Любовь заразна

Клавдия Матвеевна Петрова похоронила мужа и с горя тронулась умом. Предприимчивые родственники сдали старушку в психиатрическую больницу на вечное проживание, а сами прихватизировали ее квартирку в центре Питера, и быстренько продали с помощью знакомого риелтора, дай ему Бог всего хорошего.

Когда Клавдия Матвеевна появилась в психушке — никто не обратил на нее внимания. Врачи записали «целыми днями молится, говорит сама с собой», прописали уколы галоперидола и забыли о старушке. Больные и вовсе не заметили появления тихой тоненькой бабушки. А что она там себе бурчит под нос — никто не обращал внимания. До поры до времени.
Первым, кто обнаружил то, что бабушка непростая — стал санитар Беляев. На досуге санитар играл в преферанс в общежитии, и как раз думал сыграть как-нибудь на деньги — знакомый студент сказал, что с его уровнем игры он может жить на выигранное. Беляев шел по коридору психушки, когда перед ним возникла худенькая старая женщина. Санитар глянул старушке в глаза и обомлел. На него смотрел кто-то хитрый и очень умный, совершенно не женский взгляд был, и даже не человеческий. Старушка улыбнулась и сказала басом: «Сыграй, а что ж не сыграть?» Парень похолодел. Ему стало страшно, и он практически убежал от страшной бабки. На следующий день Беляев решил зайти в церковь и поставить свечку. Просто так. Не верующий он был, так просто, на всякий случай. И раздумал играть на деньги, решил, что баловство это все.

Потом Клавдию Матвеевну прикрепили к врачу Авдееву. Психиатр в то время был на грани развода с женой. Пациенты рассказывают ему, как они себя чувствуют — а он только делает вид, что слушает, машинально кивает и записывает, а у самого внутри все болит.
Маленькая старушка с длинной седой косой села перед ним.
— Ну-с, что вас беспокоит, Клавдия Матвеевна?
— Ох и плохо тебе, миленький... — прошептала старушка, пристально глядя ему в глаза.
Авдеев испугался. Подумал, что выдал себя. Если уж пациентка заметила.
— Так как вы себя чувствуете? — строго начал он играть роль профессионала-психиатра, бесстрастно внимающего бреду пациента.
Старушка прищурилась и вдруг строго спросила:
— Вы женаты?
— Да, — удивился психиатр от такого нахальства.
— А вы помните, что вы испытывали, когда только встретили Вашу жену?
— Ээээ... а почему вы спрашиваете? — попытался отгородиться врач в шоке от столь резкой перемены ролей. «Кто кого должен допрашивать?» — мелькнула у него мысль.
— А вы вспомните, вот из-за чего все начиналось — оно ежели есть, оно как костер — дрова в него надо кидать, чтоб горел. — Назидательно произнесла старушка. — Устройте жене вечер, со свечками, она об этом давно мечтает. И проговорите всю ночь, как в начале у вас было. Все и наладится. — Старушка, произнеся эту речь вдруг закрыла глаза и замолчала.
Авдеев молчал, ошеломленный. Клавдия Матвеевна открыла глаза, посмотрела на него отсутствующим взглядом в сторону и сказала:
— Муж у меня умер, доктор. Это вы можете вылечить? — вздохнула горько, поднялась и пошаркала в сторону палаты.
А потом произошло и вовсе удивительное.
Работала в психушке той санитарка Гаврилышна. Тварь была еще та. Целыми днями распивала чаи с медсестрами, а больным выдавала чай за то, что мыли за нее полы в отделении, а одна больная ноги ей массажировала, за что получала от щедрой санитарки чай не простой, а с бутербродом. Царица отделения Гаврилышна была.
Входя утром в отделение, Гаврилышна начинала орать. Первое, что она делала по утрам — обыскивала кровати в поисках заначенных сигарет и лекарств. По правилам больным выдавали пять сигарет в день, но незаконные сигареты все равно у некоторых появлялись пачками, родственников не обыскивали, вот они и проносили контрабанду в карманах и рукавах. Гаврилышна это знала и устраивала шмон каждое утро. Не трогала только блатных, у которых родственники ходили к главврачу с подарками, и тех, кто вместо зоны тут проживал. У больных была примета — если Гаврилышна на смене — те, кто без рассудка остался вообще и ничего не понимают — орут-ревут весь день, пока она на этаже.
И вот однажды Гаврилышна влетела в шестую палату в 7 утра с традиционным утренним «Вставайте, ****и ****ные!» и начала обыск.
В шестой палате в то время лежала девочка, которая считала, что она ангел. И при крике санитарке она расплакалась навзрыд. Девочка ревела так, как будто у нее умер самый дорогой человек. Санитарку это еще больше завело. Она подбежала к девчонке и сорвала с нее одеяло и стала лупить по щекам:
— Вставай, сука! Подъем! — Девочка лежала, не двигаясь, и только слезы катились по щекам.
Вдруг Гаврилышну кто-то схватил за руку сзади. Она резко обернулась и увидела, что это тихая старушка, которая уже месяц жила в шестой.
— Ты чего меня лапаешь, тварь? — Завизжала Гаврилышна.
Бабулька отпустила ее руку, твердо посмотрела ей в глаза и сказала:
— Потому у тебя и сын наркоман, что ты над лежачими глумишься. Матом не ругайся, к людям относись по человечески, и наладится у него все.
Санитарка заморгала часто-часто. До нее медленно доходили слова. Она смотрела, открыв рот, на сумасшедшую старушку и судорожно пыталась вдохнуть. Потом она резко выдохнула, развернулась и побежала в служебный туалет, и надолго там заперлась.

С тех пор Гаврилышна изменилась напрочь. Она мыла полы, угощала чаем больных и перестала орать на больных. Давалось ей это с трудом, иногда она заводилась, но какая-то мысль ее останавливала, и она снижала голос и начинала разговаривать спокойно.

Как-то раз после отбоя медсестры пили чай в сестринской и рассказывали друг другу новости и сплетни. Одна рассказывала, что на днях Авдеев убежал не как обычно, а по расписанию, ровно в шесть с криками «Мне надо укреплять семью!», что было на него не похоже абсолютно — обычно он сидел до прихода вечерней смены на работе, все знали, что дома у него такая атмосфера, что сидит бедный мужик на работе, чтоб жену не видеть. И поговаривали, что он скоро разведется, за ним уже очередь из незамужних медсестер негласная выстроилась. А тут вдруг... Чудеса. Жаль, что передумал разводиться. Хороший мужик.

А еще медсестры удивлялись тому, что Гаврилышна благостная какая-то стала. Раньше бегала-орала, а тут приходит с новой прической, и улыбается весь день.
Так медсестры покалякали, и стали укладываться спать. Мало ли какие странные вещи в психушке происходят, на то она и дурка.