пристроить. Пишет, что подойдет после сеанса, встретимся. Все, пойдем!
Мы двинулись в вестибюль, Евгеша глумливо ржал мне в лицо – злорадствовал. Это была наша фишка. А еще, в радость подколоть друг друга при любой возможности. Глаза его паскудно таращились. 

Давно я не был в кино. Переполненный зал затихал, все уселись. В кромешной темени вдруг возникла раздраженная возня – к пустующему справа от меня месту кто-то пробирался. Тот самый бомж-интеллигент – извиняясь, плюхнулся рядом. Я слышал сдавленный хохот Евгеши – давай зачетку, я оценил, спасибо, бро! На весь экран светилось лицо Хабенского в дурацкой шапочке. 
И тут началось. Осчастливленный и обилеченный  бывший преподаватель литературы громогласно комментировал происходящее на экране, выкрикивая пофамильно всех известных ему актеров. Это стало невыносимо, мужик был на столько эрудирован, на сколько и вонюч, согласно новому статусу. Я зло пнул его коленом, встал и сгорбившись двинулся к проходу. Где-то в темноте блеснули зубы моего друга…
- Подвинься, - от неожиданного шепота прямо  в ухо я вздрогнул. Женя присаживалась рядом со мною на ступени в проходе у стены, придерживая узкую юбку. Едва заметный запах ее духов, блеск глаз совсем рядом. – Привет, меня ждешь? Как фильм?
- Хабенский географ и педофил, он украл глобус.
- Ясно. Ну, пошли отсюда…

***
Мы стали встречаться. Сначала с детьми – каждый раз, когда я забирал к себе дочку, мы созванивались, гуляли в парке, ели пиццу и всякое такое. Несколько раз встретились наедине. Уже тогда я понимал, что совершенно пропадаю. Падаю в пропасть, ни о чем не жалея и не анализируя. 
Я обожал наблюдать за ее глазами, ее бледным профилем и носом с горбинкой, ее походкой, сменами настроения и частой отрешенностью  – это все очень быстро заполнило дыру, зияющую после развода. Я снова ощущал дурацкую подростковую дрожь внутри, которая появлялась каждый раз, когда думал о ней. Женька редко проявляла эмоции, больше слушала. Если я замолкал, мы могли долго гулять, не произнеся ни слова, и это не становилось неловкостью. Она ничего не спрашивала. Ничего не рассказывала о себе. Все, что я знал о ней из личного, лишь из навязанных новостей Наташки…

Близость случилась у меня дома. За Аленкой приехали поздно вечером, и я уговорил Женьку с дочкой остаться. Мы попили чаю с тортиком, Женька мыла посуду. Лизонька потянулась ко мне. Я взял ее на руки. Сонная малышка мостилась головкой на моем плече, гладила ручонкой мою щетинистую щеку.  Медленно моргая, засыпала.
- Я тебе сколько раз говорила – не ходить на руки к чужим дядькам! – голос ее был резким, девочка вздрогнула и заплакала. Женя грубо выхватила дочку из моих рук, унесла в спальню укладывать. Минут через десять она вернулась на кухню.
- Я чужой?
- А какой ты?
- Я не чужой, Женя… Она знает меня, Аленку. Мы вместе все время – разве я чужой дядька? 
- Нечего! Пусть не привыкает, не хочу…
- Жень…
- Молчи, не хочу. Если тебе что-то не так, мы сейчас уедем, - Женька было направилась в комнату, но я поймал ее за руку. Резко дернул на себя, приблизился и поцеловал в губы.
- Дурак…

Черт возьми – как же это было! Мы, как в кино,  срывали одежду друг с друга – летели пуговицы и искры. Целовались, как последний раз в этой жизни, поедая друг друга – жадно до невозможности. Как будто воровали яблоки. Как будто ворвались в оазис после длинной засушливой дороги в пустыне. Женька кусалась своими чертовыми клыками и впивала мне в шею свои когти, стаскивая футболку вместе с лоскутами кожи…

Наконец, каким-то чудом мне удалось кинуть толстый леопардовый плед на пол у кровати, где спала малышка. Я повалил Женьку на спину, справился с каким-то нелепым ее сопротивлением и резко вошел… Она задохнулась. Мне показалось, что Женька сейчас заорет и разбудит дочку. Я закрыл ладонью ей рот, но она изловчилась схватить зубами большой палец и больно прикусила его…  Я уже не контролировал себя и ускорился. Плед двигался под нами, скользя по гладкому полу. Она беззвучно кричала… Затем, выгнулась всем телом, мой серебряный крестик колыхался на цепочке и бил ее по зубам. Послышался одиночный стук…

***
У меня есть одна теория.  Я не знаю, что означает она и к чему относится – не знаю. Речь о страсти ли? О привязанности? Может о любви? Не важно, но все это настолько глобально, насколько и просто. Если тебя тянет к человеку в любой момент времени, и, -  что бы ни происходило – этот человек есть твой! Он часть тебя. Он – и есть ты.  
Так было у меня с Женькой. Я сходил с ума от ее запаха. Будь то запах ее духов, запах изо рта в момент пробуждения утром, запах пота после пробежки, черт возьми – это все мое! Я обожал выбивающуюся на лоб непослушно прядь  ее черных густых волос, обожал вечные стрелки на ее колготах, краснеющие отпечатки моих пальцев на ее теле.  Я в любую секунду готов был исцеловать каждый миллиметр ее. Мне всегда хотелось трогать ее, гладить ее, ощущать ртом. Просто быть рядом. Я забыл, а может и не знал о таком, а оно – вот! Оно есть…

Мы позавтракали и отправились прогуляться к скалам – вид на южную часть города великолепен. Лизка бежала впереди среди сухих трав, хохоча, думая, что мы за ней гонимся. Мы, держась за руки, шли следом. Я улыбался широко и радостно. Женька лишь глазами, как обычно. Усилием воли сдерживала свои дурацкие клыки. Посреди лба кричало свежее тонкое рассечение на желтеющем уже роге – результат ночной страсти. Тот самый одиночный стук о дверной косяк. Я смотрел на это и не мог удержаться от смеха. Заметил, когда Женьке хорошо, она пытается это скрыть:
- Дурак! – говорит она. А мне радостно.

***
Тем вечером мы были на привокзальной площади. В 22.00 на башне переводили стрелки на два часа вперед – мы возвращались в родную гавань. Так все говорили, и все были счастливы. Тысячи трехцветных флагов взметнулись в небо, когда часы пробивали двенадцать раз, начиная отсчет новой жизни. Тогда я снимал ее на камеру телефона – она смеялась по-настоящему, отпустив своего вампира на волю. Очень редкое зрелище…

***
А потом мы поссорились. Из-за какой-то мелочи, теперь уже не вспомнить. Из-за всплеска эмоций и ее дурацкого характера. Она была нетерпима и критична, черт ее возьми. Тут же уходила, замыкалась в себе.
- Тебе что-то не нравится? Тогда я ухожу – все! Она блокировала  мой номер, и никогда не звонила первой – я это уяснил.
Меня хватило где-то на неделю. Я страдал неподдельно, не мог ни есть, ни пить. Вернее, пить смог – принял для храбрости, поперся ждать ее у выхода с работы. Она вышла, с кем-то коротко переговорила, попрощалась, пошла по тротуару. Я знал, что она меня заметила, шел на почтительном расстоянии. Веди меня, веди…
Женька привела меня в парк. Дошла по аллее до нашей скамейки, резко развернулась.
- Ну, и долго ты собираешься молчать?
- А ты?

И снова этот пожар. Целовались, как впервые. Женька неожиданно заплакала, а когда спросил, что с ней – укусила за ухо. Больно очень. Я чувствовал, что она скучала. Ждала… Чувствовал, что она что-то хочет сказать, но не решается. Я вызвал такси и мы поехали к ней. В такси меня разморило в духоте, ударило по башке - и я стал буровить. Дурак, ведь знал, так нельзя с ней! Какие-то претензии, упреки, будто мы семейная парочка – она ненавидит все это!
Женька остановила такси на перекрестке и выскочила. Пока я расплачивался, она убежала метров на сто – эти ее нервные цок-цок-цок…

Опять бегу за ней. Опять молчим. Вот ее ворота. Молча заходит в калитку и идет к дому. Отчаянно кричу вслед.
- Женька, ну давай поговорим! Я не уйду, я буду тут, твою ж мать!
Чего только не передумал, сидя на бордюре. И расставался с ней уже. Почти… Но тут опять эти цок-цок… Вот и она. Молча подошла, обняла за голову меня, так и сидящего. Я просунул руки ей под юбку и гладил теплые бедра. И задницу. Она не отстранилась. Но что-то было не так, я это ощущал кожей. Что-то неотвратимое.
Подъехало такси. Женька жестом заставила меня встать.
- Это все, - только и произнесла. В глазах слезы. Я пялился на нее, не понимая. – Это все…
Такси скрылось за поворотом, а я так и не понимал ничего. Вакуум.

***
Искать встречи  я уже не пытался. Она заблочила меня даже в соцсетях.  Да, страдал, но уже как-то монотонно. Работал. Пару раз выпивал с друзьями. Даже потрахался разок. Конечно же, сравнивал ощущения, которых не могла дать ни одна, пусть самая раскрасавица. Нюхал эту чужую бабу, пахнущую чужими духами. Искал клыки в ее пасти. Конечно же, не нашел…

- Алло, привет! Ну, ты чего не звонишь совсем, как ты, где пропал? Почему не приходишь? – Наташка привычно тарахтела, совершенно не хотелось ее слушать.
- Ты почему так с Женькой?
- Что с Женькой?
- Ой, перестань, как будто не знаешь?
- Что не знаю?
- Ой-ой… Ты и правда не знаешь, Вовка? Блин, вижу, не знаешь… Ты только не говори ей, ладно?
- Что, блять?
- Она вчера вечером была у меня.. Пришла сильно подавленная, и очень пьяная. Никогда ее такой не видела. В общем… ты правда не в курсе? Ну все, все, я поняла.. не ори! – повисла пауза. 
- Аборт она сделала, Вов. Сказала, ты не хочешь. Сказала, вы поссорились, она все ждала-ждала, что придешь, а ты… Она любит тебя, ты знаешь… Что?.. Алло… Алло……

Я больше ее не слышал и слушал. Трубка упала на пол. В этот самый момент я окончательно понял, что потерял ее. Понял и осознал, кого потерял, и что точка невозврата пройдена. Эх ты, Женя, Женечка…
Через какое-то время сорока-Натаха принесла на хвосте весть, что Женька сошлась с бывшим, отцом Лизоньки. Но что-то здесь не так. Что-то не то. И вообще - странно…
Женька не умеет прощать.