Я знаю три слова. Три матерных слова...
Накануне прочёл пост вк известного екатеринбургского драматурга и режиссера Николая Коляды. Цитирую:
«Звонит журналистка только что из "Областной газеты" из Екатеринбурга:
— Николай, завтра день борьбы с нецензурной лексикой и у нас в доме журналистов...
Тут я её перебил и сказал:
— Знаете, что? Я вас сейчас просто пошлю! Пошлю на три буквы!
Кинул трубку и полчаса ходил по номеру в гостинице и матерился.
Вот хоть ты сдохни, хоть ты на Луну слетай, хоть ты Нобелевскую премию получи, хоть ты что, но ты там, в этом городе, будешь ненавидим всеми, и останешься Колей Колядой, которого артистом выгнали за пьянство из театра и который, как им известно, в своих пьесах матерится.
Пьес они не читали, спектаклей не смотрели, но они в этом уверены.
Им, чтобы написать, или рассказать, или порадоваться за театр из Екатеринбурга, что так идут гастроли моего театра в Москве — да ну, зачем, кому это надо?!
А в день нецензурной лексики они меня, блядь, вспомнили.
Б..., на х..., с..., еб...., пи..., уё ...
Других слов у меня нету».
Так, благодаря Коляде, я узнал, что есть, оказывается, в календаре такой как бы «праздник» — Всемирный (!) день борьбы с нецензурной лексикой. Подобные «праздники» придумывают где-то в недрах ООН. Отмечают ежегодно 3 февраля. Я загуглил дату, и — о, Боже! — на меня вывалилось аж с три десятка свежих статей по теме. Посмотрите — убедитесь сами. И это только в наших российских СМИ. Журналисты-то, оказывается, не спали, а готовили к дате серьезные материалы о том, что такое русский мат, и почему с ним нужно бороться. Вот, из Ебурга попытали даже Коляду. А он их взял и послал.
Однажды, лет 15 назад, со мной произошел такой случай. Я сидел в летнем уличном кафе со своим другом. Мы что-то выпивали и разговаривали, как водится, матом. Причем довольно громко. И тут к нам вдруг подсела пожилая женщина богомольского вида и стала искренне убеждать нас, что материмся мы зря. Потому как всё это сатанизм, и мы притягиваем к себе тёмные энергии, всяких чертей из нижнего мира. Там вот, где-то в подполе живут барабашки, и своей матерщиной мы открываем им двери в своё сознание. Не надо материться всуе. Всё это может плохо кончиться.
Ну, я, естественно, вообразил себя самым умным, включил выпускника филфака и стал объяснять старушке, мол, всё, что она говорит, на самом деле — ерунда полнейшая: слово на букву «е» изначально означает «бить», то есть это стёртая метафора. Слово на букву «х» — другая стёртая метафора, «х» — это по-славянски игла, хвоя, вообще, то, что протыкает. Слово на букву «п» — звукоподражание (от «пись-пись»). Слово на букву «б», строго говоря, матом не является, означая, опять же, всего лишь гулящую женщину (от «блуд, блудить»). Так что ничего страшного! Ну а то, что из этих четырех корней наш гениальный народ создал целый матерный язык, так слава ему за это и хвала!
Старушка посмотрела на меня, словно на больного, повторила свою мантру про то, что матом я призываю в свою жизнь демонов и прочую погань, и в конце концов эта нечисть меня погубит. Потом я об этом разговоре благополучно забыл, а вспомнил, когда один мой товарищ по работе рассказал жуткую историю про своего брата. История — абсолютно реальная. У его брата стала отсыхать рука. Вот, сохнет, и всё. То есть в буквальном смысле сохнет. Вот так беда!
По каким только врачам-хирургам он не ходил, те только руками разводили. Наконец один, самый вменяемый доктор, посоветовал, как это у нас называется, обратиться к бабке. Дескать, «попытка — не пытка. Хуже не будет». Поспрашивали знакомых, нашли ведунью где-то в Порховском районе, о которой ходили слухи, что реально помогает. И вот эта самая бабка руку вылечила. А просто пошептала что-то (заговоры или молитвы), покрестила, святой водичкой покропила и сказала: иди, милый. Денег не взяла. Сказала: если всё будет удачно, потом отблагодаришь. И брат пошел на поправку! Рука у него заработала. Через месяц был здоров. А то уж думал: руки лишился. Потом ездил к этой бабке — крышу ей ремонтировал. Вот тебе и сила слов, живая магия! Поневоле задумаешься.
Ну, я и вспомнил про ту богомольную старушку в кафе. И стал материться поменьше, не то чтобы совсем, но... стараюсь не злоупотреблять. К тому же признаем сами для себя простую вещь: в быту мат звучит чаще всего отвратительно. Вот идут подростки и на всю улицу орут матом, друг перед другом выё...ся. Звучит всё это грязно, оскорбляет слух. Всё-таки не зря придуманы законы, запрещающие материться в общественных местах.
Другое дело — искусство. Здесь я остаюсь поборником свободы слова, в том числе и матерного. Как лихо всё начиналось в 90-ые! Когда отменили цензуру, к нам пришла другая русская литература. Помню, какое ошеломляющее впечатление на меня произвел «Это я — Эдичка!» Лимонова. Потом были Юз Алешковский и Довлатов, Венедикт Ерофеев и его младший однофамилец Виктор. Пошли переводы Генри Миллера и Чарльза Буковски. Художники-акционисты выложили из своих тел сакральное слово из трех букв на Красной площади. Вышли первые матерные фильмы Кончаловского и Учителя. В театре появились спектакли с матом — упомянем того же Коляду. На видео — так называемые «правильные переводы» Гоблина-Пучкова. Возник феномен группы «Ленинград». И так далее.
Русское искусство успешно осваивало новые языки, в том числе и матерные, чему немало способствовал интернет. И вот — на тебе! — в 2014-м году Госдума, с подачи сходящего в гроб кинорежиссера Станислава Говорухина, приняла тот самый пресловутый антиматерный закон, и логично продолжила всё, что тогда происходило со страной. А с 1 февраля 2021 года нам вроде как запретили материться в соцсетях.
Кто сейчас об этом помнит? Все, кто не прочь или право имеют, разумеется, продолжают материться в меру своих талантов и возможностей. Тут, как и всегда на Руси: строгость законов компенсируется необязательностью их соблюдения, но, по сути, единственная неподцензурная территория, которая нам осталась — это русская литература, упакованная в целлофан и с обязательным предупреждением: «18+ Содержит нецензурную брань». Из последних удач здесь, на мой взгляд, — роман Михаила Елизарова «Земля» и перевод на русский романа «Серотонин» Мишеля Уэльбека.
Закругляя тему, скажу: я знал человека, который разговаривал матом удивительно интеллигентно. Это были вроде бы те же самые слова, но звучали они как музыка. То есть — да: не все так однозначно, и меры по фактическому запрету мата в искусстве нашей страны кажутся мне чрезмерными. Хватило бы и возрастных ограничений, как в Америке. Если тебе 18+, можешь смотреть Тарантино в переводе Гоблина. Ну, хорошо, так уж боитесь за нынешних инфантилов, установите ограничитель 21+. Вот и всё! А то ведь, ей богу, смешно: водку пить, трахаться и воевать можно, а мат слышать на концерте — нельзя. И без этих глупостей у нас хватает лицемерия.
-
-
-
В Серотонине разве был мат? Что-то не запомнилось.
И пользуясь случаем, хочу заявить, что группа Х Забей на голову выше коммерческой группы Ленинград.
-
-
Книга, значит, отличная, что запомнилась не наличием мата. Сцена, когда ГГ собирался застрелить ребёнка, просто шикарно прописана. Меня чуть до нервного припадка не довела (преувеличиваю, конечно).
1 -
-
Каких только праздников не понавыдумывают. Странно читать рассуждения о вреде и пользе мата на литературном сайте, хотя написана статья отлично, читается легко. Но вот содержание… Сам автор, заявляя о возрастных ограничениях употребления мата, не лицемерит ли? Я категорически против мата в любом его проявлении. Всегда делаю замечание, если кто-то рядом употребляет подобные слова. Хочу тоже поделиться историей из жизни. Сыну было года два. Соседка безуспешно пыталась научить его материться, но в нашей семье это не принято, поэтому ребенок никак не хотел произносить б…ь. Приходит однажды эта любительница поматериться и хвастается своими новыми фотографиями в роскошном купальнике. Показывает сыну и спрашивает: «Никита, это кто?» На что ребенок ей ответил: «Б…ь» Обиделась.