Вот послушайте, в народе говорят: «Знал бы, где упаду — соломки бы подстелил». Поэтому послушайте. Возможно, эта история послужит вам той самой соломой, которой не оказалось у меня.
Такую историю вам больше нигде не расскажут. Ничего подобного не проходят ни в школе, ни в училище. Не скажу за институты, но в учагах — точно нет. В учагах вообще не до историй. Там в приоритете практика.
В моей шараге практические занятия по работе на токарном станке вёл препод с погонялом Пальчик. В начале каждого занятия, проведя перекличку и выдав нам задания, он вставал возле доски, подняв руки на уровне плеч ладонями к нам. Как будто сдаётся в плен. Затем он произносил: «И главное — соблюдайте технику безопасности».
Он говорил это громко, с расстановкой, с ударением на каждом слове, и слегка взмахивая руками с растопыренными пальцами. Глядя на это, некоторые студенты закрывали рты ладонями, пряча улыбки. Кто-то отворачивался или смотрел в пол. Каждый раз во время этой короткой речи мы давились от смеха.
Дело в том, что число пальцев на его руках было меньше положенных десяти. И число это с каждым нашим курсом всё уменьшалось, а к выпуску вообще приблизилось к нулю.
Сейчас-то мне понятно, что беспалый препод вполне осознанно тыкал в нас своими культяпками. Суровый показательный пример. Жёсткая самоирония.
Но тогда мы с него дико угорали. Мол, какой он тупой, и не понимает, что выглядит, как идиот. Да и вообще — раз за разом отчекрыживать себе пальцы. Это ведь даже не наступить снова на те же грабли. Это всё равно, что поставить возле них стул, сесть на него, и топать ногой по граблям, как по педали барабанной бочки, получая черенком по морде снова и снова.
Есть такое выражение: «Техника безопасности написана кровью». Смысл этого высказывания в том, что все когда-либо написанные инструкции по безопасности имеют под собой реальные прецеденты.
Существуют правила, инструкции и предписания. По типу:
Инструкция по технике безопасности номер такая-то при работе на станке таком-то.
Подпункт номер такой-то:
Запрещается помещать пальцы или посторонние предметы между сопряжениями шестерёнчатых валов непосредственно во время их вращения, а также при их полной остановке, предварительно не отключив электропитание агрегата.
Когда читаешь такое, казалось бы, очевидное и нелепое предписание, то можешь быть уверен: когда-то, где-то, какой-то несчастный бедолага ткнул своим пальцем в эти вращающиеся с бешеной скоростью шестерни, и остался без этого самого пальца. А то и вовсе без целой руки.
Именно благодаря этому неизвестному мы теперь знаем, куда не надо совать пальцы. Даже немного обидно за него, покалеченного и забытого.
Вот Ньютон, например, словил яблоком по голове — открыл закон, названный в его честь. Сэр Исаак, конечно, молодец, но ведь кому-то проломило камнем череп, и благодаря ему изобрели защитную каску. Вот бы правила охраны труда тоже носили имена своих первооткрывателей. Это было бы справедливо.
«Запрет имени оторванной по локоть руки Степанова». Или «Требование обожжённого кислотой до костей Осипова». «Предписание раздавленных в лепёшку бетонной плитой Смирнова-Тодоренко».
Хорошо, когда есть правила и инструкции. Плохо, когда их нет.
Плакаты по технике безопасности висели на каждой стене в учажной мастерской. Не думаю, что Пальчик их не видел.
На корпусе закреплённого за мной токарного станка кто-то нацарапал: «Пальцы туда не СУЙ, куда не стал бы совать свой. . .» Пальчик сточил последнее слово напильником со словами: «Мат в учебном заведении недопустим. Но сама мысль верная».
На этом самом токарном станке я выстругал свою первую пару барабанных палок. Втихаря от Пальчика, само собой. А потом этими палочками выстукивал свои дроби, ди-биты и бласт-биты.
Ладно, ладно. На самом деле тупо лупил ими по кастрюлям с тазами дома, да по парте в шараге. Ну и по самому токарном станку тоже. Естественно, предварительно его отключив, согласно ТБ.
С этими палками мы просто не расставались. Заткнутые за мой ремень с клёпками, они сопровождали меня повсюду. На занятия и просто на прогулки. На тусовки. Особенно на тусовки, где есть тёлочки. Ведь девчонки тащатся от музыкантов. Как тут не повыделываться?
На одной такой тусовке мы с Юлей и познакомились. Вращая между пальцами барабанную палочку, я подкатил к ней и выдал что-то в духе: «А ты знаешь, что только барабанщик может кинуть две палки сразу?»
Вместо ответа она стала надувать из жвачки большой розовый пузырь. И я уже было подумал, что меня отшили, но когда пузырь лопнул, она коротко хохотнула: «Прикольно».
Она сказала, что видела меня раньше. Ведь её отец ведёт практику в моей шараге.
Вот так и получилось, что Пальчик стал моим тестем. Он стал для меня «папа». Я же для него так и остался «придурком с патлами». А ещё «торчком вонючим».
Так, вот тут уточним: никакой я не торчок, если что. И я не торчал. Никакой ханки, винта или хмурого. Ничего тяжёлого. Так, планчик, бухлишко, таблетосы. Не торчал, потарчивал.
Сейчас даже русскоязычные рок-музыканты в открытую поют про кокс и герыч, а рэперы читают про шмаль. Но тогда, в ещё не до конца издохшем совке, если ты потарчиваешь — ты деклассированный, антисоциальный элемент.
Когда ты потарчиваешь, все «хотят для тебя добра». Каждый норовит тебя перевоспитать. И папа Пальчик взялся за моё воспитание с особым усердием. Не проявив, впрочем, никакой оригинальности. Всё согласно традиционным родительским инструкциям. Которые состоят больше из вопросов, чем из рекомендаций.
Универсальная родительская инструкция «Как нужно жить по-людски».
Пункт 67430987621:
Ты же себя убиваешь. В гроб загоняешь натуральным образом. Это всё музыка твоя наркоманская и дружки твои наркоманы. Подальше тебе от этого надо держаться. Тебе совсем на нас плевать?
И вот Пальчик выходит на пенсию, и прихватив с собой любимую дочку и непутёвого зятька, возвращается в свой родной город Черноволжск — жопу жоп и дыру дыр.
Пункт 8765098127:
И долго ты намерен на чужой шее сидеть? Работать кто будет? А жильё своё ты собираешься искать?
Как следствие, тесть пристраивает меня, «да так, что по гроб жизни теперь в долгу», токарем на Черноволжский механозавод. Помимо копеечной зарплаты, этот завод выдаёт своим работникам комнаты в общежитии. Наше с Юлькой семейное гнёздышко — каморка три на три на первом этаже общаги. Из удобств матрас на полу и общий душ с туалетом в конце коридора.
Подпункт 34854509800:
Ничего-ничего. В тесноте, да не в обиде. Все так живут. Зато ничего лишнего.
Всё лишнее осталось в Питере. Там остались мои самопальные сломанные барабанные палочки. Самопальный, но вполне рабочий бульбулятор. Остались там и друзья наркоманы, и наркоманская музыка вместе с плакатами наркоманских групп на стенах.
Сейчас у нас на стенах отстающие обои в цветочек, поверх которых одиноко висит календарь с Памелой Андерсон в образе из «Спасателей Малибу».
На этом календаре пара дней в каждом месяце обведены и закрашены в сердечко. Обведены юлькиной рукой фломастером красного цвета.
Тут мы переходим к следующему пункту родительской инструкции.
Пункт 98487409543231:
Часики-то тикают. Детей пора завести, как все нормальные люди. Чтоб стакан воды было, кому подать. И мы внуков хотим понянчить. Чтоб семья полноценная была, ребёнок нужен. Чтоб всё, как у людей.
Сердечками в календаре отмечены периоды Юлькиной овуляции, которые она скрупулёзно высчитывает.
И вот наступает «сердечный» день. Двадцать пятое июля — овуляция у Юли. Это значит, что мне сегодня не нужно кидать две палки, если вы понимаете, о чём я. Достаточно одной, но прямо в цель, без промахов. А ещё мне надо соблюсти спецпункт инструкции тестя:
Как дитя делать соберёшься, трусы свои под подушку положи. Так полагается, чтоб пацан родился. Внук мне. Наследник.
Короче, сейчас в этой тесной комнатушке мы не просто чпокаемся, мы делаем тестю внука. Наследника моих дырявых труханов.
Окно нараспашку. Термометр, прибитый на его раму, показывает плюс тридцать. И это несмотря на то, что солнце уже давно село. С улицы доносятся пьяные голоса и гогот — под окнами синячит компания. Вместе со звуками попойки в комнату проникает табачный дым. Он смешивается с запахом пота наших тел и ароматом поддельного Opium'а, которым Юлька полила себя после душа.
Мать моих будущих детей стоит на матрасе на четвереньках, вытянув руки вперёд и положив подборок на подушку.
Юлька называет эту позу «Потягивающаяся тигрица». Кто-то надоумил её, что эта позиция лучше всего подходит для зачатия. Миссионерская — ни то ни сё, а наездница вообще не алё, всё вытекает.
И вот моя большая кошка, моя тигрица стоит раком на матрасе, а я пристроился позади неё. Но пристроился не так, как можно было бы подумать. Я играю с киской моей киски своей рукой. Сложив пальцы на манер пистолета, оттопырив большой и выпрямив указательный, ввожу его в Юльку. Вынимаю и ввожу заново. Держу неспешный ритм, без резких движений. Разогреваю жену, подготавливаю. Она постанывает и чавкает жевательной резинкой. Звук обычно бесящий, в смысле чавканье, но сейчас очень даже в тему.
На самом деле, Юльку не нужно разогревать. Она уже вся мокрая, почти течёт. Давно готова.
Подготовка нужна мне. Потому что у меня немного вялый. И моя вторая рука как раз над этим работает.
Блин, мужики захотят меня забить за это камнями, но я всё же открою один секрет. Милые женщины, если ваш мужчина затягивает с прелюдией, это, к сожалению, не потому, что он горит желанием доставить вам удовольствие. Девяносто девять мужиков из ста ненавидят предварительные ласки, и с радостью засадят вам прямо на сухую. Так что, если ваш партнёр развлекает вас рукой так долго, что вы успели вздремнуть, или орудует языком, да так, что за уши не оттащишь, знайте — у него просто вялый. Солдат к бою не готов. И в девяносто девяти случаях из ста причина совсем не в вас.
В моём случае причина в косяке, тайком выкуренном с час назад. От травки иногда бывает подобное. Ну а чего такого? Не родится же у нас трёхглазый ребёнок из-за одного косячка? Это же натур продукт, в конце концов. Мне просто нужно немного времени.
Жена между тем разогналась не по-детски. Делает толчки задом навстречу движениям моей руки. Внутри она вся прямо горячая. Стонет громко. Вот хитрюга, решила кончить заодно. Хотя для зачатия её оргазм вовсе не требуется. Ну и ладно, для родной жены не жалко. Наращиваю темп.
Говнари под нашими окнами насилуют расстроенную гитару и орут «Группу крови». Так себе саундтрек для секса. Вот Энигма — другое дело. Секс под Энигму даже лучше, чем под «Nothing else matters» Металлики. Под Энигму не трахаются, под неё занимаются любовью. Энигма и свечи, женщины от этого прутся. Немного романтики нам бы не помешало в данный момент.
Но прямо сейчас моя потягивающаяся тигрица вот-вот кончит под Цоя. Это чувствуется. Когда ты какое-то время в браке, ты знаешь все эти маленькие сигналы тела жены.
Работаю рукой очень старательно. Палец выходит полностью и залетает обратно до упора. Юлькина писька издаёт звук, похожий на выпук. Ну вы знаете такое. Это когда во время фрикций воздух попадает во влагалище, а потом выходит наружу со звуком пердежа. Поначалу, когда вы только начинаете встречаться, девушки очень этого стесняются. Спустя какое-то время вы оба над этим ржёте. А когда вы уже в браке, вообще не обращаете на это внимания. Вот и я тогда не обратил.
Шпарю так, что уже затекло запястье и пальцы свело — не разогнуть. И вот тут-то это и происходит — ХЛОП! — лопнул пузырь жовки у Юльки во рту. От неожиданности засаживаю указательный палец так глубоко, что большой касается копчика жены. Тигрица издаёт свой тигриный рык, протяжный, низкий. Не совсем так, как стонут женщины в порно, но тоже очень сексуально. Она прямо вопит. С треском рвёт ногтями матрас, из которого грязным пухом летит набивка. Её вагинальные и ягодичные мышцы сокращаются настолько сильно, что прямо зажимают мой палец внутри. Не без усилия вынимаю его, и несколько мгновений тупо пялюсь на свою руку.
Смотрю на свои влажные от Юлькиной смазки пальцы, сложенные в пистолет, будто это реально пистоль, из которого я стрельнул жене прямо в пилотку. Даже не пистолет — бластер-оргазмастер. Правду говорят, что мужик не импотент до тех пор, пока у него есть язык и хоть один палец.
На улице заржали и заулюлюкали, услышав Юлькин бурный оргазм. В раскрытое окно полетели фразочки типа: «Да, чувак! Красавчик! Сделай её, мужик!» Эти крики меня раззадоривают. Чувствую, что солдат рвётся в бой.
Если женщины любят ушами, то мужчины любят ушами до одури. Сделайте мужчине комплимент про его бицуху, и он разомлеет. Скажите: «Ого!», потыкав пальчиком ему в пресс — он у ваших ног. А уж намёк на то, что он мачо — афродизиак похлеще любой Виагры.
Смотрю на жену. Она слегка качает бёдрами, виляет задом. Мол, давай уже, засаживай. Тяну ноздрями воздух, пропахший заносимым с улицы табаком и планом. Набираю полные лёгкие, и чуть ли не с разбега вхожу в неё.
Толчок, толчок, ещё толчок.
На правой руке у Юльки татуировка. Колючая проволока, опоясывающая бицепс. Как у Памелы Андерсон на плакате. Сейчас такие татухи, посиневшие и поблёкшие, считают зашкварными партаками. Но тогда, на фоне популярности «Спасателей Малибу», это смотрелось очень смело и круто. Юлёк с тату выглядела настоящей оторвой. Когда ей набивали эту колючку, она даже не поморщилась. Ни звука не издала. Сидела и подмигивала мне, надувая розовые пузыри из жвачки. В то время, как я обычно под татуировочной машинкой извиваюсь, словно уж на сковороде. Любой татуировщик скажет вам, что слой эпидермиса у женщин значительно толще, чем у мужчин. Да и вообще, женщины терпеливее к боли и выносливее вцелом.
Ну хорошо, терпеливая и выносливая. Сейчас получишь. Толчок, ещё толчок.
Хватаю Памелкину, вернее Юлькину татуированную руку за запястье, и заламываю ей за спину так, что кисть едва ли не дотягивается до лопаток. Памела тихо всхлипывает. То-то же. Пусть не забывает, кто в семье ебёт и кормит.
На самом деле, Юлька совсем не похожа на эту Голливудскую актрису. Уж грудь точно не такая. Но спустя какое-то время в браке, бывает, представляешь себе всякое. Ну так, чтобы разогреться.
Вот я и разогреваюсь. Ладонью подпираю свою поясницу. Так делают мужики в порно, словно у них болит спина. Хотя, может и правда болит, после сотни-то дублей. Почему я это делаю? Потому что так делают актёры в порно.
Мужики вообще любят изображать из себя актёров. Разных крутых парней. В детстве — Шварценеггеров и Ван Даммов из боевиков. А в зрелости — безымянных типов с радикулитом из порнухи.
Толчок, толчок, толчок.
Юлькин попец подпрыгивает в такт. Подтянутый, упругий. Ещё не размякший и не отвисший после родов. Наслаждайся, пока есть. С оттяжкой шлёпаю ладонью по заднице, почему-то покрытой холодным потом. Ну держись, мамаша. Сейчас узнаешь, кто тут папочка.
Мои движения жёсткие и амплитудные. Выхожу из Юльки полностью, так, что мой конец оказывается весь наружу, и тут же резко засаживаю его обратно. Воздух выходит из жены, но я тут же загоняю его назад очередным грубым толчком. Вдобавок охаживаю ладонью по ягодицам, от чего они уже стали цвета сердечек в календаре.
Алкашня под окном дерёт глотку, а я деру свою детку. Долблю, как отбойный молоток. Бешеный перфоратор. Вот-вот кончу. Жена это чувствует. Она слабо хлопает себя ладонью по отбитому заду. Это наш условный знак. Так она напоминает мне — не вынимать. И никаких порно штучек, типа спустить на сиськи или на лицо. Всё внутрь. Всё в дело.
Маякнув мне, Юлькина рука опадает на матрас. После своего оргазма жена вообще какая-то вялая. Мне, конечно, нравится её податливость, но она уж совсем как тряпичная кукла. Не издаёт ни звука. Даже не постанывает. Кожа ледяная. Только внутри Юлёк тёплая и мокрая, иначе можно было бы подумать, что у меня секс с покойницей.
Ладно, пора это заканчивать. Пусть они получат уже своего дитя. Сына, внука, наследника — кого угодно. А потом дружно от меня отстанут.
И вот тут это происходит во второй раз. Разглядывая буфера Памелы на календаре, вынимаю член из жены. И махом засаживаю назад. По самое не балуйся. Так, что моя мошонка шлёпает Юльке по бритому лобку. Второй тигриный рык громче первого в разы. Он просто оглушительный. Мне даже показалось, что стёкла оконные задрожали. За окном тоже что-то орут и аплодируют. Я спускаю.
Юлька буквально сползает с моего конца и заваливается боком на матрас.
С чувством выполненного долга потягиваюсь и придумываю предлог, чтобы смыться из комнаты и дунуть ещё косячок.
— Чур, я первый в душ. — говорю я и встаю на ноги, хрустнув коленками.
Растирая затёкшие суставы, говорю:
— Юльча, ты живая там? Или я тебя до смерти задрал?
Нет ответа.
Жена лежит, свернувшись калачиком? и держится руками за живот. Поза потягивающейся тигрицы превратилась в позу эмбриона. Её волосы, покрытые клочками набивки из матраса, закрывают лицо.
Снова опускаюсь на коленки рядом с ней.
— Юль?
Касаюсь ладонью плеча с колючей проволокой и едва не отдёргиваю руку. Кожа огненная. Всё Юлькино тело горит и колотит мелкой дрожью.
— Юль! Юля!
Убираю волосы с её лица, и взглянув на него, падаю с коленок на задницу.
В полумраке чернеет провал широко раскрытого рта и белеют глазные яблоки на выкате. Почти из орбит. Жена хватает ртом воздух. Но не как рыба. Скорее, как собака — мелко и часто. Только язык не вывален изо рта.
Вскакиваю на ноги, спотыкаюсь на ровном месте, падаю, встаю.
Свет. Нужен свет. Куда делся выключатель? Куда? Да вот же он, прямо под календарём. Щелчок. Яркая вспышка. После полумрака хиленькая лампочка слепит не хуже солнца. Когда глаза привыкают, проступает изображение. Набивка из матраса по всей комнате. На самом матрасе — мои рваные скомканные трусы, две вмятины от моих коленок и моя жена. Которая лежит без движения, и не моргая глядит в одну точку своими вытаращенными глазами.
Стоя в полный рост, на мгновение зависаю. А потом снова начинаю метаться по комнате. Шарахаюсь от стены к стене и трясу своим ещё не до конца опавшим членом, на котором висит мутная белая капля с моими несостоявшимися детьми.
На улице снова заржали. Должно быть, меня хорошо видно в раскрытом окне с включенным светом.
Тогда ещё не было Ютуба и телефонов с видеокамерой. Иначе бы вам попалось видео с названием вроде «Голый обдолбыш со стояком носится по комнате».
В этом видосе голый обдолбыш с прокуренными мозгами ищет телефон.
Телефон.
В комнате общежития.
В конце девяностых.
«Очень тупой обдолбыш. Ржака. Смотреть до конца».
А дальше этот видос становится похожим на какой-то артхаусный фильм.
... продолжение следует...
