Тайна пхурбы (часть 1)

Я стояла, почти уткнувшись носом в стеклянную витрину в одном из залов Оружейной палаты Московского Кремля. Со стороны могло, наверное, показаться, что у меня множественный оргазм от созерцания холодного оружия: щеки пылают, слюни текут, зрачки расширены, речь спутанная... Да, я не просто так стояла, я еще и бормотала с присвистом громким шепотом. Ну, а как иначе? Вот же он. Ключ к миллионам.

А началось все с бабушкиной пневмонии.

***

Мамин звонок отвлек меня от приятного во всех отношениях планирования собственного отпуска. А что такого? Туристическое лето почти закончилось. До старта продаж новогодних туров еще как до луны. Девочки отлично справляются в конторе и без меня. И потом: 21 век на дворе. Если что, я и из недр Средиземного моря успешно забронирую всех страждущих, куда бы они там не собрались. И вообще. Я всегда уезжаю в начале сентября слегка отдохнуть и похулиганить. И мама все это отлично знала. Поэтому и включила нежно-просящий тон.

— Лерочка! — Пффф, она меня с детсадовского возраста так не называла, что ж стряслось-то, подумала я и включилась в игру.

— Да, мамита, как твой радикулит и папины нервы?

Но мама мяч не отбила. Она действительно была расстроена и явно нуждалась в моей помощи.

— Ба в больнице.

— О, Господи! Что стряслось?

Стряслась двусторонняя пневмония. Врачи обещали, что все будет хорошо, но столь глубоко пожилому человеку требуется уход и пригляд, после того, как ее выпишут из стационара. Мои супер-занятые родители не придумали ничего лучше, как отправить меня в сиделки к Ба.

В принципе я ничего против Ба не имела. Наоборот, именно она всегда меня поддерживала в самых бредовых начинаниях и, если что-то вдруг не получалось, не заводила обычную для взрослых пластинку «а я тебе говорила»... Но Н-ск? Вместо итальянский пейзажей?

Так я, Валерия Селезнева, хозяйка преуспевающего туристического агентства и по совместительству детектив от бога, совершенно неожиданно для себя самой оказалась в Н-ске — скучнейшем приволжском патриархальном городке моего далекого детства.

***

— Аглая Селиверстовна, любезнейшая, не изволите ли откушать? Your brunch is coming, — навесив на себя подобие улыбки, я ввалилась в комнату Ба, стараясь не рухнуть под тяжестью серебряного подноса, усиженного разными вкусностями. Одному Богу известно, как мне не просто было с этой готовкой. Гугл я весь перегуглила. Ма, великую кулинарку, довела почти до истерики в поисках рецептов того, чем бы можно было накормить и так-то капризную Ба, а в период восстановления от тяжкой болезни совсем не желающую ничего есть. А доктор велел — и полезно, и питательно, и с кладезем витаминов. Забыл только написать инструкцию, чем конкретно, и как это все в нее впихивать.

Селиверстовна храпела тихонько и всем своим видом давала понять, куда бы мне пойти вместе с бранчем.

«Ну, и ладно, ну, и пожалуйста», — злорадно подумала я про себя, ума хватило не вслух, и твердо пообещала скормить Ба весь поднос в ужин. Зато у меня теперь появилось официальное окно в исполнении сиделкиных обязанностей. Чем я стремительно и воспользовалась, отбыв к мусоропроводу на лестничной площадке на перекур.

От приятных мыслей о море, я все-таки собиралась его навестить, как только Ба станет лучше, меня отвлек звон бьющейся посуды. Расстояние до двери в нашу квартиру я преодолела со скоростью реактивного лайнера. Но нет. Поднос в первозданном виде по-идиотски таращился на меня с пуфика в коридоре, где я сама его и бросила, а Ба по-прежнему безмятежно спала.

Я вернулась на площадку. Звук, так меня взволновавший, доносился из соседней квартиры. И дверь почему-то была приоткрыта. Ну, как было не сунуть туда нос?

Конечно, я раз сто спросила, есть ли кто дома, покричала «ау» и «у вас тут не заперто», но женщина, которую я обнаружила на кухне, так увлеченно колотила тарелку за тарелкой об пол, что отреагировала на мое появление только после того, как я тронула ее за плечо.

Милая улыбка, заготовленная заранее для знакомства, как-то сама собой с меня сползла, испугавшись перекошенного лица соседки. Она была в ярости. Нет, не расстроена, не удручена, не испугана. От лютой злобы, ее обуревавшей, хотелось спрятаться под стол, надолго.

— Кто? Кто вы такая? Как вы сюда попали? — глаза почти сорокалетней довольно миловидной поджарой дамы начали приобретать свой естественный серый цвет, а перекусанные в кровь губы попытались перестать трястись.

— Ээээ, видите ли... Я... Я из 45 квартиры. Курила у мусорки, услышала шум. Подошла к вашей двери, а она открыта.

Дама, пошарила рукой по карманам в поисках сигарет, не нашла. Я протянула ей свои. Она жадно затянулась, закашлялась, смяла сигарету в пепельнице и тут же прикурила новую.

— Меня Лера зовут. Я внучка Аглаи Селиверстовны, — попыталась навести мосты я в надежде, что странная соседка расскажет-таки, с чего вдруг она столько посуды перебила. — Может, вам помощь какая нужна?

— Валерия, благодарю. Ванечке вы не поможете. Со всем остальным я вполне в состоянии справиться самостоятельно, — дама сделала такой жест рукой, который любой другой на моем месте воспринял бы как «до свиданья, иди своей дорогой». Любой, но не я.

— А вас как зовут? Давайте я помогу вам осколки собрать? Вон как у вас руки дрожат. Где у вас веник?

— Зоя. Зоя Николаевна меня зовут. — Похоже дама взяла себя в руки, в голосе явственно зазвучали железобетонные нотки. — Ванечку арестовали. За убийство. Прошу вас, Валерия, идите к себе, мне нужно побыть одной.

— Ванечка — это ваш сын?

Серые глаза снова начали подергиваться предгрозовой мутью. — Ванечка — это мой ученик. Всего доброго. И захлопните дверь за собой как следует.

Именно в этот момент я поняла, что Зоя Николаевна безбожно врет.

— Ба, Ба! Кто такая эта Зоя, соседка твоя? — в припадке любопытства я влетела в опочивальню в надежде, что бабушка уже проснулась. Но нет. Будить ее ради удовлетворения своих низменных потребностей мне показалось совсем уж неприличным, и я на цыпочках и в печали попятилась в коридор.

— Профура! — неожиданно раздалось из кровати.

— Ба?

— Зойка твоя — профура! Ишь, как глазки-то разгорелись. Поди подробностей хочешь? Я много чего про нее знаю. Городок-то у нас маленький. Бабки на лавочке лучше ваших этих энтернетов сплетни разносят. Чего ты там на подносе-то приносила? Ежли чего вкусненькое, расскажу, так и быть. А нет, не обессудь!

— Запеканка? Сама ешь свою запеканку. Коньячку нету? А чего такого? Сосуды расширяет. У меня слабость после больницы. Хороший коньяк очень придает сил. Так твой дед, Лёра, говорил. А он был очень умный человек.

Так как в коньяке было категорически отказано, Ба пришлось согласиться на бутерброд с красной рыбкой и чашечку кофе. «Проклянут, меня проклянут. И доктор, и Ма! Кофе вместо протертого геркулеса». Но мне до смерти хотелось узнать всю подноготную бьющей посуду соседки, и я задвинула сопротивляющуюся совесть куда подальше.

Взяв с Ба страшную клятву, что она никому не расскажет о наших кулинарных бесчинствах, я подоткнула ей подушки поудобнее и устроилась в изножье кровати в ожидании обещанного рассказа.

***

«Года три назад Зоя объявилась в городе. Никто не знает откуда. Кто говорил, она местная, вернулась домой после долгих странствий по нашей необъятной родине, кто — что она из этих, как их, из даунов, у которых деньги берутся из ниоткуда, а сами они сидят на берегу моря и картинки рисуют».

— Дауншифтеров, — поправила я Ба. Та поморщилась: — Будешь перебивать, вообще ничего рассказывать не буду.

«В общем, Зоя — художница. Устроилась на работу в местную школу учителкой рисования. Кружки, там, какие-то вела, приобщала молодежь к прекрасному. По выходным маячила с мольбертом на высоком волжском берегу и даже устраивала выставки детских работ в городском драмтеатре.

Сначала местные очень живо обсуждали, как это она на учительскую зарплату квартиру в дорогом районе снимает. "У нас же тут очень престижно и богато!" — Ба многозначительно возвела глаза к потолку. Обедает часто у всех на виду в хорошем ресторане. Да и одевается не как положено скромной учителке.

Так к единому мнению и не пришли. Одни считали, что она проматывает наследство состоятельных родителей, а другие, — что ее содержит какой-то миллионер. Кто такой, правда, не выяснили. В городе с миллионерами было туго. Не муж точно. Во всяком случае официальный. Варя из школьной канцелярии подтвердила. Нету у нее в паспорте никакого мужа.

А потом случилась эта история с Ванечкой».

Тут я навострила и так распухшие до размеров спутниковых тарелок уши.

«Ты же помнишь Нинку? Нинку Озерову? Она живет в поселке, где мы все время дачу снимали. На хлебозаводе работает. Муж у нее, Колян, знатный автомеханик. Дед твой, царствие ему небесное, все машину у него починял. Ну, вспомнила?»

Не помнила я никаких нинок и колянов, но, чтобы не бесить Ба, утвердительно покивала головой.

«Так вот, Ванечка. Сынок их. Мы тут грешным делом думали, что Нинка нагуляла его где-то на стороне. Они с Коляном приземистые такие, чернявые. А Ванечка — красавец! Высоченный блондин с зелеными глазами. Вот он скорее на Зойку-то и похож, на профуру эту... Да и талантами явно не в этих родителей пошел. В школе один из лучших. Директриса уж так им гордилась, так гордилась! То на этот конкурс пошлет, то на тот. О нем даже в газете областной писали.

И как бы ничего, гордились Ванечкой родители. Думали инженером будет. Или там строителем. Отцу в автосервисе с научным подходом помогать будет. Ан нет. Сбила его с панталыка Зойка-то. Окрутила».

— Ба, ты чего такое говоришь-то? Она старше его лет на двадцать.

— Всяко в жизни бывает, Лёра. Но у них в другом смысле роман случился. В художественном.

— Это как?

— А вот так. Внушила она парню, что талант у него, Пикассо будущий растет. Или даже Рембрандт. Пейзажи да этюды все с ним по лесам рисовала. Настроила так, что мальчик в Строгановку собрался.

— Да что ж в этом плохого-то?

— Тебе, можт, и ничего. А Нинка с Коляном на стенку лезли. Не понять им было, что за профессия такая, художник. Как с нее кормиться? Семью содержать? Да и Зойку эту невзлюбили они сильно. Нинка даже к Манане бегала, думала учителка магией какой приворожила их сыночка.

— Манана?

— Ой, да подружайка моя, Машка Наимян, ее-то ты точно не должна забыть, армянка с шикарным бюстом и оперным голосом, на пенсии в гадалки подалась. И вот ведь чудно, народ толпами к ней повалил. Поднялась Машка-Манана, особняк себе за городом купила, важная стала. Теперь и не заходит ко мне поболтать, так, по телефону с новым годом поздравится и все на этом.

— Ба, не отвлекайся!

— Я и не отвлекаюсь. Манана Нинке-то сказала, что жизнь парня с художествами связана не будет, но отведет его от искусства оружие, пистолет. Не знаю уж, с чего ей это привиделось. Да только несчастные родители не придумали ничего лучше, как после школы сдать сына в армию. Уж как Зойка не прыгала, не размахивала какими-то картинками, которые она, якобы в Строгановку отправила, а их там с восторгом приняли и ждут Ванечку с распростертыми объятиями на экзамены. Ничего не сработало. Николай стукнул кулаком по столу, Ваня не посмел ослушаться, ушел служить.

— Так он в армии сейчас?

— Да нет. Вернулся, вот, весной. Повзрослел, заматерел. Устроился в наш Драмтеатр декоратором. Снова про Строгановку заговорил. Уж не знаю, поступал ли в этом году, поступил ли. Квартиру снял, не стал жить с родителями. Как уж Нинка-то убивается, не передать словами. Думает, снова Зойка намутила, порчу на парня навела.

Я на радостях ублажила Ба еще парой бутербродов, вручила ей пульт от телевизора и помчалась, куда бы вы думали? Правильно. В театр. Благо мчаться было недалеко, пару кварталов. Ба соскучиться не успеет, я уже вернусь.

***

В театре мне повезло практически сразу.

До вечернего спектакля оставалось пара часов. Артисты уже рассредоточились по гримеркам. Зрители еще не подтянулись. А весь обслуживающий персонал вынужденно скучал по своим местам. Выбрав издалека самую на вид сговорчивую гардеробщицу и вооружившись всем имеющимся обаянием, я двинулась собирать нужную мне информацию. Начать, правда, пришлось сильно издалека.

— Добрый день! Я — Лера, внучка Аглаи Селиверстовны!

— Простите? — приподняла пенсне гардеробщица.

Так, жаль! Не все в этом городе знают мою бабушку. Попробуем с другого края.

Представившись московской журналисткой, пишущей об уникальном явлении мировой, не побоюсь этого слова, культуры — драматическом театре уездного города, ведущего свою историю с начала 19 века, помнящего великих актеров и актрис, дорожащего каждым, кто имел честь в нем когда-либо работать от гардеробщицы до декоратора, буквально через час я знала все.

В этом театре, как и в любом храме искусства, имелся свой серпентарий.

Все мужские роли не важно в каком спектакле и какого возраста играл некогда блистательный, а ныне подуставший и постаревший Гарри, в просторечье Игорь, Замков. Актрисы на главные женские роли отбирались через его постель. Надо отдать Гарику должное, он ценил не только красоту и пропорции, но и лицедейский талант. Всех, в том числе и главного режиссера театра, Андрея Дмитриевича Грыжевского, такое положение дел устраивало. Ровно до той поры пока его дочь не выпустилась из театрального училища.

Юная, совсем не лишенная способностей, Василиса, понятное дело, рассчитывала на ведущие роли в театре отца, плевать хотела на престарелого премьера, как, собственно, и на прим. Барышне хотелось играть, блистать и собирать овации. Замков прилюдно и, очевидно тайно, исходил слюной, оказывал девушке мыслимые и немыслимые знаки внимания, что в театре, что за его пределами. Грыжевский метал молнии. И тут, как чертик из табакерки, появляется наш скромный декоратор Ваня, который помимо сногсшибательной внешности еще и начитан, и умен.

То, что Ваня влюбился в Василису, знали все. Ответные чувства вызывали некоторые сомнения. Но оно и понятно, учитывая уровень снобизма папы-режиссера, которому вряд ли мог понравится мезальянс с сыном автослесаря. Если Василиса и отвечала Ване взаимностью, то втайне от обслуживающего персонала. Зато все видели, как Замков вился вокруг Василисы, не обращая внимание на мрачного главного режиссера. Который не придумал ничего лучше, как свести Гарика и дочь в одном спектакле. Возможно, он решил наконец показать, кто в доме хозяин, и таким вот опосредованным способом указать приму его место.

Вчера как раз давали ту самую пьесу. В конце представления героиня Василисы стреляет в коварного и подлого предателя. Предатель падает замертво. Занавес. Охапки цветов. Бурные овации. Обычно. Но не вчера. Вчера пулей, выпущенной из пистолета Василисы, был убит Замков. Ваня взят под стражу. Потому что готовил реквизит он, и кроме него заменить театральный пистолет настоящим было некому. Да и мотив, мотив!

Продолжение следует...