САМАЯ ПЬЯНАЯ ГАЗЕТА В МИРЕ (глава 60 — Дурак второй категории)

Одно лишь присутствие ведьмы в нашем кабинете резко меняло всю суть этого помещения. Вот только что мне наше рабочее пространство казалось — ну, чем? Вполне обычным кабинетом, даже удобным — с компьютерами, кулером. Но стоило лишь войти Алисии — женщине, чья красота ошеломляла, как щёлканье хлыста перед самым носом, как резиденция службы новостей стала вдруг казаться — ну, не свинарником, но каким-то заскорузлым лежбищем самцов. Тончайший парфюм без всякого труда переборол водочный дух и все шесть перегаров обитателей лежбища, и без всякого труда воцарился в помещении.

Сами обитатели реагировали по-разному. Забормотал, заквохтал Гыргылхыр. Лысый по неведомой причине вжал голову в плечи. Проблеск обернулся, да так и застыл. Головлёв напряжённо и цепко смотрел на гостью, и вдруг потупился, что-то прочитав в её взгляде. Лишь Кукурьев при появлении Алисии с очень пьяной галантностью встал со стула, получил в ответ электрического накала взгляд и рухнул мимо стула. Почти рухнул, потому что ведьма неуловимым и мгновенным движением переместила стул к Кукурьеву, и падения не случилось.

При этом Алисия смотрела всё больше на меня. И скоро всем на нашем лежбище стало понятно, что пришла-то гостья ко мне. И все тоже стали смотреть на меня. А мне, как тому Лысому, хотелось вжать голову в плечи. Хотя какого лешего! Это почёт, когда к тебе заходят ошеломительно красивые женщины! Это просто классно! А то, что она меня старше лет на дцать — да кому какая разница? Да, пацаны, да. Это ко мне.

Как и положено любому мужчине при появлении сногсшибательной красавицы, я мгновенно превратился в идиота. Я и не подумал предложить даме стул, чай, кофе. Я тут же поволок её в курилку. И совершенно забыл про народного артиста, который то ли разговаривал со мной по телефону, то ли нет.

Я закурил, но волноваться стал не меньше, а больше. На лестнице на Алисию тоже смотрели. Мужики замирали, взгляд их замасливался. Мой недруг Олег из отдела культуры при виде шикарной Алисии оцепенел, и вместо пепельницы, сунул дымящийся окурок в карман своих штанов. Прошло, наверное, секунд пять, прежде, чем он вскрикнул, подпрыгнул, а из штанов этого культураста, пока он мчался, валил дым. Женщины ведьму Алисию тоже рассматривали, но цепко и недоброжелательно.

Удивительное дело, но и лестница эта, когда-то казавшаяся мне помпезной, величественной, вдруг обнажила все свои недостатки — выщербины на стёртых ступенях, засаленный мрамор. Стало казаться, что не в храм свободной прессы ведут эти ступени, а в облюбованный алкашами круглосуточный ларёк. Люди стали облезлыми, а на вид заснеженных промышленных задворок за лестничным окном вообще стало невыносимо смотреть. Тлетворная красота была у ведьмы.

— Ты трахался, — первым делом сказала Алисия. Ни следа вопросительной интонации — всё утвердительно.

— Откуда вы знаете?

— Не унижай меня «выканьем». Мы на «ты». И от тебя разит.

Губы ведьмы, словно нарисованные акриловой краской, плавали в непосредственной близости от моей ошалевшей физиономии.

— Это водка, — сказал я.

— Но и секс тоже, — Она замерла, словно вслушиваясь в собственный нос (бр-р, бред какой-то). — Какая-то сучка кончила прямо на тебе.

Блин, чего она хочет? Великий Змей, переживший ночью звёздный час, был, оказывается, не против повторить. Она этого, что ли, хочет? И что мне теперь, оправдываться перед ней?

— Ну, предположим, — сказал я.

Алисия дико на меня посмотрела.

— Она красивая?

— Очень.

Опять я, кажется, сказал что-то не то.

— И что теперь? — спросила она. — Будете ходить за ручки по весенней Москве?

— Вряд ли, — сказал я. — Мы, похоже, расстались.

— Это отлично, — кивнула Алисия.

— Что значит «отлично»? У меня, может, сердце разбито!

— Срастётся. Но ты погляди-ка! Эта сучка на тебе обкончалась, а утром говорит: «Между нами всё кончено?»

— Примерно так, да.

— Не верь ей. Это спектакль хитрожопой сучки.

— Я, может, её люблю?

— В твоём возрасте любовь проходит быстро.

— А как ты сюда проникла? — решил я увести разговор со скользкой темы.

— Обычным порядком: бюро пропусков, проходная.

— И тебя даже не забрала милиция?

— А должна была?

— Ну, вообще-то, всех посетителей «Творческой интеллигенции» прямо от проходной забирают в отделение, — Это сказал не я.

Это из кабинета вышел Кукурьев. И теперь стоял, пытаясь засунуть руки в карманы джинсов. Но штаны были Дианины — она подарила их моему боссу, когда старые, легендарные джинсы порвала собака-каннибал, буквально сожрав какую-то часть Кукурьева. Карманы же были маленькими и тесными. И засунуть туда ладони у босса явно не получалось.

— В милицию, говорите? Ну, пусть бы попробовали, — усмехнулась Алисия.

Кукурьев по-хулигански, как волк в «Ну, погоди!» закусил фильтр сигареты, отчего её кончик за малым не вонзился прямо в ноздрю.

— Вы — феномен! — заявил босс.

— А вы меня клеите, да? — спросила Алисия.

Я внутренне сжался. Куда-то не туда сворачивал разговор.

— При всём желании — не могу, — неожиданно галантно вывернул Кукурьев.

Чёрт! А он умел разговаривать с женщинами! Признаться, о наличии в боссе этого таланта (а тут нужен талант) я и не догадывался. Не подозревал о его присутствии!

— Я очень завидую Коню, — продолжал босс светскую беседу.

— Не надо ему завидовать, — сказала Алисия.

Брови босса взлетели наверх.

— Он, как и вы, женат, — Ведьма оказалась ещё и стервой. Ну, да никто и не ожидал ничего другого.

— У него жена далеко, в Магадане.

— И ваша, догадываюсь, тоже далеко.

— Стесняюсь спросить… — начал было Кукурьев, но тут же словно забыл, о чём говорил, застыл, вдыхая и выдувая дым.

Меня вдруг ошпарила мысль: вдруг он обдумывает мысль о том, чтобы стрельнуть у ведьмы денег? О нет! Только не это! Босс не должен так делать! Даже за пару часов до получки! Пожалуйста, не спрашивай! Нет!

— Стесняюсь спросить — а как вы догадались? — спросил Кукурьев.

Отлегло.

— Вы явно плохо питаетесь, — сказала Алисия. — А это значит, что ваша жена далеко от вас. Возвращайтесь к ней. Для вас это, похоже, жизненная необходимость.

— Вы прямо мысли мои прочли. Именно это я и собираюсь сделать в самом скором времени.

— Не медлите. Для вас счёт идёт на часы.

Кукурьев погасил сигарету и, пошатываясь, колеблемый сквозняками, направился в кабинет.

— Что значит «счёт на часы»? — спросил я.

— Этот человек умирает. Если он немедленно не вернётся к жене, его заберёт смерть. Смотрел «Худеющего»?

— Даже читал. Но там было цыганское проклятие.

— А твой галантный друг проклял сам себя.

Мне стало не по себе. С этого ракурса я худобу Кукурьева даже не рассматривал. Мне казалось, что это — ну, прикольно. Чувак питается только водкой. Так тоже, выходит, бывает. Но на деле это оказалось… Брр!

— Думаешь, насылать порчу — это что? — спросила Алисия.

— Ну, тебе лучше знать. Ты специалист. Кстати, может, ты известна? Ответишь на вопрос для рубрики «Блиц-опрос дня»?

— Не паясничай. Что такое, по-твоему, порча?

— Ну, это что-то в духе жабьей желчи и толчёной слюны девственницы в полнолуние на перекрёстке у мельницы.

— Нет, — сказала Алисия.

Ну, кто бы сомневался?

— Наслать порчу — это значит заставить человека возненавидеть себя. Вот что-то у тебя в жизни не получилось, и ты понимаешь, что и других-то не обвинишь. Только ты и виноват. И ты начинаешь себя ненавидеть. Или презирать. Чудовищем себя ощущаешь.

Она прямо документально описывала мои похмельные муки.

— И ты начинаешь себя убивать, понимаешь? Разум твой, может, и не отдаёт в этом отчёта. Да и формально ты, типа того, делаешь себе приятно. Но на деле ты себя, ненавистного, истребляешь, стираешь с лица Земли. Вот как твой старший друг.

— Ты думаешь, на нём — порча?

— Конечно. Притом, самонаведённая. За что-то он сам себе не мил.

— Но как его спасти?

— Ты знаешь, как.

Ну, да. Домой. К жене.

— Я так понимаю, что пьют у вас — поголовно? — спросила Алисия.

— Ну, наверное, да. — За бухгалтерию я не был уверен. Да и в секретарше были сомнения.

— «Творческая интеллигенция», выходит, сама себя ненавидит, — задумчиво произнесла Алисия. — А должна-то свет нести, добро. Разумное, доброе, вечное… А она напивается до свинства с мордобоем. Так и живём.

Что-то этот разговор начал меня утомлять.

— А в итоге, знаешь, что будет со всеми вами? Вы все станете, как твой худеющий самопроклятый друг. Он просто на этом пути — первопроходец. Но скоро все вы будете там. И ты тоже.

Блин! Зачем она лезет в материи, в которых не понимает ни бельмеса?

— Всё серьёзней, чем я думала.

— А по-моему, ты драматизируешь.

— Я не подозревала, что здесь — такой кошмар. Если бухает и валяет дурака один человек — это ещё терпимо. Перебесится и протрезвеет. Но система, в которой ты оказался, никогда не перебесится. Ты станешь своим собственным врагом, начнёшь умирать. Скорее, чем ты думаешь.

Этот разговор давно уже меня раздражал.

— Короче, ты пришла меня повоспитывать, — сказал я.

— Я пришла забрать тебя, — прошептали её божественно накрашенные губы. — Из этой помойки. От твоих тупых тёлок.

— Почему это тупых? — возмутился я.

— Потому что позволить тебе заниматься с собой сексом в твоём нынешнем агрегатном состоянии может только полная дура. Логика, друг мой.

— И что ты предлагаешь? — Я уже начинал беситься. Это для меня труднодостигаемое состояние, но Алисии удалось.

— Сейчас мы с тобой пойдём, и никогда к прежней жизни не вернёмся. Роскошные отели, сверхпафосные рестораны во всех странах мира, насыщенная жизнь, дружба с богатыми и знаменитыми, поднебесный статус — вот что я предлагаю тебе, мой юный друг. Наверняка у тебя есть мечта. Я не обещаю её исполнить, но могу хорошо помочь, открыть какие-нибудь двери. Меня-то здесь многие знают. Кое-кто из сильных мира сего мне обязан.

Я заволновался. Похоже, что прямо сейчас, в этой курилке, открывалась дверь в безмятежное, полное утех и радостей будущее. Но было и неудобно — меня-то на работу позвали, проявили доверие, а я им такой — до свидания, ребятки! Как-то неудобно.

— Я так понимаю, что от меня требуются какие-то ответные действия? — догадался я.

Ещё подумал, что наверняка придётся любить эту ведьму. А она ведь — красивая, да. И опасная. А я в Илону влюбился. Бедная моя ледяная принцесса, открывшая существование папашки-говнюка. Если верить тому мужику на Петровско-Разумовской, так она на меня запала. И она хорошая, трогательная, что-то в моей душе бередит. Тоже неудобно!

— Я смотрю, ты умный человек, — сказала ведьма. — Конечно, требуется. Тебе надо выступить на Совете Магов.

— Что?! — чуть не завопил я.

— Ничего сложного. Просто рассказать им, как Василашвили использовал по отношению к тебе цыганский гипноз.

Ну, да. Я помнил этого «земляка», помнил, как он виртуозно чуть не обчистил меня. А ещё помню встречу с ним в «Садко», где он не узнал меня только чудом. А как я с боем вырывался из сортира!

— Ты говоришь, что я умный, — сказал я. — Но так говорят дуракам, которыми манипулируют. Ты тоже держишь меня за дурака.

Алисия внимательно и уже совершенно серьёзно посмотрела на меня.

— Объяснись.

— Ты хочешь использовать меня вслепую. Но, к твоему несчастью, я знаю, что этот самый Василашвили — вор в законе. Я видел его банду!

— И что?

— Что?! Ты ведь тоже это знала. Но решила умолчать. А значит подставить.

— Прости, я не знала, что это для тебя так важно. Я просто не воспринимала всерьёз эту банду клоунов.

— Клоунов?!

— В ближайшие год-два их перестреляют и попересажают. Абсолютно мелкая карта, шваль. Не стоит даже упоминания.

— И что ещё не стоит упоминания? Чего я ещё не знаю?

— Послушай, лишённый поддержки магов Василашвили быстро пойдёт на дно. Дни его будут сочтены.

— И он будет знать, кому этим обязан!

— И что? У тебя нет здесь ни дома, ни семьи. Ты без проблем можешь затеряться на какое-то время. Но тебе откроется будущее!

— Как я могу верить тебе, если ты держишь меня за дурака?

— Хорошо, убедил. Конечно, за дурака. Кто из нас в молодости не таков? Но бывают дураки в янтаре — раз и навсегда застывшие в своей тупости. А бывают обучаемые. Вот ты — дурак второй категории.

— Ну, спасибо! — сказал я.

— Не за что. Итак, твоё решение?

Она почти убедила меня. Но из кабинета выскочил нервный, наскипидаренный Головлёв, увидел меня, треплющегося с бабой, принялся отчаянно трясти сложенными руками, показал на часы. И морок с меня слетел. С глаз сошла пелена.

— Нет, — сказал я.

Прекрасное лицо ведьмы исказила гримаса презрения.

— Идиот, — сказала Алисия. — Ты об этом пожалеешь, но будет уже поздно.

— Нет, — повторил я.

Не оглядываясь, ведьма пошла вниз по ступенькам.

А меня настиг Головлёв.

— Конь, ты уже целый час с девчонками треплешься. А у нас блиц-опрос! Полоса под угрозой!

Блин! Блин! Блин!

— Спасибо тебе, Димоха, — сказал я.

— За то, что напомнил?

— И за это тоже. А так мне вот эта женщина мозги пудрила. И я ведь чуть не согласился!

— В постель звала? — с непонятной завистью спросил новый босс.

— И это тоже. Но главное, я тебя увидел, и в ум снова вошёл. Вот за это спасибо.

Головлёв явно подобрел.

Я действительно был ему благодарен. Ведь если даже шарлатан Василашвили умел задурить голову гипнозом, то эта ведьма — совершенно точно владеет более продвинутыми техниками. И я только что чуть не повёлся на сказочки, чуть не подставился. Фуф! Отвело!

***

На столе в кабинете по-прежнему лежала трубка. Коротких гудков не испускала. Я поднёс её к уху. И тут же услышал народного артиста:

— Алё! Алё-о! Молодой человек, вы ещё здесь?

— Конечно, — сказал я, назвав его по имени-отчеству. — Я слишком сильно вас уважаю, чтобы бросить трубку. Это было бы хамством по отношению к вам — моему любимому с детства артисту.

И вот тут этот сварливый старик поддался.

— Это… это правда?

— Мне даже, знаете, помолчать в вашей компании — уже великая честь. Вы… вы где-то там, наверху. И я счастлив уже тем, что слышу ваш голос.

— Э-э… кхм… Так что вы хотите знать?

Когда я, записав ответ, положил трубку, мне аплодировали. И Проблеск, и Гыргылхыр, и Лысый. Уважительно кивал головой Головлёв. Лишь Кукурьев индифферентно сидел за столом, погружённый в свои думы.

— Ты хочешь сказать, что реально взял комментарий у этого старого мудилы? — завопил Проблеск.

— Это пик недоступности, — добавил Лысый.

— Ну, да, — сказал я. — Ну, так получилось, парни.

— Качать Коня! — рявкнул Проблеск.

— Не качать! — отрезал Головлёв. — Пусть опрос сдаст, а потом качайте его, сколько хотите.

***

Ровно в три часа Кукурьев подскочил из-за стола, будто подброшенный пружиной. За ним сорвались и все наши. В кабинете остался один лишь я. Мне-то, только в пятницу принятому на работу, совершенно точно ничего там, в окошке, не светило.

Я поднял телефонную трубку, набрал мобильный Илоны.

— Алёу! — В её голосе была настороженность, но и какая-то эмоция, показавшаяся мне ожиданием хороших новостей.

— Я больше не бомж, — сказал я.